Я все скажу - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, поэт встречался с контрреволюционерами. Да, обещал написать и издать антисоветские листовки (не написал и не издал). Да, взял от участника заговора деньги – аж двести тысяч рублей (согласно дотошной справке при посмертной реабилитации эту сумму посчитали эквивалентной 5 рублям и 60 копейкам образца 1913 года). Нет, он не организовывал теракты, не выходил на демонстрации и не стрелял виновных по темницам.
Но приговор – высшая мера наказания – привели в исполнение на рассвете 25 августа 1921 года.
Говорят, Агранов лично присутствовал на казни.
Золотой перстень с сердоликом и иудейскими буквами остался в личной собственности Агранова.
Он пока не знал, что это за кольцо и откуда оно взялось, однако звериным, революционным нюхом чуял: перстень не просто побрякушка, он нечто важное и очень, очень ценное – возможно, мистическое.
Агранов постановил для себя непременно поднять историю перстня и постичь его смысл. Притом золотое кольцо он хранил в служебном сейфе и никому, ни домашним, ни сотрудникам ЧК, не показывал.
Наши дни
Загремели ключи.
– Просыпаемся, руки за спину! На выход!
Сонного и обалдевшего от сна в одежде Богоявленского повели куда-то по коридору, а потом по лестнице вниз. «Будем надеяться, что не в подвал, расстреливать». Открыли дверь и ввели в камеру.
Она была пуста, там имелись две шконки, поднятые к стене, а также стол и подле него – два привинченных к полу табурета. «Сейчас допрашивать будут, – подумалось поэту. – Уже рассвело, начался новый день».
Но он не угадал. В камеру вошел молодой хлыщ, в прекрасном костюмчике, с кожаным портфелем. Представился:
– Я Артем Соловаров, адвокат.
– Вас Кристина наняла?
– Да, от вашего имени.
Адвокат улыбнулся поэту и пожал ему руку. Даже эти два простых человеческих действия – улыбка, рукопожатие – подействовали на Богоявленского успокаивающе.
– Времени у нас не так много, поэтому я вам сразу обрисую ситуацию. Сегодня состоится суд, который будет избирать вам меру пресечения. Разумеется, наша позиция: чтобы эта мера не была связана с ограничением свободы. Сидеть вам в СИЗО хотя бы два месяца совершенно не с руки. Поэтому вопрос первый: вы чем-нибудь власть нашу гневали?
– Нет. Противуправительственных стихов не писал, на демонстрации не ходил, на пикеты тоже.
– Это очень хорошо. А теперь расскажите мне, как на духу, в чем же вы провинились, что вас взяли с роскошного банкета да в вонючую камеру засунули?
Богоявленский понял, что надо поведать правду. К адвокату он проникся доверием – да и что ему оставалось делать? Нет, он не стал рассказывать историю ab ovo[26] о пушкинском кольце, своем интересе и одержимости этой вещью. Просто сказал, что перстень ему понравился, и он имел намерение его украсть. Для того и познакомился с Грузинцевым, хотел усыпить гостей в особняке актера и ночью подменить кольцо. После преступления спрятал самодельный перстень в собственной сумке, а затем следак нашел в ней же печатку оригинальную. И о тщательно вымытой пробирке, оставленной на виду в ванной, поведал.
Молодой человек слушал внимательно, задавал наводящие вопросы.
Когда поэт закончил, протянул:
– Конечно, все у нас нынче отдается на усмотрение судьи, но я лично никаких оснований для содержания вас под стражей не вижу. Будем бороться за подписку о невыезде, но домашний арест также не исключен. Сейчас они, конечно, проведут первый допрос. Ни в коем случае ни в чем не признавайтесь. Предъявить вам практически нечего, разве что кольцо с пальца убитого, оказавшееся у вас в сумке. Но это легко бьется, потому что жилое помещение, в котором вы располагались в доме Грузинцева, на ключ снаружи не запиралось, проникнуть в него и подложить вам в сумку печатку мог любой из присутствовавших. Что за пробирка в ванной – вы представления не имеете. А почему у вас еще один, точно такой же на вид перстень оказался – вам очень понравился тот, что вы увидели на пальце у актера в день, когда познакомились, и вы решили изготовить точную копию. И на день рождения в особняк его брали, чтобы похвастаться, – да потом передумали.
Очень поддержал Богоявленского стряпчий! Когда после него в камеру в подвале пожаловал вчерашний следак – успевший, впрочем, переодеться, побриться и отдохнуть явно в более человеческих условиях, чем поэт, – задержанный отвечал ему скупо, просто и как по писаному. В основном: «Нет» и «не знаю».
Потом тот попыхтел, заполняя протокол, дал прочитать и подписать – и ушел, явно раздосадованный. Богоявленского опять вывели из камеры, потом из отделения и усадили в автозак: слава богу, одного. Еще полчаса езды по запруженным подмосковным дорогам.
Затем – красно-кирпичное здание суда, и там его встретил все тот же его адвокат Артем.
В небольшой комнатке стряпчий повторил для судьи все те же аргументы: причина смерти Грузинцева пока не установлена, кольцо, снятое у него с пальца, мог подложить в вещи Богоявленского любой гость особняка. К тому же задержанный – всемирно известный поэт, книги его выходили во Франции, Польше, Латвии и даже в Японии, он член Литфонда и Пен-центра, имеет постоянное место жительства и работы, а намерений скрываться от следствия, напротив, у него нет.
В ответ на логичную речь адвоката судья вынес решение о мере пресечения: «Подписка о невыезде и надлежащем поведении».
Богоявленскому вернули по протоколу вещи и деньги, и под вечер он вышел на крыльцо Одинцовского суда почти свободным человеком.
Вызвал такси и потащился по вечерним пробкам с юго-запада Подмосковья к себе на северо-восток, в поселок Красный Пахарь.
Позвонил Кристине: «Спасибо за адвоката. Сколько я тебе должен?»
– Свои люди, сочтемся. Машину я к тебе домой перегнала, кошку накормила. Ключи от твоего дома у меня, когда привезти?
– Сегодня сможешь?
– А ты не слишком вымотался в своих тюрьмах?
– На тебя у меня сил хватит.
– Вот дурачок. Хорошо, приеду. Тебя ведь, наверное, и покормить надо?
– Не откажусь.
И сразу после разговора на заднем сиденье такси Богоявленский снова вырубился: тяжелым, глубоким сном. Почти без сновидений.
История перстня – глава восьмая.
Прошло 109 лет с момента его явления.
Октябрь 1929 года.
Москва, СССР
Якову Сауловичу Агранову дружить с поэтами-прозаиками-режиссерами по должности было положено. Он ведь секретно-следственную часть ОГПУ возглавлял. Вдобавок – интересно было. Приподнимало его. Вот, скажем, Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Всемирно известный режиссер. Гастролирует со своим театром по странам буржуазной Европы и в Северо-Американских Штатах, да с огромным успехом.
Или Маяковский. Любимейший советский поэт. Вся молодежь его обожает. Какие