Ветер с океана - Сергей Снегов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Тимофея жалко перекосилось лицо. Он хотел что-то сказать и не сумел — глотнул невысказанное слово, как застрявший в горле ком. И тотчас же, так и не выговорив ничего, заспешил наверх. Миша преградил дорогу.
— Куда?
— Да, видишь… Помочь надо, — бессвязно бормотал Тимофей.
Он пытался юркнуть мимо Миши, тот опять не пустил. Бешенство новой волной захлестнуло его. Тимофей выдал себя и побледневшими щеками, и дрожащим голосом, и дрожащими руками. Все, что возмущало Мишу, вдруг воплотилось в Тимофее. Он ненавидел этого смешного, до жалости некрасивого человечка, казавшегося недавно почти блаженненьким, — счастливого соперника, как теперь определилось. Миша жаждал драки. Но Тимофей только с испугом смотрел на Мишу. Миша насмешливо объяснил:
— Помог я, раз уж тебя не оказалось. Хулиганов отшил, Анну успокоил. Все в порядке.
Тимофей слушал с таким напряжением, что некрасивое его лицо стало вовсе уродливым. «За одну бы рожу бить!» — с отвращением подумал Миша.
— Здорова, стало быть? — с трудом выговорил Тимофей.
— Повреждений нет. Чтобы не волновалась, провел ночку в ее комнате. Сторожил — последствий от страха не было…
Миша наклонился к Тимофею, издевательски заглянул в глаза.
Он уже готовился крикнуть: «Да, все было, все, а потом поссорились, а потом помиримся, а ты проваливай, кончилась твоя любовь, я люблю — для третьего лишнего эта штука опасная!»
Тимофей схватил Мишину рук, с благодарностью воскликнул:.
— Ох, Мишка, молодец ты! Варьки же дома нет, я запропал, она от переживаний бы заболела, кабы не ты! Ну, спасибо, спасибо!
— Постой! — Тимофей или притворился дурачком, или и вправду не понимал. — Ты погоди с благодарностью! Ты спроси, как я вел себя у нее? Разгадай-ка загадку?
Тимофей снова испугался.
— Миша, какие загадки? Чтоб ты чего плохого — не поверю! — А если не для нее плохо, а для тебя? Ты на ней жениться мечтаешь, а я, скажем… обдурил Анну. Тогда что?
Тимофей недоверчиво покачал головой.
— Не такой ты. Не будешь ее обдуривать.
— А если все-таки? — настаивал Миша. — Ты сообрази — ночь, испуганная женщина, я — слова всякие, обещания… И поддалась! Что тогда? Как спор решим — добром или по-другому?
— Врешь ты, Миша. Язвишь, что не позаботился один вечерок… И ты не такой, и Анна не такая. Не могло быть…
— Нет, а если было?
— Тогда скажу: спасибо, Миша! За тебя рад, за нее рад… Ответ был таким неожиданным, что Миша растерялся.
— Как понимать — рад?
—: Так и понимай — рад. Анна приблизит к себе только хорошего человека. Значит, ты хороший, и ей с тобой хорошо. Вот за это — спасибо, Миша!
Он говорил, опустив лицо, а потом поднял глаза. И Миша увидел жестокость и ненужность пытки, устроенной Тимофею.
— Прав ты, ничего не было, — сказал он смущенно. — Подразнить хотелось. Ладно, ты не сердись.
— Я знал, что шутишь, — с облегчением воскликнул Тимофей. — Обдурить! И чтобы ты? Никогда!
Миша прервал его:
— Условимся. Ты меня не видел, о происшествии не знаешь. Ей неудобно — как-никак в ее комнате ночевал, всякое можно подумать…
Миша удалился, не оглядываясь.
По дороге он вспомнил, что пропустил выход в залив, Куржак удивится и рассердится, старый рыбак ни опозданий, ни прогулов не признает. И вдруг стала нестерпимой мысль, что завтра он опять утром пойдет на прибрежный лов и опять вечером возвратится, и будет ходить по улицам, где ходит Анна Игнатьевна, возможно, и встретятся, надо будет вежливо поклониться, степенно пройти мимо… Негодование, почти отчаяние так бурно захлестнуло Мишу, что он вслух выругался, — на него с недоумением обернулся случайный прохожий, вероятно, отнес ругань к себе.
Миша резко повернул к «Океанрыбе», торопливо поднялся на второй этаж к брату.
Алексей удивленно приподнял брови, когда Миша вошел.
— Ты почему не в заливе? Погода сегодня хорошая. Миша без приглашения уселся в кресло.
— На улице хорошая, а во мне буря.
— Давай поговорим вечерком, — предложил брат. — Домашние дела лучше решать дома.
Миша отрицательно покачал головой.
— Пришел как проситель, разговор не домашний. Походатайствуй, чтобы меня срочно выпустили в океан. Надо месяца на три, на четыре покинуть сушу.
— Да что произошло, объясни?
