Тайные войны спецслужб - Игорь Атаманенко

У Гордиевского был любимый афоризм — слова Оскара Уайльда: «Чтобы попасть в лучшее общество, надо либо кормить, либо развлекать, либо возмущать людей».

Изменник выбрал для себя последнее…

Подробности побега Гордиевского в разное время появились на страницах западных, прежде всего английских, газет сразу после того, как он оказался в Англии.

Доминирует следующая версия.

…17 мая 1985 года Гордиевский получил предписание немедленно явиться в московскую штаб-квартиру КГБ. В телеграмме сообщалось, что ему предстоит ознакомить Чебрикова и Крючкова с «состоянием дел в английской внешней политике».

Гордиевского сразу насторожило желание председателя КГБ и его заместителя обсуждать с ним вопросы внешней политики Англии, ибо в ней они ничего не смыслили и никогда ею не интересовались. Все указывало на то, что депеша составлена второпях.

На следующий день им была получена еще одна телеграмма. Она уже была «причесана», в ней содержался список тем, которые Чебриков якобы хотел обсудить, но об «английской внешней политике» не было ни слова.

Воскресным утром 19 мая 1985 года Гордиевский с семьей приземлился в аэропорту Шереметьево и сразу же почувствовал: что-то не так.

С его слов, он увидел, как таможенник снял трубку внутреннего телефона и куда-то сообщил о его прибытии. Такого раньше не случалось.

Когда же семейство добралось до своей квартиры, то, еще не открыв двери, они с женой поняли, что в их отсутствие там кто-то побывал. Они обычно запирали квартиру на два замка, в тот же раз она была заперта на все три.

Про себя Гордиевский подумал: «Контрразведка входит без стука, пользуясь своими ключами».

На следующее утро его отвезли в штаб-квартиру Первого главка в Ясенево и оставили в пустом кабинете. Через некоторое время дежурный офицер объявил ему, что он свободен, так как встреча с Чебриковым и Крючковым откладывается на неопределенное время. Прошла неделя. Никто его никуда не вызывал, однако он чувствовал, что за ним ведется тотальное наблюдение.

Подумав, он предположил, что этим психологическим прессингом его намереваются вывести из равновесия, подтолкнув искать защиты у его английских покровителей.

«Не на того напали! — сказал он себе. — Если уж я и войду в контакт с моими коллегами из МИ-6 (британская разведка), то вы об этом никогда не узнаете!»

В ближайшую субботу один из заместителей Крючкова генерал Виктор Грушко пригласил Гордиевского к себе на дачу поужинать. В то время как они поглощали бутерброды с черной икрой и осетриной, запивая армянским коньяком, на дачу прибыл знакомый ему офицер из Второго главка, отвечавшего за разоблачение «кротов». Не спрашивая разрешения генерала, он поставил на стол вторую бутылку коньяка и уселся за стол.

Гордиевский, гость-невольник, догадался, что вопрос был заранее согласован с проявившим неожиданное благорасположение к нему хозяином. Его подозрения, что в напиток подмешан наркотик, нашли подтверждение буквально через несколько минут, поскольку, выпив, он превратился в совершенно другого человека.

У него произошло «разжижение» воли: он начал болтать без умолку, не в силах сдержать речевой поток и контролировать собственные слова.

В то же самое время хозяин и его доверенное лицо из Второго главка забрасывали Гордиевского вопросами, а затем обвинили в шпионаже на британскую разведку. Ему дали чистый лист бумаги.

«Давай, пиши признание! Ты что, забыл? Ты же только что во всем признался. А теперь повтори то же самое в письменной форме!».

Хотя одурманенный «сывороткой истины» Гордиевский не совсем твердо помнил темы разговора, он все же не мог допустить, что в чем-то признался. Как заклинание, он твердил себе:

«У них нет никаких доказательств, иначе бы им не понадобилось мое признание».

На следующее утро Гордиевский проснулся в одной из спален дачи со страшной головной болью. Его отвезли домой и в течение следующих трех дней не трогали.

30 мая он вновь предстал перед Грушко, который, не теряя времени на предисловия, сказал: «Нам уже давно известно, что ты предатель. Но в случае признания можешь продолжить работать на КГБ в качестве… агента-двойника. Только вначале получишь взыскание за чрезмерную инициативу». В ответ Гордиевский лишь хмыкнул, а про себя подумал: «Ты, генерал, принимаешь меня за идиота! Вы пристрелите меня тотчас, как только я признаюсь».

