В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович

— О, прости, задумался! Лаухальганда, не отставай!

Больше случайный спутник его не жалел, а то, что накануне он таки жалел, стало ясно, когда киноцефал припустил на всех четырёх и за ним буквально приходилось бежать. Очень скоро волшебник вынужденно воспарил над землёй, чтобы хоть как-то поспевать.

Охотник двигался уверенно, время от времени рыскал, правда, но замедлялся лишь чтобы припасть к земле. Каждый след, каждый запах в морозном воздухе привлекал его внимание, каждый звук в чащобе, хруст снега, треск голых ветвей на ветру, крик зверя, всё он подмечал и запоминал. Изредка псоглав замирал, припадал на согнутые ноги и вытягивал длинную шею вверх, будто собирался завыть. Но не выл. За день пути он ни разу не оступился, не замешкался и не проявил неуверенности, при этом постоянно стремясь на западный юго-запад. Дважды, замерев и прислушавшись, глядя в какую-то сторону, он резко менял направление и делал большой, очень большой крюк, после чего вновь двигался в прежнем направлении.

В первый раз, глянув через Истинное Зрение в сторону, откуда киноцефал почувствовал угрозу, Тобиус обнаружил некую огромную форму жизни, которая неподвижно таилась на расстоянии не меньше трёх четвертей лиги. Сущая ерунда для такой громадины, если она вдруг решит стронуться с места. Во второй раз опасный участок ничем опасным ему не показался, а спрашивать у провожатого, что за беда приключилась, было бесполезно.

Следующий день повторил предыдущий, разве что на восхождении в обширную холмистую территорию корни гигантских деревьев стали совсем уж высоко вздыматься из снега. Они формировали подъёмы и впадины, не уступавшие иным оврагам, и со стороны походили на какую-то странную лестницу. Там волшебник стал опережать киноцефала, ибо, паря, можно было не карабкаться по старой древесине, твёрдой как камень. Охотнику же приходилось, а невтягиваемые собачьи когти совсем не помогали в этом нелёгком деле.

— Подсадить?

Аккуратно взяв нелюдя мыслесилой, Тобиус понёс его над перемежавшимися корнями меж двумя колоннами исполинских сосен, а тот злобно скулил, протягивая все конечности обратно к земле.

— Да не бойся ты, не уроню! Сколько можно ковылять…

В этот момент что-то произошло. Что-то словно коснулось головы Тобиуса, на мгновение дезориентировав, отчего и сам волшебник, и ноша его чуть не упали. Рычавший и лаявший киноцефал стал сходить с ума, как буйный щенок, вырывающийся из рук хозяина.

— Прости, прости, прости! — воскликнул рив, спускаясь. — Сам не знаю, что это было!

Страшные зубы клацнули в трёх фалангах[25] от его лица, даже слюну с щеки утирать пришлось и тёплый запах из глотки был оценён в полноте букета.

— Больше никогда не буду так делать, хорошо. Виноват.

Загнутая морда всё шла складками, глаза были дикие, но в руках себя провожатый удержал, и решил преодолеть последний вздымавшийся из земли корень, что был выше его роста. С упорством воистину неумолимым он своего добился, но взобравшись на препятствие вдруг спрыгнул обратно.

— Что? Что там?

Тобиус оторвался от более низкого корневого отростка, чтобы глянуть за край высокого и не сразу понял, на что следует смотреть. Однако, всё же едва заметил впереди, на расстоянии примерно в три сотни шагов, чью-то фигуру в сером, а рядом другую… присевшую на колено… прячущуюся за высоким корнем сосны-гиганта…

— Нет… Нет!

Но пробуждённое плетение Орлиного Взора позволило его взгляду преодолеть расстояние и взглянуть в затылок человеку, который имел привычку стягивать свои волосы цвета воронова крыла с помощью кожаного шнурка. Медленно, не желая верить в происходящее, серый маг потянулся к своему хвосту и сдёрнул шнурок. Его волосы распустились, как и волосы того, за кем Тобиус наблюдал.

