Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба

Правда, религиозное сознание Древней Руси не было ни единым, ни цельным. Современные исследователи выделяют в нем три пласта.

Первый связан с развитием собственно христианского, византийского наследия, второй — с причудливым взаимодействием христианской и восточнославянской языческой традиции, и, наконец, третий — с судьбами «третьей культуры» — не христианской и не языческой, но, скорее, ахристианской, основанной на сложном синтезе позднеантичных, ближневосточных и западноевропейских элементов. «Третья культура», народная и городская по своему происхождению, была представлена переводами греческих и иудейских апокрифов, светскими повестями и хрониками, естественно-научными трактатами.

Иногда своеобразный сплав христианских и языческих представлений называют «двоеверием». Наиболее точное описание этого явления дал богослов и историк церкви Г. В. Флоровский: «Язычество не умерло и не было обессилено сразу. В смутных глубинах народного подсознания… слагались две культуры: дневная и ночная. Носителей „дневной“ культуры было, конечно, меньшинство… Заимствованная византийско-христианская культура не стала „общенародной“ сразу, а долгое время была достоянием… культурного меньшинства… История этой культуры не исчерпывает всей полноты русской духовной судьбы… В подпочвенных слоях развивается „вторая культура“, слагается новый и своеобразный синкретизм, в котором местные языческие переживания сплавляются с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения. Эта вторая жизнь протекает под спудом и не часто прорывается на историческую поверхность. Но всегда чувствуется под нею, как кипящая и бурная лава…» Главным различием между этими двумя культурами Флоровский считает различие «духовных и душевных установок». «„Дневная“ культура была культурой духа и ума, это была „умная“ культура: „ночная“ культура есть область мечтания и воображения…». Действительно, христианство на Руси было воспринято скорее эстетически (через красоту богослужения и церковного искусства) и морально-этически (как система норм и запретов), но не было воспринято как религия Логоса (Бога как всеобъемлющего смысла). Более того, постепенно укреплялась традиция противопоставления сердца и чувства — разуму, веры — рациональному знанию. Отсюда вытекали многие печальные последствия, в том числе поверхностное знание Библии, магизм и ритуализм, когда вторичные, материальные, святыни (иконы, мощи, освященная вода) заслоняли собой первичные (евхаристию и Священное Писание).

Одновременно с христианизацией язычества идет «объязычивание» христианства. Православная церковь включает языческие праздники в свой календарь или ставит новые на место старых (как в случае с масленицей, ставшей неделей сыропустной перед Великим постом). Возникает православный культ «явленных» икон (обретенных на деревьях, воде или камнях) — явный отголосок языческого поклонения деревьям, источникам вод и камням. К сожалению, рука об руку с достижениями — распространением грамотности, книжности, искусств — начинают накапливаться и проблемы, отчасти бросающиеся в глаза и даже считающиеся особенностями русской религиозной жизни и сознания, а отчасти пребывающие под спудом, в глубинах народного сознания, вырывающиеся наружу во время кризисов и нестроений (ереси XIV–XV вв., «капитоновщина» или раскол). «Народное христианство», например, плохо отличает догмат от обряда, делает акцент на поклонении, а не понимании, враждебно относится к любым изменениям.

Внешняя канва утверждения и развития православия, его основных институтов и культуры на Руси в допетровский период хорошо известна. Любой учебник рассказывает о митрополите, епископах и епархиях, игуменах и монастырях, священно- и церковнослужителях, книгах и обрядах, храмах и иконах и т. д. Но нередко в стороне остается вопрос о своеобразии русского православия, его взаимоотношений с государством и обществом. Между тем это своеобразие с самого начала властно заявило о себе, определенным образом направив развитие церкви, страны, культуры и сузив круг альтернатив.

