Порочность (ЛП) - Скардони Бьянка

Я сделала ещё один шаг назад, увеличивая дистанцию между нами.

— Джемма.

— Я не закончила, Трейс. Я не всё тебе рассказала.

От его движения челюстью на щеках появились ямочки. Он вновь подошёл вплотную.

— Что бы там ни было, мне плевать. Единственное, что имеет значение для меня, это то, что ты…

— Я связана узами с Домиником, — слова вырвались из меня, как желчь из желудка.

Мёртвая. Тишина. И она затянулась, повиснув между нами, как живая дышащая сущность. Даже дождь, бьющий по оконному стеклу, притих, заглушённый пульсацией в моих ушах. Кровь стучала в висках, ожидая начало конца.

— Повтори, — прозвучало так низко и грубо, что я даже не сразу узнала голос Трейса. Но это был он. Расстроенный, растерянный, разозлённый. И я не могу его винить.

Я облизала пересохшие губы. Тревога вернулась с новой силой, царапаясь и впиваясь когтями в мои лёгкие, отчего каждый последующий вдох давался мне всё тяжелее и тяжелее.

— Я могу объяснить, хорошо? Просто дай мне минуту, и я всё объясню, — попросила я, как преступник, умоляющий о снисхождении. Причём действительно виновный.

Его кадык дёрнулся. Он сложил руки на груди.

— Я слушаю.

— Когда я поняла замысел Энгеля, то запаниковала. Нужно было что-то предпринять, чтобы остановить его. Я не могла допустить, чтобы он получил Амулет, иначе мне бы пришёл конец, если не хуже.

Черты его лица заострились, а взгляд стал ещё тяжелее. Он внутреннее подбирался, готовя себя к худшему, что я только могла ему рассказать.

— Единственным способом не дать ему сформировать со мной связь было создание этой связи с кем-нибудь другим, — я открыла рот и тут же закрыла, давая ему время осмыслить мои слова. — Поэтому я попросила Доминика пить мою кровь.

Его спина едва заметно выпрямилась, а моя, наоборот, сгорбилась.

— И он сделал это, повторяя снова и снова, несколько раз в день. Он делал это, пока это не стало единственным, чего я ждала. Пока я не начала считать минуты до его возвращения.

Он закрыл глаза, будто мои слова пронзили его в самое сердце.

Но я должна была продолжить. Я не могла подсластить пилюлю или скрыть правду о том, что произошла между мной и Домиником в том подземелье. Если он хочет быть со мной — любить меня по-настоящему, — то он должен знать всё. Должен принять меня целиком и полностью, даже самое мерзкое, что есть во мне. И если он не сможет, то мне лучше узнать об этом сейчас.

— Я думала, что смогу держать это под контролем. Думала, что смогу отделять настоящее от навеянного, но это подействовало на меня сильнее, чем я могла себе представить. Не успела оглянуться, как я начала постоянно думать о нём, даже умолять, чтобы он продолжил пить мою кровь… Даже когда в этом не было необходимости, — я смотрела в пол, щёки горели от смущения, от стыда. — И когда мы были наедине, я… Я попросила его поцеловать…

— Стоп. Хватит, — он поднял руки перед собой. — Я услышал достаточно.

Я закрыла рот и замерла в ожидании неизбежных слов. Слов, которые пошлют меня на все четыре стороны. Я перешла границу его терпения, и теперь, как только он придёт в чувства, он вышвырнет меня, как вчерашний мусор.

И я ни капельки его в этом не виню.

ГЛАВА 21. КРУШЕНИЕ ЗАМКА ИЗ ПЕСКА

Дождь стучал по окнам, как будто когтями существ из подземного мира. Трейс и я стояли в комнате в полной тишине, разделяемые одними только моими внутренними демонами. Облегчение, что я, наконец-то, сказала ему правду, так и не наступило. Возможно, потому, что в ответ я получила только выражение мучительной боли разбитого сердца на его лице. Самое смешное — я ведь знала, что так будет. Я представляла этот миг в своей голове десятки раз, но вживую это оказалось намного, намного хуже всего того, что мне удавалось вообразить.

— Прости меня, — мои слова были слишком слабыми, чтобы оказать хоть какое-то воздействие на него. Я рассказала всю правду, и теперь пришло время пожинать плоды. — Знаю, уже ничего не исправить, но хочу, чтобы ты знал, что я никогда не хотела сделать тебе больно.

Он не ответил. Он даже не смотрел на меня. Его руки свисали по бокам, а самые прекрасные глаза были направлены вниз, скрытые густыми тёмными ресницами, за которые большинство девчонок убили бы.