Беседы не получилось, и Гордиевского отправили в ведомственный санаторий «Лесная поляна», где продержали несколько недель.

Дважды ему разрешили повидаться с женой и дочерьми, для чего он выезжал в Москву. В один из приездов домой ему удалось сообщить о случившемся своим кураторам в МИ-6.

В июле КГБ разрешил Гордиевскому пожить у себя дома, и он стал готовиться к побегу.

В соответствии с планом Гордиевский каждое утро начал делать пробежки по боковой дорожке Ленинского проспекта.

Буквально через день он заметил, что за ним следуют молодые люди, парни и девушки на роликовых коньках. «Хвост!» — сказал он себе.

Еще дней через пять не в меру взрослые конькобежцы исчезли, их сменили нищие и бомжи, стоявшие на маршруте движения Гордиевского с протянутой рукой.

Их количество поражало. Казалось, все нищие и бездомные Москвы выстроились шпалерами на Ленинском проспекте. Гордиевский понял, что они являют собой так называемые «стационарные посты наружного наблюдения». Это улучшило настроение. От стационарных постов ускользнуть много легче, чем от мобильных.

Фортуна подала изменнику руку, и он не замедлил воспользоваться ее расположением — вцепился в нее обеими своими.

Утром 19 июля напряжение достигло кульминации.

Гордиевский, как обычно, проделывал моцион трусцой по Ленинскому проспекту. Улучив момент, он резко свернул на улицу академика Пилюгина, где уже пятый день кряду стоял неприметный грузовичок. И хотя на Гордиевском был спортивный костюм, он подумал:

«Остается лишь плотнее закутаться в пресловутый плащ, поглубже заткнуть за пояс несуществующий кинжал и, бросившись в кузов, дать деру!..».

О том, как добрался Гордиевский до берегов Туманного Альбиона, мы, дай бог, узнаем лет через двадцать, если вообще узнаем. Сейчас лишь остается констатировать, что клан перебежчиков пополнился еще одним ренегатом.

Впрочем, ничего удивительного: Христы являются редко, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары…

Слуга двух спецслужб

— Я беременна! Ты знаешь, во сколько мне обойдутся роды и содержание ребенка?! — неслись из магнитофонных динамиков истошные вопли женщины, которая, судя по произношению, была колумбийкой.

— Не волнуйся, я о тебе позабочусь, — абсолютно спокойно на чистейшем испанском отвечал мужской голос. — Пепита, прости, но я не могу сейчас с тобой говорить… Я перезвоню через пять минут из автомата…

Подобный разговор вряд ли заинтересовал бы офицеров из ДАСС (колумбийская контрразведка), сидевших на «прослушке», если бы не два обстоятельства: женщина-колумбийка, Пепита Эдсон Арантис Гонсалес, она же — агентесса колумбийских спецслужб Эсперанта, звонила из Мадрида, где находилась в гостях у родственников, в советское посольство в Боготе не только по заданию своих колумбийских «кукловодов» — вербовщиков, но и по указанию «старших братьев» из ЦРУ.

…Из окна дома, откуда велся контроль и запись телефонных переговоров сотрудников советской дипломатической миссии, «слухачи» вскоре увидели высокого красивого молодого мужчину, Александра Дмитриевича Огородника[2], направлявшегося к уличному телефону-автомату.

Это был тот самый второй секретарь посольства СССР в Боготе, к которому и была в свое время ловко подведена Эсперанта; в ее задачу входило влюбить в себя русского дипломата, а затем использовать его как источник оперативно значимой информации.

С первым заданием агентесса справилась блестяще. Огородник по уши влюбился в Пепиту, а вот со вторым, получением от дипломата информации, интересующей ЦРУ, что-то не заладилось, потому-то и было решено руководством ЦРУ и ДАСС сделать советского дипломата отцом и на основании этого шантажировать его…

Спецслужбисты обеих стран — США и Колумбии — решили, что настало время решительных действий — сделать Огороднику вербовочное предложение «в лоб», и поэтому вменили в обязанность Эсперанте позвонить по международному каналу и сообщить объекту, что он стал отцом…

Едва только самолет испанской авиакомпании, выполнявший рейс Мадрид — Богота, вырулил к зданию аэропорта, к нему на огромной скорости подкатил джип с тонированными стеклами.

Пепита буквально была снята с трапа и доставлена в штаб-квартиру ДАСС, где ее заставили немедленно вызвать на встречу Огородника.