Дом на Монетной - Вера Морозова

— Завтра… Завтра доставим. — Канатчиков толкнул ногой доски. — Может быть, бочку прихватить?

— Давайте, не помешает.

Трое вышли последними

Казалось, такие игрушечные проулки и дома, прикрытые утренним туманом, существуют только в сказках. Дома в два окошка с вросшими в землю наличниками и покосившимися крылечками. Лавочки, скрытые бузиной, в зеленых чешуйках. Узенькие тропки к дому в один кирпич. На всем чернота от копоти и толстых слоев пыли, чернота от времени и дождей.

Мария Петровна осторожно шла вдоль улочки, зажатой заборами. Бил косой дождь, по-весеннему теплый и липкий, от которого не спасал старенький зонт. Крупные капли падали за воротник жакета, застилали глаза. Доносился звук колотушки да ленивый перебрех собак.

В тишине журчала вода по желобам, глухо ударялась по распухшим кадкам. Послышались-голоса. Мария Петровна осторожно открыла калитку, слилась с черными стенами забора. Всхлипывала грязь под копытами, виднелись расплывчатые силуэты.

— Есть кто? Выходи!

— Есть, есть, ваше благородие! — Грязь зачавкала громче, показался сторож с колотушкой. — Никаких личностей не обнаружил…

— Смотри не дрыхни! — Жандарм перегнулся в седле. — В эти чертовы закутки и не заедешь… Проверим через часок…

И опять захлюпала грязь. Сторож чиркнул спичкой. Лениво зевнул, перекрестил рот. Мария Петровна смотрела на его оплывшее лицо, подсвеченное огоньком. Дождь загасил спичку. Сторож ударил в колотушку и медленно двинулся вперед, заглядывая в окна, залитые дождем.

«Пронесло! — облегченно вздохнула Мария Петровна, вытирая мокрое лицо. — Словно сошли с ума: весь город заполонили патрулями, караульщиками…» Заскользила быстрее, опасаясь напороться на жандармов. Капли дождя все сильнее и сильнее били по лицу. Огляделась. Кажется, дорога правильная. Третий проулок от станции. У дома корыто под желобом. Значит, здесь. По желобу весело плескалась вода, оставляя пенистые пузыри. Калитка поддалась легко, без скрипа. Женщина прошла по тропке к дому, прикрытому косой пеленой дождя. Постучала трижды, отрывисто, торопливо. Приоткрылась занавеска в крайнем окошке. Робкий свет закачался на чахлой рябине, припавшей к забору. На крыльце вырос человек. Мария Петровна переступила порог. Глаза с трудом привыкли к темноте. Дверь закрыли на засов, провели в горенку.

— Ба, знакомые все лица! — рассмеялась Мария Петровна. — Святая троица!

— Жаркий денек… — Воеводин крепко пожал руку. — Все ушли, осталась наша троица.

— А сколько ушло?

— Восемь троек… Как говорили, каждая через двадцать минут.

Мария Петровна подошла к столу. На клеенке разложены афиши, отпечатанные на гектографе: рабочий с красным знаменем звал на первомайскую демонстрацию. Мария Петровна провела рукой по шершавой бумаге, задержала взгляд на фигуре рабочего.

Потрескивали дрова в русской печке. Попахивало дымком и чуть подгорелым хлебом. Пожилая женщина старательно размешивала клейстер большой ложкой. Воеводин раскладывал листовки, поплевывал на пальцы.

— Зря рискуете, Мария Петровна! — сказал с укором. — Сами справимся… Как братва налетела на листовки, афиши брали с бою!

Работали споро. Листовки рассовывали по карманам пиджаков, афиши убирали за пазуху:

— Предельная осторожность! Город переполнен казаками, словно ожидают бунт… Еле добралась… Патрули… Дворники… Шпики… — Мария Петровна, обхватив тряпкой чугун, начала разливать клейстер по жестяным банкам.

Кажется, предусмотрели все. В банках через ушки продели длинные шнуры. Из-под ремней топорщились щетиной плотные самодельные кисти. Порядок твердый и проверен неоднократно: первый старательно намазывает клейстером заборы, второй нахлобучивает листовки, третий прикрывает отряд, рассовывая воззвания под двери домов.

— Афиши развешивайте по самым людным местам… Намазывайте гуще, чтобы сдирать было труднее. — Мария Петровна говорила негромко. — Доберитесь до Верхнего базара: день праздничный, наверняка народу соберется много… Да и соборы рядышком — богомольцы повалят. Листовки расклеивайте по рабочим кварталам и на виду. С типографией худо, жаль, если труд пропадет попусту.

