Я Береза, как слышите меня - Анна Тимофеева-Егорова

- Молодец ты, пилот! Ишь в какой день разыскал.

- Давай пакет, я передам комкору.

- Нет. Я должна лично вручить.

- Почему должна? - разведчик после небольшой паузы рассмеялся громко и раскатисто. - Я принял тебя за летчика, а ты летчица. Может проводить?..

- Нет. Я сама.

- Ну, повнимательнее, - предупредил он. - Придется ползти метров сто. Вон - до того сарая. В обход по оврагу далеко, да и небезопасно: на немцев можно напороться...

Наконец, пакет передан в руки смертельно уставшему генералу. Он глянул на приказ и крепко выругался, не подозревая, что перед ним в летном комбинезоне, унтах и шлеме женщина. Где-то совсем рядом разорвался снаряд, за ним другой. Сотрясая землю, разрывы подняли столбы снежной пыли. Над головами со свистом полетели осколки, а генерал продолжал стоять в глубоком раздумье. Затем, обращаясь ко мне, решительно сказал:

- Давай так. Махни к Гречко, в пятый корпус, отвези ему мое письмо и лети в штаб фронта - привези нам рацию. Повоюем еще маленько здесь...

- Не успеваю засветло, товарищ генерал, а самолет для ночных полетов не приспособлен.

Тут последовала очередная ругань в адрес тыловиков, которые отстали от корпуса: людям и коням есть нечего. А еще рация не работает, а вчера послал в Барвенково подводу - и она пропала...

Генерал в отчаянии махнул рукой и вдруг спросил:

- А ты что простудился что ли, голос-то у тебя какой-то слабый?

- Да нет ответила я, взяла конверт из его рук и спросила: -А что передать в штаб фронта?

- Що передаты? - не разжимая зубов, проговорил генерал. Насмехаешься, желторотик? Бачь, який огонь накликал своим "кукурузником"! Останешься туточки з намы...

- Но вы приказали передать письмо в пятый корпус. Разрешите выполнить приказание?

- Улетай!..

Отыскать 5-й корпус Гречко не составляло труда, так как мне уже было известно его расположение от начальника разведки 1-го корпуса. Посадила я самолет почти посреди хутора, передала конверт и тут же улетела. На аэродром вернулась ночью.

... Кружу, знаю, что точно прилетела, но садиться остерегаюсь - как бы самолет не поломать. А темень на земле непроглядная. Хоть бы кто догадался спичку зажечь или закурить. Наконец, увидела огонек и пошла на посадку. Приземлилась благополучно, а тут и механик подоспел - помог мне самолетную стоянку разыскать. Дронов, как всегда, ждал меня, не уходил с аэродрома. Это он, едва заслышав рокот мотора, поспешил на поле с паяльной лампой. Ее-то огонек я и увидела с воздуха.

Промерзшая до костей, смертельно уставшая, я тенью вошла на КП, чтобы доложить командиру эскадрильи о выполненном задании. Он молча выслушал меня, молча подошел к телефонисту, приказал соединить его со штабом фронта.

- Разрешите идти спать?

- Разрешаю! - Булкин небрежно махнул рукой. Мне было обидно. Миновав столовую, я направилась в дом, где квартировала. Несмотря на поздний вечер, хозяйка не спала. Увидела она меня в таком состоянии, засуетилась, запричитала:

- Да где же ты так умаялась, родненькая? Попей, на молочка топленого. Согрейся, милая... - Она не могла стащить намокшие унты и комбинезон, подала теплые валенки. - А, может, на печь желаешь? Натоплена...

- На печь, - вяло согласилась я.

Хозяйка, ну точь-в-точь, как моя мама. Видимо, все мамы чем-то похожи друг на друга. Каждый раз, когда я возвращалась к ней в хату на ночлег, она усаживала за стол и начинала угощать украинским борщом и наивкуснейшими солеными помидорами. Бывало, поставит все на стол, сама сядет по другую сторону стола и начнет рассказывать уже в который раз о трех своих сыночках, воевавших где-то на Севере. Она вспоминала, как трудно ей было растить их после смерти мужа, жалела, что не успели сыновья жениться и оставить ей внучат - началась война. При этом моя хозяйка горько вздыхала, утирая концом фартука слезы, бегущие по щекам и все потчевала меня:

- Ешь, доченька, ешь. Вот и моих сыночков, может, кто пожалеет, накормит чья-то мать. А, может, и твоя!

После выпитого горячего молока я согрелась на печи и задремала. К полуночи в дверь постучали. Хозяйка, ворча, сбросила крючок и впустила в дом человека в армейском полушубке.

- Где Егорова? - спросил он.

Я узнала голос Листаревича и отозвалась:

- Я здесь товарищ старший лейтенант, на печке!

- Как ни жаль, а придется с теплом расстаться. В штаб фронта вызывают. Я пошел за машиной...

- Не пущу, -запричитала моя благодетельница. - Виданное ли дело, чтобы девчонку так мытарили! Не успела обсохнуть, отогреться, а ее опять будят. Нет парня поднять ночью- все ее да ее...

Я спрыгнула с печи, быстро оделась, взяла наган, засунула в голенище унта карту и только вышли мы на крыльцо, как подъехала машина.

Бисов хлопец

Начальник штаба эскадрильи старший лейтенант Листаревич ловко открыл дверку "пикапа" и виновато сказал:

- Извини, Аннушка, что не дали тебе отдохнуть. Срочно вызывают в штаб фронта для доклада о кавалерийских корпусах, которые ты сегодня разыскала.

Листаревич, по натуре человек очень жизнерадостный, веселый, любит пошутить, посмеяться, но в последние дни его как подменили. Он узнал о новых зверствах фашистов в его родной Белоруссии, на Гомельщине, а там ведь отчий дом, старенькие мать-учительница, отец-связист. Тяжко на душе у Константина Семеновича, но он и виду не подает. Стал, кажется, еще более энергичен, работает с удесятеренной силой. Эскадрилья наша, хотя и предназначалась для связи, но выполняла кроме связи разведку в прифронтовой полосе, розыск частей, соединений, о которых не было сведений в штабе фронта.

Начальнику штаба приходится часто оставаться за командира эскадрильи. Он с удовольствием сам бы полетел на задание - ему полеты больше по душе, чем штабная работа, - ведь он в прошлом летчик - истребитель, летал на И-16. Но подвело зрение...

У Листаревича большое хозяйство: и инженерная служба, и ПАРМ (полевые авиационные ремонтные мастерские), и техническое снабжение, и продовольственно - материальное. Начальник штаба везде успевает. Находит время и с нами, летчиками и штурманами, побеседовать. Спросить, в чем нуждаешься или просто, бывало, перед вылетом скажет, улыбаясь: "Ни пуха, ни пера!"..

В Каменск-Шахтинский, где располагался штаб Южного фронта, мы с Листаревичем приехали за полночь, и тут же дежурный ввел меня в ярко освещенную комнату. Я увидела группу генералов вокруг большого стола с картой и растерянно остановилась, не зная, кому докладывать.

- Вы летали на поиски кавалерийских корпусов? - наконец, спросил меня кто-то.

- Да, я летала.

- Покажите на карте, где находятся конники Пархоменко и Гречко.

Я приблизилась к столу - благо два командира услужливо уступили мне место. Но, к огорчению своему, я не запомнила всех населенных пунктов, где расположились кавалеристы и, волнуясь, долго водила пальцем по испещренной цветными карандашами оперативной карте. И все же район найти не могла.