Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза» - Сергей Захаревич

Мы уже убедились, что подготовка к мировой войне была начата Сталиным еще в середине 1920-х годов, следовательно, у Кобы уже тогда был определенный план. Но это не мог быть «план Ледокола», хотя бы потому, что в середине 1920-х еще не существовало канцлера Гитлера (а был мало кому известный отставной ефрейтор и посредственный художник Шикльгрубер, один из руководителей партии, приход к власти которой мог в то время разве что привидеться в дурном сне), а перспективы европейской гегемонии подмятой Версалем Германии могли вызвать только смех. Таким образом, «Ледокол» Суворова получает первую пробоину.

Даже после 1933 года Сталин не мог запланировать захват Гитлером всей Европы потому, что агрессивные намерения нового канцлера впервые проявились только в 1936-м (к тому времени РККА уже год стояла «под парами» в ожидании приказа начать вторжение), а окончательно оформились вообще в 1938-м. Да и кто бы позволил немцам захватить Европу при наличии могущественных противников в лице Великобритании и Франции. В. Суворов не учитывает военно-политической конъюнктуры того времени, он мыслит с точки зрения сегодняшнего дня, зная, чем все в итоге закончилось. Но Сталин-то в середине 1930-х этого не знал, а потому корпус «Ледокола» получает вторую пробоину.

Никто тогда не мог предположить не только быструю гибель Франции, но и возможность ее поражения в войне даже за сутки до 10 мая 1940 года. Сухопутные войска Франции на тот момент считались сильнейшими в мире, «линия Мажино» — непреодолима, Франция в союзе с Великобританией вообще непобедима, что показала Первая мировая война. Так полагали в тот момент почти все, и Сталин — не исключение. Никто не предполагал, например, оккупации немцами Нидерландов (мы увидим это в случае с «Красной капеллой»), ибо в Первую мировую Нидерланды остались неприкосновенны в своем нейтралитете. Люди мыслили аналогиями, и Сталин в том числе. Это уже третья пробоина, после которой «Ледокол» Суворова грузно идет ко дну. И тем не менее план у Сталина уже в конце 1920-х был, но какой? Попробуем разобраться.

Сталин не был социалистом и теорию классовой борьбы использовал в интересах своего дела, а весь марксистско-ленинский идеологический «багаж» позволял Кобе дурить 180-миллионную массу населения. Иосиф Виссарионович до мозга костей был монархистом православной теологической закваски. Изучая его личность, его политические ходы, явственно создается картина, что в области внешней политики он, как по шпаргалке, копировал практически все зигзаги 400-летней российской монархии (вот и не верь после этого «завещанию Петра Великого» шевалье Зона де Бомона!). Разница заключается лишь в том, что Коба не собирался ждать и возиться 400 лет, он хотел получить все, к чему стремились российские самодержцы сразу и, по возможности, быстро.

Проследим историю и географию имперских претензий России и сравним со сталинскими.

Балтийская политика

После провального Прутского похода (именно Петр начал торить тропу на Босфор) Северная война продолжалась с новой силой. До сих пор в российской истории культивируется утверждение, что фразу «прорубить окно в Европу» Петр бросил, якобы имея своей целью пробиться к морю в устье Финского залива и заложить там «град».

В лучшем случае, это заблуждение, а в худшем — ложь. Этим самым «окном» для Петра в действительности являлась Прибалтика в целом и Рига — в частности. Проще говоря, Алексеич хотел получить то, что не смог в свое время отхватить Иван IV. Многие советские да и российские источники объясняют Ливонскую войну необходимостью выхода России к морю уже тогда, в XVI столетии. При этом забывают взглянуть на карту границ того времени. Иван Грозный имел выход к морю на момент начала войны в Прибалтике, границы Московского государства по южному и восточному берегам Финского залива практически дублировали современные рубежи Российской Федерации в указанном районе. Просто Грозный не собирался строить городов в болотах на островах Заячий и Березовый, мало ему было и Ревеля, ему Ригу подавай, а в результате лишился всех своих владений на Балтике. Петербург для Петра был в первую очередь базой флота, а не «окном в Европу».

Санкт-Петербург был основан в 1703 году, однако Северная война после этого не прекратилась и продолжалась еще более 15 лет, пока шведы не были поставлены перед фактом окончательной потери Эстляндии и Лифляндии и невозможности их возврата военным путем. Тогда и только тогда, после завоевания Прибалтики, Петр посчитал дело сделанным и война завершилась.