Воеводин взял кисти для клейстера, потрогал щетину. Его напарник, черноглазый паренек, через плечо повесил банку с клейстером, натянул дождевик. Отобрал кисть у Воеводина, положив в наружный карман. «Конечно, так сподручнее!» — подумала Мария Петровна. Третьим был новенький. Нерешительный, медлительный. Взглянув на Воеводина, начал торопливо рассовывать листовки под ремень. Воеводин вытащил их, хлопнул паренька по плечу:

— Чудило! А если удирать придется, что останется от твоих прокламаций… Нет, уж мажь заборы, а я пойду первым.

Паренек старательно припрятал банку. «Ничего, привыкнет!» — решила Мария Петровна, помогая ему натянуть старенькое пальто. Подошла хозяйка, сунула каждому по куску хлеба, посыпанного крупной солью, а Воеводину еще и луковицу.

— Что ж! Через десять минут можно выходить! Да, а по том домой… Мало ли что может случиться — хозяйка подтвердит: спали и к смутьянам отношения не имеете. — Мария Петровна задумалась и спросила: — А клея-то хватит?

Воеводин заглянул в свою банку, присвистнул, покрутил головой:

— Правда… Мы же не визитные карточки оставляем, а афиши с приглашением на маевку! Клейстеру кот наплакал. Добавляй, Петровна!

Старушка засуетилась. Подбросила поленце в печь, начала кипятить воду, чтобы заварить клейстер. Воеводин подсел поближе к огню, закрутил цигарку.

— Хороший сегодня день! Демонстрация! Листовки! — Голос звенел от радости.

Мария Петровна взяла листовку, повертела, краска оставляла жирный отпечаток на руках, читала вслух:

— Товарищи!

Оглянитесь кругом себя! 1 Мая, весна, природа разорвала оковы зимы и теперь торжествует победу над холодом и мраком. А рядом наша жизнь, серая и неприглядная, наша родина — смрадная душная тюрьма, где миллионы рабов-тружеников задыхаются в тисках произвола и невежества!

Тем ближе, тем дороже нам этот день.

— Здорово… Весна… Природа разорвала оковы… — Воеводин мечтательно подпер подбородок рукой. — Вот только про цепи капитализма нет ничего…

Мария Петровна потрепала его по вихрам. Поправила очки и вновь послышался ее ровный спокойный голос:

— …В России капиталистический гнет сильнее, чем в других странах: его поддерживает более могучее правительство, правительство самодержавное. Уничтожение этого правительства есть первый шаг к освобождению русского пролетариата. На демонстрации в честь 1 Мая мы открыто заявим: «Долой самодержавие! Да здравствует народное правление! Да здравствует политическая свобода!»

В России голод и безработица: одни работают до изнеможения, другие благодаря этому не находят заработка. Мы потребуем: «Работы безработным».

Саратовские рабочие решили отложить празднование 1 Мая до ближайшего воскресенья. Приглашаем вас, товарищи, все саратовские рабочие и ремесленники, приглашаем всех, кому дорога свобода и справедливость и ненавистно зло и насилие, на демонстрацию 5 мая в 12 ч. дня на Соборную площадь. Пусть приниженные рабочие гордо поднимут свою голову, пусть голодные труженики бросят укор сытым тунеядцам, пусть все бесправные потребуют себе прав!

Воеводин вслушивался в такие знакомые и каждый раз новые слова. Конечно, эти драгоценные листовки нужно расклеивать наверняка и непременно на полицейское управление, неподалеку от Липок. Рискованно. Только бы проскользнуть мимо гауптвахты, а там следи за часовым: зазевался голубчик у полосатой будки, а ты в то же мгновение бац листовку намертво на двери полицейского управления. Пускай утречком побесится господин полицеймейстер! Пока Марии Петровне ни слова, а то…

— Смотри, Воеводин, без лихачества! На двери участков листовки не наклеивай! А к полицейскому управлению и близ ко не подходи… — словно читая его мысли, заметила Мария Петровна.

Лицо Воеводина вытянулось. Только в карих глазах полыхал лукавый блеск. Наклонился, чтобы скрыть улыбку. Мария Петровна заговорила строже, резче:

— Не рискуй! В партии много дел, требующих настоящей смелости… Не форси! Стыдно… Кстати, перестань среди бела дня рассовывать солдатам листовки. Ребят вводишь в искушение! Александр Македонский! На Немецкой заприметил солдата, так сразу к нему бросился и за обшлаг листовку: «Почитай, служивый!» Солдат оторопел, а ты деру! Глупость одна! А если солдат не растеряется и тебя арестует? Пять лет тюрьмы! К чему?!

Воеводин почесал в затылке. Узнала все же… Плохо. Он посмотрел на Марию Петровну сбоку и понял, что рассержена всерьез… Конечно, права. Больше форсу, чем смысла. Только надоело осторожничать.