— Всё, что я сделала, было ради того, чтобы выжить… чтобы вернуться к тебе.

Он поднял глаза на меня. Комната вокруг слегка покачивалась, пока я пыталась выяснить, что происходит у него в голове. Возможно, он проклинает тот день, когда я вошла в его жизнь. И кто может его в этом винить? Я же ходячая катастрофа. Всё, что оказывается рядом со мной, разрывается на миллион лоскутков и уносится ветром.

— Если ты хочешь, чтобы я ушла, я пойму, — сказала я, заламывая пальцы. — И не буду тебя винить.

Он покачал головой, но так и не произнёс ни слова.

Напряжённая тишина вновь повисла в воздухе, как старая подруга, оборачиваясь вокруг наших тел и увеличивая дистанцию между нами.

— Трейс? — я сделала маленький шажок к нему, но он выставил руку вперёд, останавливая. Боль в его глазах была почти осязаемой, я как будто погружалась в неё с головой. — Ты можешь сказать хоть что-нибудь?

Его грудная клетка порывисто вздымалась, он сжимал и разжимал челюсть.

— Как долго?

— Что как долго?

Он стиснул зубы.

— Как долго он кормился тобой?

Я опустила глаза. Боже, я даже не могла смотреть на него, когда отвечала на вопрос:

— Почти всё время.

— Скажи мне, что ты не пила его кровь, Джемма. Скажи хотя бы, что до этого не дошло.

— Я… — мне отчаянно хотелось сказать ему это, чтобы подарить ему крошечный огонёк среди той тьмы, в которой я его погребла. Но я не могла дать ему желаемого ответа. — Прости.

— Я убью его, — его голос стал настолько низким и угрожающим, что у меня волосы на затылке встали дыбом. — Я вырву на хрен его сердце.

Внутри меня поднялась паника.

— Доминик не виноват, Трейс. Пожалуйста, только не срывайся на нём.

Он моргнул, но я была настолько охвачена страхом, что не догадалась почему.

— Он всего лишь сделал то, о чём я его попросила. Даже когда я попыталась поцеловать его, он отказался. Он никогда не пользовался…

— Прекрати, — резко оборвал он меня, растирая виски, как будто пытался стереть картинку из головы. — Я могу стерпеть много дерьма, Джемма, но только не стоять здесь и слушать, как ты его защищаешь.

Я захлопнула рот, осознав его слова. Ну как можно настолько не иметь эмпатии?

— Я… прости меня, — опостылевшее слово снова показалось пустым и бессмысленным. Так, хватит уже говорить ему всякую хрень. Эти бесполезные слова звучат почти как оскорбления, когда я говорю их ему.

— Прямо сейчас я не могу этого сделать, — сказал он, обхватив ладонью заднюю часть своей шеи.

— Что я могу для тебя сделать?

— Ты уже доста… — он оборвал себя на полуслове и зажмурился, отлучая меня от красоты, которую я больше не заслуживала видеть. — Слушай, дай мне минуту, ладно? У меня начинает болеть голова.

Я чувствовала себя ответственной. Мне было крайне плохо.

— Изви…

— Хватит извиняться.

— Я пытаюсь, — мне едва удалось посмотреть ему в глаза и спросить: — Я могу… сделать что-нибудь, чтобы тебе стало легче?

— Нет, — он окинул меня взглядом и отпрянул, как падающий лист, подхваченный летним ветром. — Мне нужно время. И побыть одному.

— Хорошо, — я кивнула и просто осталась стоять на месте, потому что не знала, что ещё мне делать.

Он обошёл меня, максимально стараясь избежать касания, и направился на кухню. Я услышала, как он открыл ящик и достал банку с таблетками. Я опустила голову, когда он пересёк гостиную и скрылся в коридоре, так и не сказав мне ни слова.

Тишина обняла меня холодными руками, пока я продолжала стоять в гостиной и ждать.

Этот разговор прокручивался в голове, как небольшие звуковые фрагменты из плохого кино, и я пыталась понять, насколько грубыми и бесчувственными были мои слова. Мне хотелось быть полностью откровенной с ним, чтобы он узнал всю правду, чтобы он знал, на что подписывается, но вот я стою одна посреди комнаты и задаюсь вопросом, не стоило ли соврать. Так ли плохо солгать, если ты просто пытаешься защитить близкого человека? Может, я так и должна была поступить. Может, я должна была защитить его, вместо того чтобы вываливать горькую правду?