Неадекват (сборник) - Максим Кабир

– Иди за мной, – говорит Жанна за моей спиной.

Вздрагиваю, роняя грабли на щебень дорожки. Оборачиваюсь, готовый поразиться, до чего бесшумно она подкралась.

Женщина стоит на балконе третьего этажа, улыбаясь и поманивая пальчиком.

Этот дом читает мысли…

Иду к подъезду, оставив инструмент там, где тот упал. Снимаю перчатки, машинально засовывая в карманы рабочей куртки.

Иду на ее зов.

Конечно, иду. Чего бы не пойти? И не потому, что она сплела в моем сознании призрачный узор, вызвавший массу ассоциаций. Узел, надавивший на болевые точки треснувшей психики. Просто я действительно хочу.

Последний раз был с женщиной давно. Ровно год назад. И совсем не с такой привлекательной, как Жанна…

Дорога на Алтай, начало лета. Придорожное кафе «У Остапа», в котором я подвизался подработать. Один из четырех поденщиков, таких же щепок в океане жизни, как я сам.

Ее звали Юлька. Симпатичная, но поношенная. Закурила вонючий «Пэл Мэл» еще до того, как я выдавил последние капли на ее дряблую жопу, сотрясаясь всем телом. Вспоминая это, понимаю, что сейчас принял правильное решение. А потому иду на призыв Жанны. Откуда-то зная, что она – это мама Алисы и бабушка Колюнечки. Вечно молодая и раскаленная, как доменная печь.

Плевать, я разучился удивляться. Я желтый пенный лимонад, в жаркий день спасающий от жажды. Я поблескивающие глаза хищника, подступающего во мгле…

Настоящее примирение с самим собой происходит, когда понимаешь – в кино о собственной жизни ты играешь далеко не главную роль. Ты на втором плане, твое имя в титрах покажут шестым или десятым, и бесполезно что-то менять.

Нельзя переспать с режиссером, дать взятку, блеснуть талантом и угодить на лучшую роль – ты всегда останешься наблюдателем второго плана. Несуразным, некрасивым, милым и очень преданным спутником главного героя. Мужем героини. Твои внуки спасут человечество вместе с соседскими внуками, а ты будешь наблюдать с покосившейся веранды. Твой напарник вытащит ребенка из горящего дома, пока ты будешь удерживать колотящуюся в истерике мать. Твой отец улетит взрывать астероид, а тебе останется лишь эффектно замереть на фоне серого экрана. Спасибо, что хоть не статистом сделали…

Этот дом перемалывает меня заживо.

Значит, пора обрастать панцирем.

Существа высшего порядка

Мы прислуживаем на званом вечере.

Точнее, вечер мог бы называться таковым, если бы кроме семейства за столом находились гости. Но их нет.

Прислуживаем вшестером. Недостает только Виталины Степановны, ей многочасовое стояние за хозяйским стулом не всегда по силам. Огромная столешница заставлена едой, которой хватило бы на двадцать человек. Марина постаралась, с утра строгать начала. Но к ужину приступают лишь пятеро, Гитлер еще минут тридцать назад застыл над пустой тарелкой, уставившись на колени под белоснежной салфеткой.

И еще я не уверен, что эти пятеро – люди. Дальнейшее лишь усугубляет опасения…

По такому случаю холопов причесали и переодели в черные костюмы-двойки. Не смокинги, конечно, но весьма помпезно, однообразно и строго. В одинаковых пиджаках и галстуках мы выглядим по-идиотски; исключением является разве что Эдик, чья одежда подогнана по фигуре и сидит очень ладно.

Когда мажордом дает знак, мы цепочкой утягиваемся в соседний кабинет. Там Марина торопливо указывает, что из блюд брать на этот раз и куда составлять грязные тарелки. Пустой зал с картинами на стенах забит столиками на колесах – тут печи для кейтеринга и холодильники; шкафчики с посудой, столовыми приборами и полотенцами. Мы устали, в животах урчит, от запахов кружится голова. Но все предвкушают собственный пир из объедков, потому на лицах даже мелькают улыбки.

– Пусть солнце уйдет на убыль, – многозначительно говорит Петр, салютуя бокалом, – и навсегда сгинет за горизонтом.

Ему отвечают все, и даже Колюнечка – поднимает морс. Хозяин дома делает крохотный глоток, закусывая фисташкой. Берет ее золочеными щипчиками из специальной пиалы, отправляя в рот прямо в скорлупе. Мы слышим, как та хрустит, раздробленная челюстью Константина.

Я стараюсь отвлечься.

От надменного жеманства Петра, от любопытных взглядов мальчика. От игривого прищура Жанны, взявшей за правило раз в два дня вытягивать из меня все жилы – на кровати, на диване, на кресле и просто у окна. От сосредоточенной обнуленности Себастиана, похожего на отключенного робота. От Чумы, на которого теперь не могу смотреть без содрогания. От улыбки Пашка, заискивающей и едва читаемой.

Мой внутренний мир – страна упущенных возможностей.

В ней нет гор и ущелий – только пустыня. Скорость ветра сожалений иногда достигает показателей урагана. Воспоминания не стоят и выеденного яйца, они способны принести лишь боль и уныние. Даже самые радостные. Дом это знает, а потому заставляет круг за кругом по спирали восстанавливать в памяти собственную жизнь, давая оценки и развешивая ярлыки.

В таком состоянии люди любят перебирать старые фотографии.

Вынимают из книжных шкафов альбомы, разлепляют слипшиеся от времени страницы, заглядывают во вчерашний день, поражаясь, кто потолстел, а кому лысина «очень даже идет». Иногда для этих целей служит социальная сеть, залежи никому не интересных картинок с поездки в Египет или Хорватию.

У меня нет альбомов. Единственная фотография вклеена в паспорт. И аккаунта тоже нет.

Никогда не имел собственного компьютера. Не считая «Спектрума», собранного на коленке инженером – другом отца – из сворованных с завода деталей. Помню, друг продал его бате за большие по тем временам бабки…

Что такое Интернет? Название зубной пасты? Поза из «Камасутры»? Болезнь?

Ставлю перед Жанной стальную мисочку с жюльеном. Подливаю вина, к которому она почти не притронулась. Пытается ущипнуть меня за зад, терплю и с приклеенной улыбкой несу пустую бутылку в соседний зал. Петр потягивает медовый отвар, стекающий из уголка рта. Лениво роняет в воздух, продолжая прерванный разговор:

– Обычному человеку никогда не понять существ высшего порядка. – Говорит медленно, в свойственной ему манере пережравшего сметаны кота. На лоб падает русая челка, и я как никогда хочу ударить по ней ножом. – Существ, еще сохранивших человеческие черты, но уже возвысившихся.