Кавказ - Яков Гордин

Город Нуха был центром Шекинского ханства, а майор Пономарев приставом при шекинском хане.

В тот же день Алексей Петрович предписал генерал-майору князю Эристову, командовавшему в Кахетии: “Вскоре для торговых дел будут приезжать в Кахетию жители Аварского ханства. Ваше сиятельство извольте сделать распоряжение, чтобы не давали им проезда, и тот, кто представит начальству взятого аварца, имеет право воспользоваться его товаром или другим имуществом беспрекословно.

Предписание сие некоторое время извольте сохранить в тайне, дабы они предупреждены быть не могли и тогда объявите, когда несколько аварских жителей возможно будет схватить”.

То есть, подданные Султан-Ахмед-Хана объявлялись вне закона. Их можно было безнаказанно грабить…

Алексей Петрович решил на примере Султан-Ахмед-Хана дать жестокий пример всем прочим владетелям. Назначенный ему преемником “молодой человек” получал максимальную поддержку русского командования.

6 июля 1819 года Ермолов отправил собственноручное предписание генерал-лейтенанту Александру Вельяминову, осуществлявшему административную власть в крае в отсутствие Ермолова, который строил крепость Внезапную под Эндери.

Известно в. пр., что Сурхай-бек Аварский, составив из жителей ханства партию, оспаривает у изменника Султан-Ахмед-Хана право на владение. Желая способствовать Сурхай-беку, прибегающему под покровительство наше, прошу в. пр. дать повеление во всех провинциях наших брать под стражу жителей Аварского ханства, приезжающих по торговым делам или другим надобностям, если не будут они иметь вида за печатью Сурхай-бека, которой препровождаю при сем несколько слепков, дабы повсюду была оная известна. По предмету задержания их было мною дано приказание прежде, которое усмотреть изволите в журнале. Главнейший торг Аварцев производится в Шекинском ханстве и там против них должна употреблена быть строгость и всякое прекращено с ними сношение. Бывают они частью в Кахетии и Кубинской провинции: я прошу дать приказание начальствующим там генералам.

Задержанных Аварцев употреблять в крепостные и прочие работы. Об имуществе их сказано в прежнем моем предписании.

После сих распоряжений, по мнению многих, нет сомнения, что жители Аварского ханства возьмут сторону Сурхай-бека, и бывший Аварский хан, изменник Султан-Ахмед, будет изгнан из ханства. Сего мошенника, бывшего виною всех беспокойств в Дагестане, надобно преследовать всеми способами, в пример многим другим, ему подобным, или готовым быть таковыми.

К жителям Аварского ханства была применена военно-экономическая блокада.

Очевидно, Алексей Петрович и в самом деле был уверен, что корень всех беспокойств в Дагестане именно в активности Аварского хана.

И ему, и его преемникам предстояло убедиться, что все обстоит куда серьезнее…

Через три года Алексею Петровичу снова пришлось прибегнуть к тем же драконовым мерам.

26 сентября 1822 года он предписал князю Мадатову:

Желая наказать аварцев и андреевцев, имевших доселе безвозбранную в границах наших торговлю, за разные неблагонамеренные их поступки, я предлагаю в. с. сделать распоряжение, чтобы никто из народов сих ни по чьим билетам в управляемых вами провинциях и ханстве Карабагском впредь до повеления принимаем не был; чтобы аварцы и андийцы, открыться теперь имеющие, были под арестом задержаны; товары, им принадлежащие, конфискованы, и мне в то же время донесено о том было, с приложением подробной описи оным, и чтобы сверх того подтверждено было, в особенности армянам и жидам, о неимении с ними тайного торга, под опасением строжайшей ответственности.

Сложность ситуации заключалась еще и в том, что многие из аварцев, несмотря ни на что, предпочли сохранить верность сыну изгнанного, а к 1823 году умершего Султан-Ахмед-Хана.

Горское правосознание не совпадало с логикой европейца Ермолова, и то, что казалось ему нелепым и преступным, для них было естественным и законным.

Горное ханство не могло жить без поставок продовольствия. И его жители оказались перед простым выбором – признание своим властителем ермоловского ставленника или голод. Это было куда рациональнее, чем тяжелый военный поход с неопределенным результатом. Большого опыта горной войны еще не было и у Ермолова. Даже его горы пугали. Один из известных кавказских мемуаристов – полковник Константин Бенкендорф, племянник Александра Христофоровича Бенкендорфа, офицер безукоризненной репутации и правдивости, сохранил горестный возглас Ермолова, взиравшего на горный хаос Дагестана: “Как бы избавиться от этих проклятых гор!”.

