Кровные связи - Дэн Уоделл

Значит, преступник пойман…

— А какие новости у вас? — поинтересовался Дринкуотер.

— Мы нашли место, где должно состояться следующее убийство. Или по крайней мере где обнаружат следующий труп. Высотная башня над Уэстуэем. Я надеялся, что мне пришлют подкрепление.

Дринкуотер сделал паузу.

— Все силы сосредоточены тут, сэр.

— Не волнуйся, Энди. Я понимаю. Держите меня в курсе.

— Обязательно.

Связь прервалась.

— Что? — спросила Хизер.

— Они поймали кого-то. Звучит обнадеживающе.

— Ура! — воскликнула она и хлопнула в ладоши.

Фостер не разделял ее триумфа.

— Вы в чем-то не уверены?

Фостер пожал плечами.

— По крайней мере у нас наконец-то появился подозреваемый.

«Нет, — подумал он. — Я не уверен».

— Пойдемте, — предложил он, выключая мотор. — Выпьем кофе. Нам необходимо взбодриться, если мы собираемся обследовать все квартиры башни.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Время пролетело незаметно. Сотрудник библиотеки выглянул из-за двери и вежливо спросил Найджела, не нужно ли ему что-нибудь, виновато пробормотав, что через полчаса библиотека закрывается. Найджел покачал головой, постепенно возвращаясь в настоящее, и посмотрел на часы, желая убедиться, что библиотекарь не пошутил. Половина пятого.

— Разве детектив не распорядился, чтобы я мог остаться тут после закрытия? — осведомился он.

— Неужели вы полагаете, что я стал бы обращаться к вам, если бы поступили подобные распоряжения?

Найджел нашел телефон и позвонил Фостеру. Сообщил, что библиотека закрывается через тридцать минут.

— Сколько вам еще надо времени? — проговорил Фостер.

— Я читаю о последнем дне суда, думаю, скоро будет вынесен вердикт.

— Мы это уладим. Но не копайте слишком глубоко. У нас уже есть подозреваемый.

Как и Фостер, Найджел одновременно почувствовал радость и разочарование.

— Но мы все равно должны выяснить как можно больше, — продолжил Фостер. — Скажите им, что я попросил вас задержаться ненадолго. Вам не будут приносить новых материалов, поэтому придется обходиться тем, что есть. Пошлите мне ксерокс с самыми значительными статьями о суде, какие найдете. Но только не засиживайтесь до ночи. Есть вероятность, что завтра вы понадобитесь нам.

Найджелу это понравилось. Ему хотелось дочитать материалы до конца. Мучила мысль, что придется уйти прямо сейчас, в самом начале вечера.

Суд продолжался три дня: два выделили, чтобы сторона обвинения могла представить свою версию, полдня — для стороны защиты, ей запретили давать показания в личных интересах, и еще полдня выделялось на то, чтобы судья мог подвести итоги. Первые два дня подробно освещались в двух газетах, на которые полагался Найджел, но третьему дню уделили меньше внимания. Линия защиты состояла из робкого заявления об отрицании вины, сделанного адвокатом, и свидетельских показаний бывшего начальника обвиняемого, заявившего, что подсудимый отличался простым и добрым нравом. Этому материалу было уделено лишь несколько параграфов. И это все, что было противопоставлено свидетельским показаниям со стороны обвинения, в которых арестованный представал пьяницей и жестоким человеком. Если верить газетам, то суд мог вынести только один приговор.

Вечером третьего дня судья удалился, чтобы через двадцать минут зачитать приговор. Судья, без сомнения понимавший, что тем вечером информация в газеты уже не попадет, отложил решение до следующего утра. Найджел с трудом представлял, какую ночь провел несчастный обвиняемый и как он мучился.

На следующее утро зал суда был до отказа набит народом. Из двух журналистов, освещавших процесс, репортер «Новостей мира», чей стиль отличался легкостью и увлекательностью, лучше всего передал напряженность дальнейших событий.

Все взгляды устремились на скамью подсудимых. Ожидание длилось вечность, пока наконец внизу не послышался шум открываемой двери и шарканье ног на деревянной лестнице, свидетельствующих о том, что Фаэрбен шел навстречу своей судьбе. Громкий вздох пронесся по залу суда, когда зрители увидели подсудимого. Впервые за весь процесс не было слышно ни криков, ни громких заявлений. Наступила тишина. Фаэрбен, как всегда, смотрел в пол и лишь однажды поднял голову и взглянул на джентльмена из прессы, сидящего в заднем ряду. Казалось, он хотел заговорить с нами, собирался прервать свое молчание и сообщить, в каком смятении находилось его большое холодное сердце. И все же он бросил лишь этот злобный взгляд, а затем опять уставился на свои ботинки.

