Горец. Вверх по течению - Старицкий Дмитрий

— Его сиятельство собственной персоной… И уже лейтенант… Интересно. За какие такие заслуги его произвели раньше срока?

— Наверное, за вовремя украденную идею, — ляпнул я и осекся: язык мой — враг мой.

Вахрумка посмотрел на меня и ничего не сказал, только покачал осуждающе головой. Или мне так показалось.

— Когда ты успел ему подкинуть идею кидать бомбы с дирижаблей?

— Еще на перевале, господин инженер-майор, помните, над нами точно такой дирижабль проплывал. Еще вся работа в батальоне тогда встала.

— Да, припоминаю что-то… Но при чем тут граф?

— Вот тогда я и подумал, что с такого грузоподъемного аппарата можно легко разбомбить все наши позиции, которые мы настроили на перевале. И высказал это вслух. А рядом со мной, кроме этого юнкера, никого не было тогда.

— Подойдем поближе, фельдфебель, послушаем этих хвастунов.

— Господин инженер-майор, осмелюсь спросить: а в королевской армии свои дирижабли есть?

— Опять что-то придумал? — Весь его вид показывал: за что мне это наказание?

— Есть идеи, только я бы не хотел, чтобы слава досталась графу. Лучше уж вашему королевству.

— Есть у нас пара разведывательных аэростатов с одновинтовой машиной для корректировки огня артиллерии, но они намного меньше этого аппарата. И грузоподъемность у них слабая. Дирижабль не может поднять в воздух груз больше половины собственного веса… — И тут инженера что-то озарило. — Есть еще один недостроенный. Сугубо экспериментальный. Но с начала войны на него перестали отпускать субсидии.

— А можно мне будет на него посмотреть?

— Всё. Молчи, фельдфебель. Все такие разговоры потом, — оборвал меня Вахрумка, потому что мы уже подошли к свите.

Летуны гордо отчитались перед генералами об «уничтожении полевых объектов бомбардировкой с воздуха, что является абсолютной новинкой в военном деле и может быть с успехом использовано против превосходящего врага для остановки его наступления».

Но тут вылез вредный Вахрумка и попросил летунов показать на плане, куда они целились, когда бросали свои бомбы. Вахрумку поддержали генералы. И капитан — старший из команды дирижабля нехотя начертил на его схеме три кружочка.

— А вы с большей высоты бомбить можете, капитан? — спросил его генерал артиллерии. — А то на таком расстоянии с такой малой высотой цели я собью ваш пузырь с третьего шрапнельного выстрела. С этой вот позиции. — Он похлопал рукой в перчатке по казеннику трофейной пушки. — Две сотни метров как раз подходящая высота для срабатывания вышибного заряда.

— Осмелюсь доложить господин генерал, — отчитался покрасневший капитан, — с большей высоты бомбить полевые позиции можно, но соответственно возрастает рассеивание падающих снарядов и снижается точность бомбометания.

— А если по вашему аппарату, капитан, залпом выстрелит целая рота, а то и батальон? Что тогда? — это уже генерал пехоты вставил свои пять копеек. — С двухсот метров даже косорукие солдаты по такой большой цели не промажут.

— Ваше превосходительство, — четко ответил командир дирижабля, — мелкие дырки от пуль не нанесут большого вреда летательному аппарату. Даже если весь батальон и попадет в баллон, то у нас все равно останется положительная плавучесть и мы сможем уйти на безопасное расстояние. Небольшой ремонт, и мы снова в строю.

— А если они будут стрелять по гондоле управления и выбьют весь экипаж? На таком расстоянии это вполне вероятно, — не отставал от него пехотный генерал.

— Тогда мы все умрем за нашу родину со словами верности нашему императору, ваше превосходительство, — вылез с ответом инженер-лейтенант граф Клевфорт.

— Никто не сомневается в вашей храбрости, лейтенант, — оборвал его генерал Штур.

— Лучше пойдем смотреть причиненные вами разрушения на месте, — предложил генерал пехоты и, как бы раскаиваясь, обратился к Штуру: — Если вы не против, конечно, как приглашающая сторона раскрыть, так сказать, тайны вашего сюрприза.

