Шри Ауробиндо. Жизнь Божественная – I - Шри Ауробиндо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассматривая эти три аспекта изначального Бытия, представляющие собой в действительности одно целое и выступающие для нашего ментального восприятия как триединый принцип, троичная расчлененность которого есть лишь видимость, возникающая в сфере феноменального мира и нецельного, раздробленного сознания, мы можем надлежащим образом определить значение и место важных исходных положений философских систем древности, различающихся между собой, и привести их к единству, преодолев их столь давнее противостояние. Ибо если соотнести чувственно воспринимаемое бытие с чистым, бесконечным, единым и неизменяемым Бытием, то нам придется квалифицировать проявленный мир как Майю. Майя в первоначальном смысле слова означает «сознание, способное обладать содержимым и пополнять это содержимое в любых объемах и качествах, способное устанавливать меру и предел, то есть способное к формообразованию», она – то, что намечает и создает форму в бесформенном, давая ей психологическую основу и приближая для нее Непознаваемое к познаваемому, безграничное – к измеряемому. Позже это слово приобрело другой, сниженный смысл и стало означать не знание и способность к пониманию, а иллюзию или хитроумную подделку, и именно в этом значении слово «Майя» обычно употребляется в различных философских системах.
Мир есть Майя. Мир – это не иллюзия в том смысле, что он не существует реально. Даже если бы наш мир был лишь сном Духа, то он все же существовал бы в Нем как сон и был бы для Него реальностью, пока длится, хотя, в конечном счете, прекратил бы быть таковым. Точно так же мы не можем утверждать, что проявленный мир нереален в том смысле, что он не существует вечно; ибо даже если отдельные миры и конкретные формы были бы преходящи или подвержены физическому разрушению и на ментальном уровне возвращались бы от сознания проявленного к сознанию непроявленного, то Форма и весь наш Мир сами по себе все равно были бы вечными, неизбежно возвращаясь из непроявленного состояния в проявленное; они обладают вечностью – не в смысле непрерывности существования, а в смысле повторяемости возникновения и благодаря этому – устойчивостью в целом, но вместе с тем и вечной изменчивостью в отношении их феноменального обличья. К тому же у нас нет никакой уверенности в том, что во Времени уже случался или когда-нибудь случится такой момент, когда в вечном Сознании-Бытии не будет представлена ни одна из вселенских форм и ни одно из проявлений бытия; мы можем говорить лишь о своем интуитивном ощущении, что наш мир в его настоящем виде постоянно из Него рождается и в Него возвращается.
И все же мир – это Майя, поскольку он не является изначальной истиной бесконечного существования, а представляет собой лишь творение самосознательного бытия, возникающее не в пустоте, не в ничто и не из ничто, но из вечной Истины самосущего Духа и в ней самой. Источник и содержание проявленного мира есть реальное Бытие, а формы его представляют собой преходящие образования Духа, порожденные Его созидающей творческой силой и воспринимаемые Его собственным сознанием. Созидаемые Им формы способны проявляться во вселенских физических образах или же вовсе не участвовать в манифестации. Поэтому мы вправе называть эти образы проявленного мира иллюзией бесконечного сознания, невольно проецируя тем самым тень человеческого ментального сознания, подверженного ошибкам и слабостям, на то, что превосходит Разум и неподвластно заблуждению и иллюзии. В то же время, поскольку существо и содержание проявленного Бытия не являются ложью, а все ошибки и деформации нашего двойственного сознания выражают определенную истину единого самосознательного Бытия, то можно лишь сказать, что наш мир, не являясь изначальной истиной Духа и Его непреходящего единства, представляет собой феноменальную истину безграничного и свободного многообразия и бесконечной изменяемости, Им порождаемых.
С другой стороны, если сопоставить бытие проявленного мира лишь с сознанием и с силой сознания, то можно рассматривать и воспринимать наш мир как движение Силы, подчиняющейся определенной скрытой воле или необходимости, обусловленной самим существованием созидающего и воспринимающего Сознания. Тогда проявленный мир будет игрой Пракрити, или Силы реализации, действующей ради удовлетворения Пуруши, Сознательного Существа и наслаждающегося свидетеля; или же – результатом игры Пуруши, отраженной в движениях Силы, с которыми самоотождествляется Пуруша. В этом случае мироздание есть игра вселенской Матери, извечно стремящейся воплотить Себя в бесконечных проявленных формах и в неиссякающем многообразии опыта.
