Мой портфель - Михаил Жванецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В чем, наша разница: вместо того чтоб крикнуть:
– Что же вы, суки, делаете?!
Мы думаем:
– Что же они, суки, делают.
Разговор с зеркалом
Начнем сверху.
В сильный ветер не выходи: останешься без шевелюры, без ресниц и без зубов.
Тоскливые серые глаза. Длинный нос.
Круглое толстое лицо – загадка природы: у папы и мамы продолговатые.
Обидчив – это все, что осталось от чувства собственного достоинства.
Давно неостроумен.
Юмор покрывает трагедию, как плесень.
Все борются с плесенью, хотя надо бороться с сыростью.
Оттого, что молчалив в обществе, стал разговорчив наедине с собой.
Кое-что себе сообщит и тут же весело хохочет.
Оттого, что уделяет много внимания внутреннему и международному положению – стал неряшлив, глаза потухли, руки дрожат.
Что-то скажет – хорошо, что не слышали.
Что-то сделает – хорошо, что не видели.
В кино ему, видите ли, неинтересно.
В театре перестал получать информацию от бесчисленных «Трех сестер».
Телевизор заставляет гулять в любую погоду.
Перестал искать преданность в ресторанах, решил остановиться на тех четверых, что с детства.
Получает удовольствие от выпивки, хотя умом против.
Также, как и против женщин, – умом.
Считает – то и другое от однообразной застройки в новых районах.
Давно не танцевал.
Перестал радоваться встрече с родственниками.
Начал нести чепуху со 100 граммов.
Давно не танцевал. Так и не стал начитанным.
Так и не слывет энциклопедически образованным.
Не раскусил Скрябина.
Скрывает тоску во время Баха.
Уже не делает вид, что понимает в живописи.
Понял, что главное – это зимнее пальто.
Купил магнитофон, чтобы перестать о нем мечтать.
Для скоротания пешего времени представляет себя секретарем ООН или крепостным помещиком 1843 г.
Хотя тяги к земле не чувствует.
Пугает грязь в дождь и дождь в грязь.
Французско-английского не знает, так что можно не беспокоиться.
Место это любит.
Считает, что не место красит людей, а люди его красят.
Хочется чтоб кто-то сказал: ты нам нужен.
Не только ты в долгу перед нами, но и мы в долгу перед тобой, и защитим, и не дадим тебе плохо умереть.
Любит дождь.
В дождь и ветер кажется себе мужественным в плаще на улице.
Давно не танцевал.
Неожиданно заметил, что время идет медленно, а жизнь проходит быстро.
Профессия сатирика наложила отпечаток на поведение: часто останавливается и круто оборачивается.
Одет в серое, глаза серые, на сером незаметен.
Очень хочет участвовать в общественной жизни не только в качестве дружинника.
Хочет тоже встречать мэра Ливерпуля и показывать ему город, интересуется, кто подбирает группу встречающих.
Также хотел бы сделать доклад о международном и внутреннем положении, опираясь на слухи и догадки.
Кажется, стал понимать, почему отсутствие мыслей, неясность выражений и плохая дикция вызывают такое большое желание встретиться с аудиторией.
Считает, что догадываемость зрителей, их читаемость между строк выросли настолько, что сатирика создает зал и так внушит невиновному, что он разоблачитель и копает под устои, что тот, бедный, дико трусит от своего бесстрашия, льстиво смотрит в РИК, страшно дружит с РОВД, УВД, ДНД, лишь бы не выписали, лишь бы продукты отпускали.
Ах ты, мой маленький, назвали сатириком несведущие люди явно за то, что два-три раза искал логику, один раз усомнился и раз пять играл умом.
А ты помнишь два-три острых вопроса министру.
И на твои мелкие, замеченные на улице недостатки, он рассказал о таких безобразиях, что волосы дыбом.
Ты и заткнулся, любитель, от ответа профессионала. Ибо дураков уже, к сожалению, нет и новое поколение умнее тебя.
И можно подобрать для своей карьеры и науку, и практику, и результаты строгих экспериментов.
Потому ты и не сатирик, а юморист.
Юмористу с вульгарис. В неволе прекрасно размножается.
Рацион: 100 гр. хлеба, 100 гр. мяса, 100 гр. водки, пол-литра воды, 10 капель валидола.
Днем сидит неподвижно.
Ночью дико хохочет и якобы видит в темноте.
Что видит – никто не знает.
Писательский труд
Вместо того, чтоб писать – хожу в гости.
Если вы любите ходить в гости – живите здесь.
Чтоб стать писателем, нужно садиться и умирать.
Нужно слабеть и отдавать Богу душу.
Отдавать ее людям мало.
Это всего лишь исповедь.
А мы хотим мастерства.