— Я только «за», — ответил генерал-адъютант короля и повернулся к воздухоплавателям. — И вы все за нами, не отставайте.

Летуны, наверное матеря про себя всех возможных генералов на свете, поперлись за свитой в грязь в своих щегольских ботинках с крагами. На что сухопутные офицеры только посмеивались — им в сапогах было все нипочем.

На позициях все выглядело откровенно жалко. А воткнутые в мелкие воронки шесты наглядно показали чудовищный разброс попаданий, да еще вдалеке от того места, куда воздухоплаватели целили. В сами траншеи попали только три бомбы, да и то, вероятно, случайно. И одна такая даже не взорвалась. Вообще неразорвавшихся снарядов оказалось почти четверть от сброшенного количества.

— М-да… — заявил полковник с Западного фронта. — Не умеете пока.

— Господин полковник! — пылко воскликнул граф Клевфорт. — Все дело в несовершенных терочных запалах сбрасываемых снарядов, но мы работаем над их усовершенствованием.

— И поэтому бомбите с двухсот метров, — кивнул генерал артиллерии. — Иначе они у вас в воздухе взрываются. Понятно… Лучше бы вы усердно работали над взрывателем, который срабатывает при ударе о землю. С моряками посоветуйтесь. У них давно есть такие взрыватели, что даже при соприкосновении с водой срабатывают. Им они не нравятся, а вот вам в самый раз пойдут.

— Будет исполнено, ваше превосходительство, — граф вскинул руку к козырьку.

— Кобчик, — заметил меня генерал Штур и подмигнул мне левым глазом, — а ты что про это все скажешь?

И генерал обвел рукой рассматриваемые комиссией позиции.

— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, у меня пока нет дельных мыслей, так как я не знаю всех возможностей этого дирижабля, — вытянулся я в струнку. — Но, судя по оставленным воронкам, инженерно оборудованные полевые позиции инженер-майора Вахрумки с честью выдержали и это испытание. Бомбы весом меньше пятидесяти килограммов и применять по ним не стоит. А учитывая поражение манекенов, очевидно, что осколочное действие от примененных бомб практически никакое. Даже слабее шрапнели. Пока это просто выброс ресурсов на ветер. Но это мое личное мнение, экселенц, которое может быть и неправильным.

Штур угукнул в ответ и покатал сапогом неразорвавшийся чугунный шарик.

— Это что? Гранаты из старых арсеналов времен республиканской революции у соседей? — грозно спросил он летунов. — От медных гладкоствольных пушек?

— Ничего другого нам не дали… — развел руками воздухоплавательный капитан.

— Начинка — черный порох?

— Так точно, экселенц. — На командира дирижабля стало неловко даже смотреть.

— Так, — подвел итог Штур. — Бомбардировку укрепленных позиций с воздуха до появления нормальных снарядов считаю преждевременной. Нечего врага смешить.

Генералы с ним согласились, а полковников с летунами никто и не спрашивал.

О как оно! Нажил я сейчас врагов себе с этим Штуром на пустом месте. Как пить дать. «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Гениально сказано.

16

Я все же проявил твердость и убедил Вахрумку отправить моих мажоров в нормальный учебный лагерь на курс молодого бойца, чтобы хоть как-то привести их в военное состояние без постоянного ручного управления с моей стороны. Штаб все же воинское образование, а не детский сад. Прибегнул даже к шантажу: либо моя нормальная ударная работа с его наставлением по полевой фортификации, либо мне самому дрючить мажоров до кондиции, а это отнимет почти все мое время. А иллюстрации для граверов я и сам могу начертить. Легко. Особенно в отсутствие любимого личного состава.

Показал ему еще свой проект переоборудования чертежного бюро кульманами и прочей новой оргтехникой, что также требует времени на внедрение. В месяц как раз уложусь при должном финансировании.

Но закралось у меня подозрение, что вопрос с мажорами решился быстро и относительно легко только потому, что приезжие имперские генералы выразили Штуру свое неудовольствие по поводу их внешнего вида и возмутительного гражданского поведения. О чем с недовольным видом тот при случае выговорил мне же как мою недоработку. Так что по горячим следам Штур охотно наложил на мое прошение свою грозную резолюцию. И, как я подозреваю, почти все разборки с их влиятельной родней взял на себя.