Крысиная башня - Павел Дартс

Я и лежал, и просто перся бездумно с Eminem-а — вот это мужик!..

И тут бац! — батя сдирает с меня наушники, выхватывает ай-под, и, положив его на ладонь одной руки, другой с маху бъет в него кулаком… Ай-под, натурально, в щебень… Я подскочил, хотел наорать — но батя заорал раньше:

— Сколько можно!! Ты уходишь от жизни! Ты как наркоман!! Тебе не выжить! Ты ни о чем не думаешь и ничего не хочешь! Ты пойми!!! Это раньше можно было! Теперь такое отношение — смерть! Пойди и лучше сам вздернись, чтоб не затягивать! Сколько раз тебе говорил!!! — и прочую чушь. Что-то реально его тогда сорвало с катушек… Опять, наверное, начитался чего-то из своих дурацких «выживальщицких» сайтов! Хотя нет — интернет же колонулся… Значит — новостей наслушался, по радио… Завел себя…

Я взбесился по самое нимогу, когда увидел, что стало с моим любимым ай-подом, меня просто переклинило всего. Вся жизнь через жопу! Черт знает что творится! Прячемся, как дураки, по подвалам! В клуб не пойти! Интернета нету!..!!! И тут ОН еще ломает последнюю мою радость!

Меня аж раскачивало от ярости, я что-то орал ему, что всех ненавижу, что не хочу жить… и видел, что батя на грани того, чтобы мне не врезать по лицу… Прибежала мама и что-то тоже стала ему «втыкать», он грохнул кулаком в перегородку и ушел к Толику.

Короче, я потом весь вечер проревел в подушку. Вот такие вот у нас пошли «веселые деньки»…

А батя ходил весь следующий день мрачный и злой, и… лицо у него было красное и вспухшее, мне показалось, что он сам, наверное, плакал там, у себя.

Тяжело это все.

Жизнь вся под откос — та жизнь, что была. Я это с потерей ай-пода очень остро почувствовал. Кончилась ТА жизнь… Я ж тоже не дурак, и тоже чувствую… Не хотел бы, а чувствую.

На следующий день батя принес и кинул на диван свой маленький транзисторный приемник на батарейках.

— На, говорит — это будет теперь вечером твоя обязанность: мониторить новости по радио. Систематизировать (придумал словечко для важности, очевидно).

Старенький затертый приемничек на двух АА батарейках. Говно-говном… А что делать? Стал «исполнять обязанность»…

РЕЗИНОВЫЙ РОК

Эту девчонку трудно было не заметить, ага. Недаром у Толика сразу загорелось за нее вписаться. Она выделялась среди других женщин, хотя бы и сверстниц, как глянцевый «Плэйбой» в куче потрепанных школьных учебников. Как финский нож среди алюминиевых вилок. Как… Короче, она здорово выделялась, а мы из-за нее тогда едва не вляпались по-крупному.

Мы сидели в ресторане. Батя, Толик и я. В «кабаке», по-простому, как называли такие заведения по старой памяти что батя, что Толик. Что удивительно — в отличии от магазинов, три четверти которых стояли закрытыми, кабаки работали, и недостатка в посетителях в них не было. Цены заоблачные, расчет почти что только валютой — а вот поди ж ты. Такое впечатление, что люди торопились «скинуть» поскорее деньги, подсознательно чувствуя, что скоро деньги станут вообще мусором. А пока… Пока «все как всегда»: негромко играла музыка, приглушенный свет, снующие официантки, белые скатерти. Мэтр такой важный. Типа все как всегда — только нервозность все одно какая-то чувствовалась. Хотя бы по тому, что «дресс-кода» как такового не стало, хотя ресторан был «из порядочных», в первой десятке в Мувске, можно сказать. Были мужчины и в пиджаках, а женщины в платьях, претендующих на «вечерность»; были и парни-девки в джинсах, и в затрепанных каких-то футболках, и даже в шортах какой-то пузан прошел — раньше так не пускали, уж я-то знаю, в этом ресторане у Юрика мы год назад всем классом отмечали его 16-летие, батяня его, миллионер, не ударил лицом в грязь. До танцев еще дело не дошло, тетки еще не вылезли в центр «показывать свой экстерьер», вилять попами перед мужиками; но видно было, что уже скоро. Время такое — мужикам все некогда, потому надо поспешать…

А сейчас какая-то нагловатая компания кавказцев человек в десять заняла столики в углу и постоянно заглушала музыку гортанными радостными криками — что-то они там праздновали, поди. Сновали по залу, выходя играть через вестибюль в биллиардный зал; не стесняясь пОходя шлепнуть по попе какую проходящую женщину, — на их спутников они откровенно не обращали внимания.

«Это точно врубились, что жизненная парадигма сменилась» — как выразился наблюдавший за ними батя. Он нервничал и постоянно посматривал то на часы, то на вход — тут была назначена встреча с каким-то его партнером. Как он нам с Толиком коротко объяснил, — у того есть коттедж за городом, и с ним можно попробовать скооперироваться «для совместного выживания», как батя выразился. Вот мы все втроем его и ждали — чтобы познакомиться «предметно». Без мамы, конечно; мы — мужчины, и пришли не развлекаться, а по делу. А он не пришел. Когда то, что он не придет стало окончательно ясно, батя подпер голову руками и молча уставился в стену, временами шевеля губами, явно ведя с кем-то заочный диалог…

А мы с Толиком рассматривали публику. Как перед этим выразился батя, публика в основном «представляла из себя удачливых нэпманов нового времени, и будет с ними дальше то же, что стало и С ТЕМИ нэпманами», — деловые люди и «около того». И атмосфера царила какая-то нэпманская, как в старых фильмах — блеск и упадок, «мишура и кокаин», как выразился временно вынырнувший из задумчивости батя.

Эта девка, высокая и стройная, пожалуй что и не намного старше меня, нарисовалась в зале, когда мы уже собирались уходить. Копна рыжих волос до лопаток, на смазливой мордашке умелый макияж, джинсики в обтяжку и черная блузка — тоже, конечно, в обтяжку, и чтобы видно было поджарый животик. Ходила между столиками, иногда присаживаясь и о чем-то беседуя с посетителями. Снималась, что ли? — как несколько явно местных мочалок? Нет, не снималась — понаблюдав за ней, я видел, что она не стремится кому-то понравиться или «упасть на хвосты» чтобы покушать и выпить — она, видать, кого-то искала и расспрашивала по этому поводу. Но, черт побери, она «нравилась» и безо всяких попыток нравиться, у нее это получалось само собой — в каждом движении, в жесте, которым она отбрасывала с лица рыжую челку, в манере даже покусывать во время разговора ноготь большого пальца руки, в которой она держала усыпанный стразами мобильный телефон, — явно для понта, потому что сети сегодня весь день не было, — сквозил такой «секс-эпил», что говорившие с ней мужики чуть ли не начинали рыть пол штиблетами, как кони копытами. Вот коза, а? Ну надо вот так-то вот — сесть за столик, и разговаривая не просто сидеть, — а обязательно выгнуться в талии грудью к собеседнику так, что говорившие с ней мужчины буквально теряли нить разговора и только молча пялились на нее… А грудь-то у нее и была-то так себе — маленькая, чо они так на нее пялились; хотя и не отнять — приятная такая грудь, да… И попка — ничего такая себе, попка, надо сказать — весьма и весьма аккуратная такая попка…