Почтенные леди, или К черту условности! - Ингрид Нолль

— Бернадетта была еще жива, когда ты втихомолку справлял свадьбу в Лигурии! Это называется бигамией, и мне хотелось бы знать, за какую сумму ты подкупил итальянцев.

Эвальд уставился на нас, открыв рот от удивления, после чего все-таки решил объясниться:

— Только недавно вы утверждали, что все знаете о Йоле! Но тут какая-то путаница! На такие грязные фантазии способны только две старые бабы! Не я женился, а Йола! Я выступал в роли свидетеля бракосочетания, потому что она моя дочь.

В общем, ситуация прояснилась. После свадьбы с Бернадеттой у Эвальда завелся тайный роман с одной бразильянкой, в то время тоже несвободной. Когда через несколько месяцев она призналась в беременности, он еще не мог представить себя отцом и не поверил. Дело принимало скверный оборот еще и потому, что Бернадетта тоже ожидала ребенка. Сомнения Эвальда глубоко обидели его возлюбленную, и она заявила, что не желает продолжать отношения. Тем более что муж бразильянки — ныне покойный — ни разу не усомнился в том, что Йола является его дочерью. Через два года мать Йолы вернулась в Бразилию и там, выбрав удобный случай, открыла дочери правду об отце. После этого Йола пустила в ход все средства, чтобы разыскать неизвестного отца. Она пожелала лично удостовериться в своем происхождении, и Эвальд согласился сделать тест ДНК, который бы окончательно разрешил догадки и сомнения.

— Бернадетта была очень ревнивой, и в данном случае у нее имелись основания. Она никогда не смирилась бы с тем, что я практически в одно и то же время произвел на свет двух дочерей от разных женщин. Когда она нашла письма от Йолы, началось такое… Лучше бы она думала, что это моя любовница!

Чувствуя себя пристыженными, мы с Аннелизой отвели взгляды в сторону. Что нам после всего было делать? Извиниться?

— Вероятно, с моей стороны это был смелый шахматный ход — положить Бернадетту именно в ту клинику в Гейдельберге, где работает Йола. Я и раньше искал возможнось поближе узнать свою дочь, а тут представился такой случай — я мог чуть ли не каждый вечер ездить к ней из Шветцингена. Наверное, надо было с самого начала выложить все начистоту…

Мы с Аннелизой громко вздохнули.

— А мать Йолы тебя простила? — интересуюсь я.

— Не знаю, — пожимает плечами Эвальд, — кажется, у Луизы не все в порядке со здоровьем. Скоро ей потребуется операция по замене тазобедренного сустава.

— А не пройтись ли нам немного? — предлагаю я. — Нагуляем аппетит к ужину.

— С удовольствием, — подхватывает Эвальд и за руки поднимает Аннелизу. — Девочки, вы сегодня разволновались. Уж не приревновали ли вы меня к ней?

21

В этот вечер мы опять пировали в полном составе: мы с Аннелизой, Эвальд, Моритц с Рикардой и Руди с Лукасом.

Несмотря на изысканное меню, у меня возникло ощущение, что вечер закончится провалом. Наверное, из-за того, что нас слишком много. Аннелиза говорит о чем-то своем с Эвальдом, причем так тихо, что я не могу разобрать слова, и это меня злит. Моритц с Рикардой, поначалу оживленно рассказывавшие о велосипедной поездке по шести заповедным зонам, замолчали. Даже к советам Лукаса непременно совершить экскурсию в городишко Рантум они не прислушались. Выпитое вино не помогло создать веселое настроение, напротив, я то и дело замечаю, как то один, то другой подавляет зевоту, незаметно посматривает на часы или ослабляет ремень на штанах. В итоге встали из-за стола рано и, пожелав друг другу спокойной ночи — хотя до нее еще было далеко, — разбрелись по своим номерам. Руди с приятелем сели в машину — к счастью, Лукас воздерживался от рюмки. Думаю, нашу общую усталость можно объяснить переменой погоды.

И все-таки я не сразу погрузилась в сон. Аннелиза при любой возможности ворчит, что студенты — не наши внуки и что я их слишком балую. Вероятно, она права. Наверное, надо было дать им какие-нибудь дополнительные поручения, я плачу им посуточно за водительские услуги, плюс оплачиваю еду и проживание, но, когда мы делаем остановку, им нечем заняться. Не отпустить ли их? Домой нас мог бы довести Эвальд. Правда, они очень милые молодые люди, и у меня не хватило бы духу вот так запросто кинуть их и испортить им радость от отпуска.

Я встала очень рано, тем не менее застала Аннелизу с Эвальдом уже уплетающими завтрак за столом. Они даже не заметили моего появления, настолько были погружены в беседу. Нужно было подойти к ним вплотную, чтобы они обратили на меня внимание и забыли о своих проблемах. И следующие пять минут мы говорили о погоде.