С ненавистными Алексею Петровичу ханами Южного Дагестана, правившими в местностях вполне доступных, все было проще.

Еще до решающего столкновения с ополчением Аварского хана, 2 августа 1819 года, Ермолов с удовлетворением писал Нессельроде:

Милостивый Государь Граф Карл Васильевич!

Прошедшего июля 24 дня, генерал-майор Шекинский Измаил-Хан, после восьмидневной болезни, умер; после него нет наследников, и я дал приказание ввести в ханстве Российское правление, подобно существующему в других, обращенных из ханств провинций.

О чем просить покорнейше честь имею Ваше Сиятельство доложить Его Императорскому Величеству.

По возвращению в Грузию, займусь я исправлением погрешностей прежнего злодейского управления, и народ, отдохнув от неистовств оного, будет благословлять благодетельнейшего из монархов.

С совершеннейшим почтением и преданностию имею честь быть и пр.

А. Ермолов.

Измаил-хан, прямо скажем, особого сожаления не заслуживал. Вскоре по прибытии в Грузию, ознакомившись с положением в ханствах, Алексей Петрович писал ему:

Г-н генерал-майор хан Шекинский!

Едва я приехал сюда, как уже закидан просьбами на вас. Не хочу я верить им без исследования, ибо в каждой из них описаны действия одному злонравному и жестокому человеку приличные. Я поручил удостовериться о всем том чиновнику, заслуживающему веры. Если только точно откроет он те жестокости, которые деланы по воле вашей, что могут доказать оторванные щипцами носы и уши, то я приказал всех таковых несчастных поместить в доме вашем до тех пор, пока вы их не удовлетворите. Чиновника вашего, который бил одного жителя палками до того, что он умер и тело его было брошено в ров, я приказал взять и по учинению над ним суда будет лишен жизни. Советую вам, г-н генерал-майор хан Шекинский, быть осмотрительнее в выборе чиновников, назначаемых для приведения в исполнение вашей воли; паче советую вам, чтобы воля ваша не была противна милосердию и великодушию государя, который управление ханством вверил вам совсем не в том намерении, чтобы народ, его населяющий, страдал в дни славного его царствования, и ручаюсь вам, что если найду жалобы основательными, я научу вас лучше исполнять намерения всемилостивейшего нашего государя. Знайте, что я ни шутить, ни повторять своих приказаний не люблю.

Однако до поры Ермолову приходилось терпеть хана Шекинского, поскольку внимание его было устремлено преимущественно на горские общества Чечни и Дагестана.

Измаил-хан, молодой изувер, был той самой “канальей, женатой на прекрасной женщине”, который к крайнему неудовольствию Алексея Петровича мог произвести кучу детей-наследников.

Он умер очень вовремя, никаких детей не произведя, и в Дагестане ходили упорные слухи, что он был отравлен одним из русских офицеров. Так это или нет – сказать невозможно, но трудно поверить, чтобы Ермолов при всей ненависти и презрении к Измаил-хану прибегнул к подобному способу разрешения проблемы. У него были другие возможности.

Дагестанские владетели остро ощущали ситуацию и понимали, к чему дело клонится. В этом отношении характерна судьба представителя одного из старейших владетельных домов – уцмея Каракайдакского.

Как мы помним, одной из ведущих идей Алексея Петровича была идея восстановить одни горские народы против других. Соответственно, он во время конфликтов требовал от владетелей активных действий против мятежников и решительно пресекал возможности нейтралитета.

1 августа 1819 года, когда Мадатов готовился усмирять Табасарань, Ермолов наставлял его: “Уцмей Каракайдакский не упустит вступить с вами в сношение, ибо он всеми пользуется случаями оказать нам преданность, когда не стоит ему ни труда, ни малейших пожертвований, и иногда надеется он, ничего более в нашу пользу не делая, сохранить к себе доверенность неприятелей наших. Ему вы, как человек посторонний, откровенно будете говорить, что не таким, как его, поведением доказывается верность государю, и что того не довольно, чтоб не участвовать явно в намерениях неприятелей, но должно верноподданному быть явно против них”.

Между тем в очередной раз восстали жители столицы уцмея города Башлы. Город был взят Мадатовым штурмом. И, как констатировал в записках Алексей Петрович: “Дом уцмея и весь город разрушен до основания”.