Наедине с одиночеством. Рассказы - Эжен Ионеско
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оставь его, — не выдержала Мадлен, — вернемся домой!
— Возвращайся, если хочешь. Я справлюсь.
Я остался один. Покойник стал неправдоподобно легким. Несмотря на свой рост, он сильно исхудал, ведь все эти годы он ничего не ел. Я повернулся, потом начал крутиться на месте, оборачивая мертвеца вокруг себя, как ленту. Я подумал, что так мне будет легче донести его до реки. Однако, когда его голова коснулась моего тела, он вдруг издал долгий, пронзительный свист. Со всех сторон откликнулись полицейские свистки. Залаяли собаки. Вспыхнул свет в близлежащих домах, люди прильнули к окнам, из бара вывалились американские солдаты с девицами.
Из-за угла появились двое полицейских. Они бежали к нам, были уже совсем близко. «Все кончено», — подумал я.
И вдруг борода мертвеца разметалась, превратившись в парашют, и мы стали взлетать. Один из полицейских подпрыгнул, но было уже поздно — ему удалось ухватить меня лишь за один башмак. Я же сбросил другой. Американские солдаты восторженно щелкали фотоаппаратами. Набирая скорость, мы взмывали вверх, а полицейские грозили мне кулаками. Люди в окнах зааплодировали. Только Мадлен, тоже смотревшая в окно, крикнула с презрением: «Ты не умеешь быть серьезным! Хоть ты и взлетел, но в моих глазах ты не возвысился!»
Американцы вопили, приветствуя и поддерживая меня, — они думали, что я устанавливаю новый спортивный рекорд. Я сбросил одежду, швырнул вниз сигареты — пусть полицейские их поделят. Передо мной расстилались млечные пути. И я гигантской орифламмой стремительно преодолевал их…
Перевод С. МатвиенкоФотография полковника
Это было в самом деле прекрасное место. Белоснежные дома окружали цветущие саду. Широкие улицы украшали тенистые деревья. У ворот поджидали новые, сверкающие машины. Безоблачное небо излучало чистый голубой свет. Я снял плащ, перекинул его через руку.
— Здесь всегда хорошая погода, иначе не бывает, — заметил городской архитектор, который сопровождал меня. — Поэтому участки очень дорогие. Виллы построены из самых лучших материалов. Здесь живут богатые, веселые, здоровые, во всех отношениях приятные люди.
— Действительно, — подтвердил я. — Тут и листья, я смотрю, уже распустились, при этом их легкая тень не затемняет фасады зданий, а в других районах города небо затянуто серыми тучами, будто седыми прядями, ветер вздымает слежавшийся снег. Сегодня утром я проснулся, дрожа от холода. А сейчас — как будто перенесся за тысячу километров, на юг, в самый разгар весны. Если летишь на самолете, то словно попадаешь в другой мир. Однако, чтобы оказаться, например, на Лазурном берегу, нужно сначала добраться до аэропорта, а потом более двух часов провести в воздухе. Сюда же я приехал на трамвае. Путешествие имело место на месте, простите мне этот невольный каламбур, — я устало улыбнулся. — Чем это объясняется? Может быть, этот район как-то особенно защищен от непогоды? Но ведь вокруг нет холмов. Да холмы и не спасают от дождей, это известно. А может, дело в каких-то теплых воздушных потоках? Но об этом знали бы. А так — и ветра нет, а воздух свежий. Удивительно.
— Просто это оазис, — ответил мой спутник. — Небольшой островок, какие нередко встречаются в пустынях, когда среди раскаленных песков вдруг возникает дышащий прохладой, яркий от роз, окруженный водоемами призрачный город.
— Вы говорите о миражах, — блеснул я эрудицией.
Мы гуляли по парку, в центре которого был небольшой пруд, мимо особняков, садов, цветов, и прошли так около двух километров. Вокруг царили спокойствие — и оглушительная тишина, которая сначала казалась умиротворяющей, но теперь начинала тревожить.
— Почему так пустынно на улицах? Кроме нас, совсем нет других прохожих. Время обеденное, все должны собраться по домам. Почему же не слышно звяканья посуды, звона бокалов, смеха, разговоров? Почему закрыты все окна?
Мы как раз проходили мимо двух строительных площадок. Среди зеленых деревьев белели недостроенные здания.
— Как жаль, что я так мало зарабатываю, сказал я, — если бы у меня были деньги, я купил бы здесь участок. Вот и дом уже почти готов. Уехал бы из грязного пригорода с его бедными обитателями, холодными, пыльными, пропахшими фабричными дымами улицами. А здесь такой чудесный, сладкий воздух.