Появился секретарь суда, и все внимание сосредоточилось на скамье, которую должен был занять судья Макдугалл для исполнения финального действия. В зале по-прежнему царила тишина, никто не смел и вздохнуть. Было так тихо, что можно было услышать стук падающей булавки. И вдруг присутствующие словно по команде издали громкий крик. Причиной, вызвавшей коллективный возглас удивления, явился поступок секретаря. Он положил черную шляпу перед скамьей, где должен был сидеть судья. Я устремил свой взгляд к обвиняемому, чтобы проверить его реакцию на этот ужасный предмет одежды, предсказывающий ему скорый конец. Он по-прежнему смотрел вниз, наверное, изучал глубины бездны, куда скоро должно было погрузиться его бренное тело.

Судья занял свое место и спросил старшину присяжных, готовы ли они вынести вердикт. Старшина ответил утвердительно, а когда его спросили, какой именно вердикт вынесен, сообщил: «Мы сошлись во мнении, что обвиняемый виновен».

Секретарь задал обычный вопрос, не желает ли подсудимый сказать что-нибудь, прежде чем ему вынесут смертный приговор. Тот поднял взгляд и явил всему залу свое огромное лицо. И снова отовсюду послышались громкие крики. Фаэрбен впервые заговорил низким, печальным и едва слышным голосом. «Я ничего не сделал» — это было все, что смогло произнести жалкое создание.

Как обычно в подобных случаях, казнь назначили ровно через три недели после того, как вынесли приговор. Но интерес к истории не стихал. На следующий день на первой полосе «Таймс» появилась статья, где выражалась удовлетворенность приговором, а также было поздравление стороне обвинения за участие в сложном деле.

Найджел заметил еще статью об ужасном убийстве в северном Кенсингтоне. Подзаголовком «Мужчина расправился со своей семьей» находилась заметка о человеке по имени Сегар Келлог, который перерезал горло жене, заколол сына и задушил двух дочерей, прежде чем зарезаться самому. Сын, как указывалось в статье, выжил, но пребывал в тяжелом состоянии. Фамилия понравилась Найджелу — он редко встречал ее. Подобные фамилии часто давали палачам в Эссексе. Джон-киллд-хог [6]. Чтобы отличать их от других Джонов, которым давали прозвище Джон Киллхог. Столетия спустя он стал Келлогом. «Как интересно, — усмехнулся Найджел, — человек с такой фамилией вырезал семью».

Дальнейшие статьи в «Новостях мира» сосредоточили свое внимание на буднях осужденного. Статьи с недоверием относились к тому, что Фаэрбен отказался признать вину. Найджел знал, что в то время газеты и периодические издания часто делали специальные выпуски, посвященные громким раскаяниям осужденных мужчин и женщин. Высказывалось мнение, что Фаэрбен хранил тайну настолько мрачную, что не мог облегчить душу. В других статьях писали, будто он продолжал настаивать на своей невиновности и говорил об этом всем, кто приходил к нему в камеру. Его состояние описывалось как «тихое», но вместе с тем «мрачное и болезненное». В воскресенье перед казнью «Новости мира» были особенно встревожены отсутствием признания и уделили этому целый параграф. Кроме того, в статье упоминалось, что Королевский колледж хирургов подал прошение предоставить им тело Фаэрбена для вскрытия и изучения. Заявление направили в министерство внутренних дел.

Фаэрбен отправился на виселицу. Поднимаясь на эшафот, он лишь однажды споткнулся. Палач Норвуд и осужденный обменялись рукопожатиями. Фаэрбена спросили, не желает ли он произнести прощальное слово. Он повернулся к собравшимся репортерам и сказал: «Я ничего не делал». Фаэрбен умер мгновенно, тем не менее по традиции его тело оставалось на виселице еще в течение часа, после чего было снято и отправлено в Королевский колледж хирургов.

Отправив по факсу в управление все, что ему удалось найти, Найджел вышел на улицу, где сгущались сумерки, и устремился в метро. Он снова и снова прокручивал в голове подробности судебного разбирательства. В какой-то степени он испытывал сочувствие к туповатому, похожему на ребенка молчуну, понесшему высшую меру наказания. Найджелу не терпелось узнать больше, выяснить важные детали. Он посмотрел на часы и сообразил, что архивы уже закрылись. Вечером ему придется отдать себя на милость Интернета. Разумеется, информация о таких громких убийствах, процессе и обо всем, что было после него, должна сохраниться даже через столько лет.