Взглянув на Вселенское Существование в его отношении к самосущему блаженству извечного бытия, мы можем рассматривать его как Лилу, игру. Душа всего сущего, вечно юный, неисчерпаемый и неутомимый в своем никогда не прекращающемся творчестве, Он вновь и вновь созидает Себя в Себе ради одного – наслаждения и блаженства этим своим самосозиданием и самовыражением, и Его Лила – игра и радость, радость ребенка, поэта, актера, изобретателя и инженера, а Он Сам – и игра, и игрок, и поприще для игры. Эти три обобщенных компонента игры бытия, определяющиеся его отношением к Сатчитананде – Вечному, Неколебимому, Неизменному – и соответствующие концепциям Майи, Пракрити и Лилы наших философских систем, где они представлены как противоречащие друг другу, в действительности вполне совместимы, взаимно дополняют друг друга и в совокупности должны с необходимостью учитываться в формировании целостного, всестороннего взгляда на мироздание. Тот мир, частью которого мы являемся, даже при поверхностном подходе воспринимается как движение Силы. Но эта Сила – если уйти от внешней, наружной стороны ее деятельности – представляет собой в одно и то же время устойчивый и постоянно изменяемый ритм вибраций творческого сознания, проецирующего в самого себя истины феноменов своего собственного бесконечного и вечного бытия. Эти ритмические вибрации сознания являются по своей сущности, причине и цели игрой бесконечного блаженства бытия, извечно поглощенного своими бесчисленными формами самовыражения. Такой тройственный или, точнее, триединый подход лежит в основе нашего понимания вселенной.
Поскольку вечное и неизменяемое блаженство бытия, выражающее себя в бесконечном и разнообразном блаженстве становления, составляет основу проблемы, то с неизбежностью приходится допустить, что за всяким нашим личным опытом-переживанием присутствует единое неделимо-целостное Бытие-Существо, поддерживающее этот опыт своим неизменным блаженством и придающее его проявлениям видимость чувственных состояний удовольствия, боли и безразличия. Это неделимое Бытие и есть наше реальное «я». Ментальное существо, подверженное воздействию триады вибраций – радости, боли и безразличия, может лишь в определенной мере и на поверхностном уровне выражать наше истинное «я» в целях приобретения человеком чувственного опыта, возникающего в результате контакта с окружающим миром, что является первым, начальным уровнем ритмических вибраций нашего раздробленного сознания, реагирующего на соприкосновение с космическим бытием. Эта реакция несовершенна, со сбивчивым, нестройным, путаным ритмом, она – лишь подготовка, прелюдия к всеобъемлющей и всеобъединяющей полифонии сознательного Бытия в человеке. Этому незрелому, неровному ритмическому рисунку далеко до того, чтобы быть истинной и совершенной симфонией, в которую он может превратиться только в том случае, если мы соединимся с Единым во всей многовариантности его мелодических голосов и линий и заставим звучать свое существо в унисон с абсолютным и универсальным вселенским гимном.
Если все это верно, то мы неизбежно приходим к некоторым важным выводам. Прежде всего, если мы в глубине своего существа являемся тем самым Единым и представляем собой по сути неделимое всеобщее Сознание, а стало быть, и непреложное всеобъемлющее Блаженство, то распределение нашего чувственного опыта по трем вибрациям – боли, радости и безразличия – может быть лишь неким поверхностным образованием, созданным самым поверхностным пластом нашего внешнего бодрствующего сознания. За этой внешней маской в человеке должно скрываться нечто более глубокое и истинное, способное получать наслаждение от любого жизненного опыта. Именно это непреходящее блаженство незримо поддерживает поверхностное ментальное существо, придавая ему стойкость и жизнеспособность во всех перипетиях сложного процесса Становления. То, что мы называем своим существом, есть лишь блики, трепещущие на поверхности; нашему внутреннему взору остается недоступна бескрайняя область подсознательного и безбрежная сфера сверхсознательного, которые используют в своих нуждах и целях разнообразный поверхностный опыт, воздействующий на наше внешнее «я», служащее для них своего рода чувствительной оболочкой-посредником, реагирующей на соприкосновения с внешним миром. Подлинное и незримое человеческое «я» воспринимает и ассимилирует внешний опыт, извлекая из него все по-настоящему глубокое и истинное и превращая его в творческий материал для своего развития и роста. После этого внешний опыт, обогащенный внутренним синтезирущим процессом ассимиляции, возвращается из глубин нашего существа на поверхностный уровень в виде силы и стойкости характера, знания и жизненного импульса, источник которых остается для нас таинственно скрытым, ибо наш разум, не приученный к концентрации и жизни во внутренних глубинах, всегда лишь скользит по поверхности.