Я с наслаждением вдохнул полной грудью.
Мой спутник помрачнел.
— Полиция заморозила строительство. Ведь квартиры все равно никто не покупает. Здешние жители давно собрали бы свои вещички и покинули этот квартал, если б имели, где жить. А может быть, теперь это для них дело чести — остаться. И они остались, забившись в свои роскошные квартиры. Выходят лишь в случае крайней необходимости, группами по десять-пятнадцать человек. И все равно это небезопасно.
— Вы это серьезно? Или просто разыгрываете меня? Хотите напугать? Зачем вы омрачаете такой замечательный день?
— Мне вовсе не до шуток, уверяю вас.
У меня сжалось сердце. Вокруг будто все померкло. Этот чудесный пейзаж, в котором я растворился, которым упивался, который уже успел стать частью меня, вдруг отстранился, отделился от меня, превратился в мертвый образ, заключенный в раму. Я почувствовал себя безнадежно одиноким, окруженным бездушной пустотой.
— Ради Бога, что все это значит? Еще несколько минут назад все было так прекрасно! Я надеялся провести приятный день, чувствовал себя таким счастливым…
Мы опять подошли к пруду.
— Дело в том, — объяснил архитектор, — что здесь, именно здесь, каждый день обнаруживают двух-трех утопленников.
— Утопленников?!
— Вот, вы можете сами в этом убедиться.
Подойдя к краю пруда, я и в самом деле увидел, что в воде покачиваются распухший труп офицера в форме инженерных войск и тело мальчика пяти-шести лет, его рука намертво сжимала палочку для серсо.
— Вон там еще один, — архитектор вытянул руку. — Сегодня их трое.
То, что я сначала принял за водоросли, было рыжими волосами, расстилающимися на поверхности воды.
— Какой ужас! Это женщина?
Архитектор пожал плечами.
— Наверное. Один — мужчина, второй — ребенок…
— И очевидно, мать этого ребенка. Несчастные! Кто это мог сделать?
— Все тот же неуловимый убийца.
— Значит, и нам угрожает опасность! Уйдем отсюда! — воскликнул я.
— Пока вы со мной, вы в безопасности. Я муниципальный служащий. Убийца не нападает на представителей власти. Вот если я выйду на пенсию, но пока…
— Давайте уйдем! — взмолился я.
Мы поспешили отойти от пруда. Скорее покинуть этот квартал! «Богатство не гарантирует счастья», — подумал я, и меня охватила отчаянная тоска и безысходность. Зачем жить, если таков конец?
— Возможно, его арестуют до вашего выхода на пенсию? — спросил я.
— Это совсем не просто. Мы делаем все возможное, поверьте мне, — ответил он хмуро. И добавил: — Не сюда. Так вы будете кружить и все время возвращаться на это место.
— Прошу вас, выведите меня отсюда. А ведь так замечательно начинался день! Теперь эта ужасная картина все время будет стоять у меня перед глазами!
— Не надо было вам показывать этих утопленников…
— Нет, я предпочитаю знать, лучше все знать…
Через несколько минут мы уже были за границами квартала, на окружном бульваре. На остановке в ожидании трамвая толпился народ. Небо было беспросветно серым, тяжелым. Я сразу же закоченел, поэтому надел плащ, укутал шею шарфом. Шел дождь со снегом, образовывая на тротуаре грязные лужи.
— Вы не торопитесь? — спросил меня архитектор (я только что узнал от него, что он является также комиссаром полиции), — может, пропустим по стаканчику?
Он, в отличие от меня, опять повеселел.
— Здесь рядом, в двух шагах от кладбища, есть бистро, там, кстати, и венки продают.
— Нет, у меня решительно нет настроения…
— Да не расстраивайтесь вы так. Жизнь будет немила, если принимать близко к сердцу все несчастья, которые преследуют человечество. Ведь постоянно где-то кого-то убивают, в том числе детей, кто-то погибает, старики умирают от голода, полно вдов, сирот, несчастных…
— Все это так, господин комиссар, но когда это происходит на твоих глазах, очень трудно сохранять спокойствие.
Мой спутник хлопнул меня по плечу:
— Вы слишком чувствительны, мой друг!
Мы вошли в бистро.
— Сейчас мы поднимем вам настроение. Два пива! — заказал комиссар.
Мы выбрали место возле окна. К нам подошел толстый бармен в жилетке, закатанные рукава рубашки открывали волосатые руки.
— Для вас у меня найдется особенное пиво! — сказал он.
— Постойте, угощаю я, — остановил меня комиссар, увидев, что я полез в карман за деньгами.
Я же никак не мог прийти в себя.