Наследница огня - Маас Сара Дж.

Ветер больше не обжигал Маноне лицо. Он ласкал ее своими невидимыми руками и что-то нашептывал в уши. Магия ушла, но умение летать никуда не делось. Все навыки оставались при ней. И изумительное чутье, с которым она родилась. Манона Черноклювая по-прежнему была лучшей летуньей среди всех кланов Железнозубых.

– И что дальше? – крикнула ей Астерина.

Манона никогда не видела ведьм ее отряда плачущими, но сейчас зрение не обманывало ее. В уголках глаз двоюродной сестры поблескивали слезы, и причиной их был совсем не ветер.

– Будем испытывать их в хвост и в гриву.

Сдерживая ликование, так и рвущееся из груди, Манона направила дракониху в первую цепь ущелий. Потоки воздуха снова понесли ее в нужном направлении. Ведьмы тихо посмеивались, и эти звуки были лучше любой музыки смертных.

Эта небольшая комната служила ее бабушке временным пристанищем в Омаге. Стоя неподвижно, Манона разглядывала каменную стену и ждала, когда бабушка заговорит. Матерь Черноклювых сидела за столом, спиной к внучке, склонившись над каким-то документом.

– Мне понравились твои сегодняшние действия, – наконец сказала бабушка.

Манона приложила два пальца ко лбу, хотя бабушка по-прежнему сидела к ней спиной.

Она и без похвал знала: ее отряд совершил лучший перелет. Когда они вернулись, зрителей уже не было. Желтоногие ушли сразу же, как стало понятно, что Манона не разбилась на дне впадины.

– Твои ведьмы, да и все шабаши Черноклювых показали себя отличными боевыми ведьмами, – продолжала бабушка. – Не напрасно ты столько лет их муштровала. Хвалю.

Манона ощутила новый прилив ликования.

– Бабушка, я считаю за честь служить тебе.

Верховная ведьма обмакнула перо и что-то написала на пергаменте перед нею.

– Ты станешь главнокомандующей, а твои Тринадцать займут высшие командные посты. Вы должны возглавить все кланы.

Бабушка повернулась к Маноне. Лицо верховной ведьмы было непроницаемым.

– Через несколько месяцев состоятся военные игры. Они решат, кто какой пост займет. Меня не заботит, как ты достигнешь первенства, но я ожидаю увидеть тебя победительницей.

Маноне не надо было спрашивать о причинах.

Бабушка скосила глаза на ее красный плащ и слегка улыбнулась:

– Мы пока не знаем, с кем нам придется воевать на стороне короля. Но когда с его войной будет покончено и мы вернем себе Западный край, на троне Ведьминого королевства не должна сидеть ни Желтоногая, ни Синекровная. Понятно?

Манона кивнула. Дальнейшее развитие событий им с бабушкой виделось одинаково. Пока жизнь вынуждала верховных ведьм держаться сообща и гасить все распри. Сейчас они даже согласятся, чтобы Манона командовала всеми армиями Железнозубых. Но с возвращением королевства давняя вражда возобновится. И здесь Черноклювые не имели права сплоховать. В первую очередь она, Манона.

– Догадываюсь, что и остальные верховные ведьмы дали такие же приказы своим наследницам. Так что твоя помощница должна постоянно находиться рядом и прикрывать твою спину.

Астерина и сейчас несла караул за дверью бабушкиной комнаты, однако Манона, опьяненная успехом, позволила себе некоторую дерзость.

– Я и сама могу себя защитить.

– Бэбе Желтоногой было семьсот лет, – прошипела бабушка. – Она голыми руками ломала стены крошанской столицы. Но ведь кто-то проник в повозку и убил ее. Если ты за тысячу лет достигнешь хотя бы половины ее уровня, можешь благодарить богов.

Манона молчала. Бабушке лучше знать, какой была Бэба Желтоногая.

– Позаботься о своей защите. Я бы очень не хотела искать себе другую наследницу.

– Хорошо, бабушка, – ответила Манона, склонив голову.

Глава 17

Проснувшись, Селена застонала. Ей было холодно. Нестерпимо болела голова: вчера в развалинах храма ударилась о камень. Бормоча ругательства, она села на постели, и каждый кусочек ее тела от ушей до пальцев ног отозвался всплеском боли. Казалось, вчера сотни железных кулаков измолотили ее и бросили умирать в холоде этой каморки. Если голова у нее болела от удара, боль в теле была вызвана совсем иной причиной – вчерашними неуправляемыми превращениями. Трудно представить, сколько раз ее швыряло то в одно, то в другое обличье. Судя по саднящим мышцам, счет шел на десятки.