Картин невиданной нами жизни.
Прекрасных поступков необразованных людей.
Глубоких рассуждений человека без личности.
Позвольте снять шляпу перед писательским столом. Такого количества фантастов не рождала ни одна земля.
Реалисты зовутся сатириками. Прозаики – поэтами. Предметы – темами.
Темы – мыслями. Крики – темпераментом.
В этом мире сдвинутых понятий и специалистов не по специальности сидит писатель и часто пишет «сбываются мечты».
Конечно… Если мечтой называется зависть.
Есть целые области…
Есть целые области человеческой деятельности, где люди умнее своих произведений. Это политика. Это балет. Это песни.
Кому везет, тот в работе на 100 процентов использует свои мозги: наука, конструирование, писательство.
Когда обращается к людям, он глупеет. Он хочет, чтобы его поняли. Он хочет, чтоб его помнили. Он хочет, чтоб его любили. Он хочет, чтоб его купили. И постепенно от того, что хочет сказать, переходит к тому, что хотят услышать.
Девиз популярности: «Все знали, а он сказал». Но все знали, а он сказал, значит, он сказал, и все забыли, потому что знали. Затем уже все знают, что он скажет, потому что у всех накопилось. А затем и сотни начинают говорить то, что все знают еще до того, как скажет он. Заканчивается тем, что никто не знает что он сказал, но все знают его. Его куда-то выбирают и забывают окончательно.
А тот, который говорит то, чего не знает никто, – так и живет. Потом, когда с его помощью догадаются первые, а с их помощью начнут догадываться остальные, его имя запомнят и не забудут как мучительную первую любовь. Но это достанется не ему. Живет он плохо, но он и есть движение.
Тот, кого знают все, – живой памятник на большом народном кладбище.
* * *Эта женщина напоминает крематорийскую печь Евпатории. Смотришь в это пламя и понимаешь, что влетишь птицей, а опустишься пеплом.
Но такая наша ястребиная доля.
Моя дорогая, вы готовы? А иду к вам.
Она на его колене
Она на его колене пальцем чертила маршрут. Он с волнением следил. Она шла выше: «Идем по Пушкинской…» Он сипло спросил: «К Большому?»
– Да. Идем, идем, идем, пересекаем площадь…
– Ну, – засипел он. – А если войти?
– Нет, нет, поворачиваете и идете к метро.
– Дайте руку. Встречаемся вот здесь.
– Нет. Сюда не подойти.
– Смотрите, – он стал чертить пальцем по ее ноге, – чтобы добраться сюда, надо пересечь перекресток, опуститься вот здесь, здесь подняться, перейти дорогу, осторожно остановиться здесь. Спешить вот здесь не надо. Но встретиться именно здесь, возле кассы.
– Вы думаете касса здесь?
– Да.
Умная женщина сказала: «Я буду там, когда вы захотите».
Теперь ты, детка!
Теперь ты, детка!
Думай об уроках. Непрерывно. Чулочки шелковые сними, надень галстук и марш в детсад.
Дядя хочет тишины. Дядя устал. У дяди болит душа и не действует тело.
Иди, детка, играйся…
Что ты суешь?… Иди, иди… Кто тебе дал этот адрес?… А уголовный кодекс у тебя с собой?…
Нет, дядя не отдаст себя всяким малолеткам, дядя живет в обществе, где за это могут крепко посадить, дядя старый, у дяди больные ножки… Зачем ты это делаешь!?…
Нет… Кроме валидола ничего… Ни в какой гастроном… Иди, девочка, в школу…
Нет… И я из-под одеяла не вылезу, и ты туда не влезешь…
Да что же это такое!… А если дядя крикнет. А если дядя стукнет в стенку.
Там лежит такой же. И мы вдвоем тебя скрутим. И маме будет неприятно…
Девочка!… Немедленно!… Слышишь?… Немедленно отпусти… Слышишь?… Что я сказал!…
Ой!… Ты что!… Кто тебя этому научил?!… Сойди… Немедленно… Ну!…
Нет, это не так делается…
Ой!… Ты что!… Что это за ребенок, Господи…
А ну, пошла отсюда!… Эй, люди, есть кто-нибудь?… Пошла, пошла… Не звони!… Пошла!…
Ах, ты царапаться!… Ах, ты кусаться!!…
Хорошо, завтра, завтра рассмотришь подробно… Покажу…
Все!… Нет у меня макулатуры!… Ни для кого!
Простые веши
И после того, как не понял сложного и не осуществил, начинаешь открывать простые вещи:
Что спать на воздухе лучше.
Что жить среди зелени лучше.
Что надо поднять упавшего.
Что надо впустить в дом переночевать.
Что надо угостить каждого, кто вошел.