Русь получила от Византии вполне разработанное христианское вероучение и развитую христианскую культуру. Ко времени крещения славян эпоха доктринальных споров на вселенских соборах подошла к концу. Основные догматы, сформулированные в никео-цареградском Символе веры, были уже разработаны и переданы славянам в окончательном виде. Быть может, именно поэтому русская церковь дала мало оригинальных богословов, а периодически возникавшие религиозные споры редко носили догматический характер. Кажется, что все основные усилия поколений русских священников и богословов были направлены на овладение византийским наследством, а не на его творческое развитие. Первые четыре-пять веков вообще в основном стояла проблема переводов текста Библии и богослужебных, учительных и т. д. книг на церковнославянский язык. Как известно, проблема эта была решена довольно поздно — только к концу XV в., когда под руководством архиепископа новгородского Геннадия была составлена так называемая «Геннадиевская Библия» (полный кодекс библейских книг). Напечатана полная славянская Библия была в 1580 г. в Остроге (Речь Посполитая), а в Москве по этому изданию — только в 1663 г. Долгое время Священное Писание на Руси не столько читали, сколько слушали. Ветхий и Новый Завет (помимо Псалтири и Евангелий) были известны только в отрывках, читавшихся за богослужением. Впрочем, распространение так называемых «толковых» списков библейских книг, где к тексту Писания присоединены толкования, указывает на постоянно существовавший интерес к такому чтению среди грамотных людей. Для неграмотных основные положения веры разъяснялись в проповедях, иконах и фресках церквей.

Греки передавали свою веру и цивилизацию Руси не в греческом оригинале, а в славянском переводе Кирилла и Мефодия. Но это благо со временем обернулось отрывом от греко-римской традиции (в допетровской Руси мало знали латынь и греческий), очень выборочным и приблизительным знакомством с античной и средневековой богословской и философской мыслью. Раскол христианского мира и нараставшее отчуждение его частей привело к тому, что Русь упустила опыт западноевропейской схоластики, опыт открытой богословской дискуссии. Признаком подлинного благочестия на Руси стал считаться нерассуждающий разум («не должно смети иметь мнение, мнение — второе падение»; «не чти много книг, да не во ересь впадеши»).

Наконец, с крещения Руси начинается собственно история (а не предыстория) русской культуры. Христианизация и окультуривание идут вместе и «сверху». «Повесть временных лет» сообщает, что Владимир после крещения «посылал собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное… матери же детей этих плакали о них… как о мертвых». Так возникает тесная связь церкви и государства, когда церковь не только служит целям национальной, государственной политики, но и просто берет на себя выполнение некоторых государственных функций. И не всегда это было столь плодотворным, как в случае с грамотностью и книжностью.

В Византии взаимоотношения власти и церкви строились на принципе «симфонии», сформулированном в VI в. в кодексе Юстиниана. Церковь и государство, священство (sacerdotium) и власть императора (imperium) рассматривались как две части единого организма. Император Иоанн Цимисхий говорил: «Я признаю две власти: священническую и императорскую. Творец вверил первой заботу о душе, а второй — попечение о людских телах. Пусть ни одна из властей не подвергается нападкам, дабы мир мог процветать». Такова была теория, а практика ее нередко корректировала в сторону безусловного приоритета императорской власти. Например, один из византийских архиепископов XIII в. писал: «Император есть мерило в отношении церковной иерархии, законодатель для жизни и поведения священников, его ведению подлежат споры епископов и клириков и право замещения вакантных должностей». Надо сказать, что эта древняя традиция идет от римского императора Константина Великого, сделавшего христианство государственной религией, созвавшего в 325 г. первый Вселенский церковный собор в Никее и постоянно вмешивавшегося в богословские споры и церковные дела (крещение он принял только накануне смерти). Недаром продолжавшуюся вплоть до XX в. эпоху в истории церкви, когда политическая власть осуществляла свои цели, опираясь на христианство как государственную религию, принято называть «константиновской». Критики теократии говорят о «пленении» церкви государством, о том, что императоры приковали церковь к своей колеснице, что в итоге привело к религиозно-политическому диктату, к «христианским» гонениям против инакомыслящих. Благостная в теории, на практике идея «симфонии» государственной религии была попыткой «воцерковления» языческой по сути монархии, в основе своей противоречившей постулатам Нового Завета.