— Я уже предвкушаю долгую прогулку, — говорит Эвальд и отодвигает от себя в направлении Аннелизы ненавистное ему масло. — Нет ничего прекраснее, чем бродить босиком по песку вдоль бесконечного пляжа. И для ног нет ничего полезнее!

Я киваю. Аннелиза, правда, замечает, что пока прохладно, но она уже решила идти с нами. Мы направляемся в свой номер, чтобы подобрать подходящие туфли и кофту. Через полчаса встречаемся у выхода из отеля.

На улице пасмурно, ветрено и прохладно, однако для прогулки в самый раз. Какой отпускник вылезет из-под теплого одеяла в такую рань, разве что мы — трое пенсионеров. Минут через десять скидываем обувь. Аннелиза переживает, что мы понесемся в быстром темпе. Ее внимание привлекают то блестящий камешек, то розовая ракушка, то неизвестная птица. Через час она утомилась и предлагает устроить привал. Эвальд расстилает свою кожаную куртку, и мы устраиваемся на ней, тесно прижавшись друг к другу. Свой безобразный молоткообразный палец незаметно прячу в песок. Если с утра воздух был еще свеж, то сейчас стало даже жарко. Пахнет солью и вереском.

— Кто бы мог предположить, что погода здесь меняется так быстро? Жаль, что мы не захватили купальных принадлежностей, — сетует Эвальд, с завистью наблюдая за парочкой отчаянных туристов, которые с радостными визгами бросались в набегающие волны.

Мы сбросили кофты и свитеры и закатали брюки по колено, при этом Аннелиза обнажила варикозно расширенные вены. Эвальд ограничился тем, что расстегнул на рубашке три верхних пуговицы, чтобы не показывать всем заметно обозначившийся живот. Ногти на его пальцах пожелтели, но ему, похоже, это безразлично. Слава богу, мы захватили солнечные очки, — сверкающее море слепило и засасывало, отчего становилось жутковато.

Первой не выдержала Аннелиза:

— Плевать я хотела на купальник, хочу прямо сейчас в воду! В конце концов, это нудистский пляж! — восклицает она, скидывает брюки, блузу и кричит нам:

— Трусы!

Эвальд не смог проглотить такую обиду и, слегка смущаясь, стал раздеваться. Я последней решилась сбросить одежду, поэтому делала это в большой спешке. Какое-то безумие заставило нас забыть про стыд. Мы не разглядывали друг друга, побросали вещи в кучу, взялись за руки — Эвальд в середине — и стремительно, насколько это слово вообще применительно к нам, бросились к воде. Вода обдала ледяным холодом, так что дух перехватило, а ведь мы забежали только по колено.

— Закрыли глаза, и вперед! Через пару секунд будет легче! — на последнем дыхании выкрикивает Эвальд и увлекает нас дальше, пока нас не накрывает с головой большая волна.

Мы кричим визгливыми голосами, скачем в волнах прибоя, словно дети. По правде сказать, со стороны это просто отвратительное зрелище, и мне стыдно. А скоро будет еще неприятнее, когда мы переохладимся, и придется вылезать на берег, демонстрируя сморщенные тела. В общем, пора выходить из воды, пока мы окончательно не потеряли достоинство, дойдя до жалкого во всех отношениях состояния. Робко посматриваю на товарищей по несчастью. У Аннелизы отчетливо загорели лицо, горло, шея и руки, а тело розовое, как у поросенка. У Эвальда бронзовая грудь — результат поездки в Италию, — однако ниже пупка кожа серовато-белая, покрытая пятнами, будто грязная салфетка. Я синяя от холода. Дрожа и покряхтывая, спешим к нашим шмоткам, а полотенца-то мы не прихватили. Аннелиза громко хихикает. С нас еще капала вода, и зубы стучали от холода, а мы уже договаривались бежать наперегонки в отель, как вдруг Эвальд падает на песок, как подрубленное дерево.

Аннелиза мгновенно оказывается рядом и кричит:

— Лора, где у тебя мобильный?

Мы склонились над Эвальдом, пытаясь нащупать пульс на запястье.

— Инфаркт? — спрашиваю я более опытную в таких вопросах Аннелизу.

— Думаю, сосудистый коллапс, лучше всего влить ему сейчас какой-нибудь горячий напиток…

Пока никто не подошел, мы молниеносно надеваем трусики и бюстгальтеры. Затем внимательно осматриваем распростертое перед нами мокрое, голое и белесое тело. Золотисто-коричневый цвет лица Эвальда стал мертвенно-белым. Голени напоминают тонкие, присыпанные песком жерди. Вдвоем мы попытались натянуть на лежавшего без сознания Эвальда теплый свитер.