Держась за скрипучую, растрескавшуюся кровать, она кое-как встала. То, что она все-таки могла управлять магическими силами, служило хоть и слабым, но утешением. Затянув потуже кушак выцветшего халата, Селена поплелась к комоду, рядом с которым стоял таз для умывания. Вчера, после отмокания в бане, она позаимствовала этот халат (таких там было много). Свою грязную, отчаянно вонявшую одежду бросила возле двери. У нее едва хватило сил дотащиться до своей комнаты. Селена повалилась на жесткую кровать, накрылась почти бесполезным одеялом и уснула.

Она спала, спала. Наверное, уже и работу на кухне проспала. Никто не приходил ее будить. Вот и хорошо. Селена не была настроена кого-либо видеть и с кем-либо говорить.

Упираясь руками в комод, она подняла голову к осколку зеркала. Ну и жуть! Это было самым подходящим словом для описания ее внешнего и внутреннего состояния. Похоже, за вчерашний день она еще похудела. Созерцая насупленное отражение в зеркале, Селена потянулась за мазью, принесенной вчера Рованом. Нет, не будет она мазаться. Пусть видит, что́ с ней сделал. Вообще-то, с ней бывало и похуже. Два года назад Аробинн за невыполнение приказа превратил ее в кровавое месиво. Вот тогда была настоящая жуть. А сейчас… погано, но терпимо.

Открыв дверь, Селена обнаружила на полу свою одежду. Выстиранную. Даже сапоги были вычищены. Либо Рован постарался, либо кто-то наткнулся на вонючую груду и понес стирать. Обмочиться на глазах у Рована! Селена поморщилась. Как унизительно.

Ну унизительно. И что, позволить этим мыслям расползтись по мозгу, чтобы стало совсем уж тошно? Усилием воли Селена прогнала их, оделась и по темным предрассветным коридорам отправилась на кухню. Лока был уже там и вовсю болтал о метательном ноже, который ему одолжил кто-то из караульных. Теперь он научится по-настоящему метать настоящий нож.

Увидев Селену, парень умолк на полуслове и лишь смотрел. Эмрис тоже взглянул на нее и выронил большой глиняный горшок.

– Великая Матерь и все ее детки, – пробормотал старик.

Селена прошла к столу, где высилась горка чесночных головок. Взяла нож.

– Это только с виду так, – сказала она. – Мне уже и не больно.

Кому она врала? Эмрису с Локой? Или самой себе? Головная боль не проходила. Болела рана на лбу. А уж синяк под глазом…

– У меня есть мазь, – сказал Лока, домывая вчерашние тарелки. – Хорошо помогает.

Селена выразительно посмотрела на него. Парень понял намек, пожал плечами и взялся за очередную тарелку.

Она принялась крошить чеснок. Пальцы мгновенно стали липкими. Эмрис и Лока поглядывали на нее. Видимо, ждали объяснений.

– Вас это не касается, – огрызнулась Селена.

Эмрис, собиравший черепки, с кряхтением разогнул спину. Его ясные умные глаза были полны гнева.

– Касается, раз ты приходишь ко мне на кухню.

– У меня бывало и хуже.

– Это как понимать? – встрепенулся Лока.

Он вовсю глазел на ее израненные руки, на синяк, на кольцо шрамов вокруг шеи – «подарочки» Бэбы Желтоногой.

«Шевели мозгами, парень, – мысленно подзадорила его Селена. – Ты бы пожил в Адарлане, имея фэйскую кровь, да еще будучи женщиной».

Наверное, Лока кое-что понял, раз побледнел.

– Не приставай к ней, парень, – помолчав, сказал Эмрис и вновь нагнулся, чтобы собрать оставшиеся черепки разбитого горшка.

Селена продолжила крошить чеснок. Лока торопливо домывал тарелки, уже без болтовни. Наступило время завтрака. Снова та же беготня вверх и вниз. Снова бесконечное мелькание лиц. Но сегодня несколько полуфэйцев заметили Селену. На одних она просто не обращала внимания. Других оглядывала с головы до ног, присматриваясь к лицам. У некоторых были заостренные уши, но большинство внешне ничем не отличались от обычных людей. Кто-то носил привычную одежду: камзолы и простые платья, но караульные были в кожаных доспехах и тяжелых серых плащах. Они имели при себе достаточно оружия, хотя, по меркам Селены, многие их мечи и кинжалы годились разве что для упражнений. Похоже, им здесь было не с кем сражаться. Воины (обоего пола) поглядывали на Селену со смешанным чувством настороженности и любопытства.