Волшебник рискнул обернуться и увидел на расстоянии примерно трёх сотен шагов позади них огромную ель, над корнем которой виднелся чернявый затылок, а ещё растерянная морда одного знакомого псоглава, который как раз сидел рядом и пялился из-за корня вперёд. Рив медленно опустился и сел на более низкую «ступень» этой дикой лестницы.

— Что б мне в Пекло провалиться.

Псоглав тихо скулил.

— Так! Дай-ка я кое-что проверю, всё-таки не исключено, что это морок, что мы под влиянием!

Волшебник торопливо полез в сумку за своей книгой заклинаний, отыскал в ней самую обычную пустую страницу, вырвал как мог аккуратно и, сложив маленькую бумажную птаху, поднёс её к губам для наложения чар. В Академии юные адепты баловались порой, посылая друг другу летучие записки прямо на занятиях. Наставники этого дико не любили, будто сами в ученичестве так не развлекались, а потому наиболее увлёкшихся нередко наказывали Перчаткой Боли.

— Ну, лети! — с замиранием сердца шепнул волшебник, и бумажное его творение затрепетало крылышками, неровно двинулось по воздуху.

Казалось малейшее дуновение ветерка могло увести её в сторону, только никакого ветра не было. Средь великих деревьев царил штиль примерно с того момента, когда волшебник чуть не уронил себя и нелюдя. С той же поры властвовала и неприятная тишь, глухарь не заклокочет, тетерев не закурлыкает, волк не взвоет. Давящее ничто за пределами видимости, разбавляемое разве что собственным шумным дыханием и сопением мокрого киноцефалова носа.

Бумажная птичка преодолела расстояние в триста шагов и аккуратно уместилась на плече у того, далёкого кого-то в сером плаще. Очень медленно Тобиус повернул голову и надолго замер, глядя на свою бумажную птичку, сидевшую прямо на левом плече. Когда он вновь задышал, та чуть не упала, но была вовремя поймана. Материальная, вроде бы не морок. Волшебник развернул её в мятый лист и под напряжённым взглядом охотника стал прилаживать обратно в книгу. Слегка неровная линия отрыва страницы сошлась полностью, более того — страница срослась с гримуаром как по живому, и на глазах все мятые линии её разгладились.

— О господи, за что?!

Тобиус почувствовал себя как никогда опустошённым. Пустота была духовного свойства, рождённая из осознания положения и вероятных последствий.

— Это не иллюзия. Птица улетела вперёд и прилетела сзади, страница настоящая, иначе бы книга её не приняла. Значит мы… значит мы попали в бесконечную пространственную рекурсию. Мы находимся внутри аномалии.

Киноцефал что-то невнятно проскулил. Он тоже понял, что внезапно угодил в беду, и ни его нос, ни опыт, ничто не уберегло бывалого охотника. В трёх сотнях шагов впереди, а также в трёх сотнях шагов позади них реальность повторялась, и, если приглядеться очень хорошо, можно было убедиться, что в обе стороны с промежутками в триста шагов уходила колоннада одинаковых деревьев, создававших небывалой симметричности галерею, длинною в бесконечность.

— Порой мы вляпываемся в разные беды, — голос серого волшебника дрожал, а глаза смотрели в никуда, — одни страшнее, другие более терпимы. Но знаешь, когда происходит вот такое, ты понимаешь, что раньше бегал по цветочному лугу и играл с щеночками, а вот теперь пришло время ложиться в землю.

Часть 1, фрагмент 11

Последовало несколько гавкающих звуков.

— Я не знаю.

Рычание, несколько резких жестов вперёд и назад, а также в стороны.

— Не знаю! Но ты можешь попробовать, если хочешь. Измерить параметры этой аномалии при помощи магии я не могу, уже попытался, а потому не знаю, как она себя поведёт в ответ на наше перемещение в пространстве или на использование активных заклинаний!

Киноцефал затих, поминутно крутя башкой, глядя вперёд, на свою собственную спину, и назад, на свой затылок, торчащий из-за корня. Пока же он лихорадочно соображал, волшебник пытался унять тянущее чувство обречённости, отогнать его от себя и не сдаваться раньше времени. Он давно уже загинул бы, кабы давал отчаянию волю.

Решительный рык. Охотник уцепился за край корня, подтянулся и перевалился через него.