Миша коротко рассказал о событиях этой ночи. Алексей вскочил и взволнованно заходил по кабинету.
— Черт знает что! Нападение на женщину чуть не в центре города. Ты нож сдал в милицию?
— Выбросил по дороге в канал. У меня охоты объясняться с милицией что-то нет.
— Еще бы была охота, после того как сам ты повел себя с Анной Игнатьевной! С такой женщиной завязывать пошлую интрижку!
— Интрижки не получилось, уже доложил тебе.
— Хорошо, хоть сам понимаешь, что держался пошляком.
Миша зло глянул на брата, но промолчал. Негодование Алексея превращалось в удивление. Миша женщинами до сих пор интересовался мало, легких связей не заводил. И в том, как он рассказывал о ночи у Анны Игнатьевны, Алексей улавливал боль, а не простое разочарование от неудавшейся интрижки.
— Разговариваешь, словно оскорбили в тебе серьезное чувство. Но ведь не влюблен же ты?
— Нет, не влюблен, — ответил после молчания Миша. — Просто… Как бы тебе сказать? Узнал, как можно любить. И завидую, что до хорошей любви не дорос.
Алексей с минуту размышлял.
— )В отделе кадров мне недавно говорили, что имеется разрешение тебе на выход в море. Так что исполнить твою просьбу уже не составит труда. Забирай документы из колхоза и приноси к нам. Теперь о судне. В океан в ближайшее время выходит «Бирюза», на ней сейчас комплектуется экипаж. Могу попросить, чтобы Карнович взял тебя.
— Отлично! — сказал обрадованный Миша. — На «Бирюзе» я многих знаю. И все говорят — судно хорошее!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДОРОГИ В ОКЕАНЕ
1
Шарутин пришел в восторг, услышав, что Миша получил направление на «Бирюзу». Сам Шарутин тоже шел на «Бирюзе» вторым штурманом и порадовал Мишу, что команда на судне — лучше не пожелать! Миша знал только двоих — боцмана Степана Беленького и Кузьму Куржака, они, как и он, были новенькими в экипаже. О старожилах команды Шарутин дал Мише исчерпывающие сведения.
— Во-первых, капитан — Леонтий Карнович. Ты его видел, конечно.
— Видел и кое-что слышал о нем, — подтвердил Миша. — Так что, немного знаю.
— Видеть Леонтия и кое-что слышать о нем, значит, ничего о нем не знать, кроме внешности. Шуточки, хаханьки, усики пижона, костюмчик всегда, как в театр, первый при встрече руку протянет, улыбочка от уха до уха, хвастун — жуть, а попробуй у него на три минуты на вахту опоздать! Романтик порядка, энтузиаст дисциплины, фанатик точности — вот что это за субъект! Учти, Миша, чтобы непоправимо не ошибиться. Он мне друг, другого такого приятеля нет, но чтобы послабления или снисходительности по этому случаю — и не надеюсь! И ты на легкую житуху не рассчитывай.
Миша только пожал плечами. Он шел в океан вовсе не для того, чтобы веселиться. Шарутин продолжал. Второй человек на «Бирюзе», естественно, стармех Антон Петрович Потемкин, «дед» он из молодых, еще к тридцати не подобрался, немного заикается, словцо ему поперек сказать, мигом вспыхнет, зато машину знает — умопомраченье, а руки куда проворней языка, в аврал так зюзьгой и шкерочным ножом орудует, что и бывалому матросу не угнаться. Старпом Илья Матвеевич Краснов — из дубленых, вареных и пареных, в общем, настоящий морской волк, сам молчаливей сыча, но душа добрая, Шарутин как-то проплавал с ним рейс, ссор не было, только на стихи глух, обеими руками отмахивается, попробуй ему прочитать. И тралмастер невредный, зверски работящий, жаден, правда, любит до смерти хороший заработок, встретишься с ним на берегу, рубля на пиво не одолжит, зато на борту — открытая душа, и на судне без дела часа не просидит, и любому на помощь придет, не ждет, чтобы попросили. Остальных я сам не знаю, будем вместе знакомиться.
Миша после предупреждения, что опаздывать нельзя, на рассвете забросил свой чемоданчик в носовой кубрик. Кузьма, еще с вечера поселившийся на «Бирюзе», одетый, посапывал на койке рядом с койкой Миши. Миша поднялся наверх. На полубаке, прислонившись к бухте тросов, дремал Степан. На палубе было пусто. Волна из залива приваливала траулер к причалу. По небу неслись быстрые, яркие тучки. Вчера накатил изрядный шторм, сегодня погода поутихомирилась — ветер «тряс лохмами» балла на четыре.
— Обстановочка на посуде не по отходу, — заметил Миша, присаживаясь рядом со Степаном. — Не вижу жизни.
Степан, сбросив дрему, сладко зевнул.
— Возможно, и не уйдем, — пробормотал он. — Нам-то с тобой что? Не дадут «добро» на выход, пойдем спать.