Но получив широкий выход на морские просторы, российский монарх обнаружил, что это не сделало Россию балтийским гегемоном, кроме того, ключи от региона находились в руках недавних союзников по Северной войне — датчан и недавних противников — шведов. Датские проливы Скагеррак и Каттегат, запирающие выход в Северное море и далее в Атлантику, входили также в сферу особого внимания британской короны. Судя по организованному Петром браку своей старшей дочери Анны определенные планы в отношении Датских проливов были и у него, но какие — остается загадкой, смерть императора помешала их претворению в жизнь.

«…Архивы императора Петра хранились неразобранными в подвале дворца в течение полувека.

Их открыла лишь императрица Екатерина Вторая, когда большая часть папок (включая копию истории болезни государя) сгнила безвозвратно, превратившись в тлен, тайну.

…Два документа появились на Западе (да и в России имели хождение среди старобоярской оппозиции) после смерти Петра.

В первом назойливо подчеркивалось, что Петр умер от «дурной почечной болезни».

Второй документ был прямо-таки «государственным» подарком для противников России: речь идет о «завещании Петра, в коем тот повелел завоевать Запад», сделать Россию хозяином Европы и превратить ее в центр новой империи, подвластной религии православия» [58].

Самое время упомянуть о пресловутом подложном «завещании Петра Великого». И дело вовсе не в том, придумал ли его шевалье Эон от начала до конца или действительно где-то что-то прочел, а в том, что бравый драгунский капитан очень верно разобрался в хитросплетениях российской внешней политики.

Первое, что бросается в глаза при изучении истории России без купюр — это то, что каждый последующий русский монарх копировал внешнюю политику своего предшественника. Заложенную еще Иваном III (а именно с него началась имперская Россия, а вовсе не с Петра I) программу захвата Прибалтики, Литвы (Беларуси и Украины), а также Польши реализовывалась без малого 300 лет. Южный (турецкий) вектор в политике России появился уже при Петре и в свою очередь оставался камнем преткновения самодержавия на протяжении еще 200 лет. При подобном раскладе действительно впору задуматься о существовании некоего секретного «завещания». Тем поразительнее, что следующим «наследником» русских царей стал генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И.В. Сталин (Джугашвили).

«Еще в 1933 году Сталин сказал: «Балтийское море — бутылка, а пробка не у нас» (Свидетельство адмирала И. С. Исакова//»Знамя», 1988, № 5, стр. 77).

В. Суворов, непонятно на каком основании, делает вывод, что речь идет об Аландских островах. Наделе же Сталина волнуют Датские проливы, его очень беспокоит британский флот, который войдет в воды Балтики, как только Красная Армия ринется «освобождать» Прибалтику, Польшу и Румынию (маневры 1925 года). Его беспокоит и Финляндия, но не в качестве возможного агрессора, а в качестве плацдарма для объединенных англо-французских сил, которые могут высадиться на территорию Суоми после начала «освободительного» похода и реально угрожать Ленинграду и Заполярью. Поэтому на данном участке Сталин действительно готовится к обороне — в 1929 году начинается строительство мощного Карельского УРа, только передовой рубеж которого к 1938 году включал более 80 ДОТов, 200 ДЗОТов и около 80 танковых башен на бетонных основаниях.

Одновременно Коба подстраховывается и на дипломатическом уровне: в 1932 году СССР с Финляндией заключают договор о ненападении, продленный в 1934-м. Эта мера должна была (по крайней мере теоретически) воспрепятствовать Финляндии в предоставлении территории своего государства британцам и французам для наступательных операций против Советского Союза.

«Когда Иван Панфилович (командарм Белов, командующий войсками Ленинградского военного округа в начале 1930-х. — С.З.) начал работатьс Кировым, — продолжает Александра Лаврентьевна (жена командарма. —С.З.), — они целыми днями на границе пропадали, возвращались грязные, все в глине, ставили укрепления… Кстати, немцы с финнами так и не смогли эти укрепления преодолеть, разбились о кировско-беловскую линию обороны, а ту, что Сталин пытался делать после позорной финской кампании, разрезали, как нож — масло…» [57, Т. 8, с. 538–539).