История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10 - Джованни Казанова

— Очень хорошо. Сделайте мне это. Я заплачу сотню рублей и возьму ее с собой, и обещаю, что не буду держать ее как рабыню; но я полагаюсь на вас, так как не хотел бы, чтобы меня обманули.

— Я договорюсь сам, и заверяю вас, что меня не обманут. Хотите ли сделать это сразу?

— Нет. Завтра, так как не хочу, чтобы наша компания знала об этом. Завтра утром, я подойду к вам в девять часов.

Мы вернулись в Петербург в фаэтоне, и назавтра, в назначенный час, я был у Зиновьева, который был рад оказать мне эту маленькую услугу. Дорогой он мне сказал, что, если я хочу, он составит мне за несколько дней сераль из такого количества девушек, какое захочу. Я дал ему сто рублей. Мы прибыли к крестьянину, девушка была там. Зиновьев рассказал ему о деле, крестьянин возблагодарил Св. Николая за счастливый случай, что с ним произошел, поговорил со своей дочерью, я увидел, что она на меня посмотрела и услышал, что она сказала ему «Да». Зиновьев сказал мне, что я должен убедиться, что она девственна, потому что я должен расписаться, что взял ее себе в услужение таковой. В силу своего воспитания я постыдился того, что должен унизить ее, подвергнув осмотру, но Зиновьев меня ободрил, сказав, что ему доставит удовольствие быть свидетелем этого события перед ее родственниками. Итак, я присел и, зажав между своих бедер, ощупал ее рукой и нашел нетронутой; но, по правде говоря, я бы не опроверг этого, даже если бы нашел ее порченной. Зиновьев отсчитал сто рублей отцу, который дал их дочери, а она передала в руки матери, и мои слуга и кучер зашли, чтобы стать свидетелями того, о чем они не знали заранее. Эта девушка, которую я сразу назвал Заирой[10], села в коляску и поехала с нами в Петербург, одетая, как и была, в грубое полотно, без рубашки. Поблагодарив Зиновьева, я оставался далее у себя четыре дня, не покидая ее, и только переодев ее на французский манер, без шика, но очень просто. То, что я не знал русского, причиняло мне мучения, но она менее чем в три месяца сама выучила итальянский, очень плохо, но достаточно, чтобы сказать мне, чего она хочет. Она начала меня любить, затем ревновать; один раз хотела меня убить, как это увидит читатель в следующей главе.

Глава VI

Кревкёр. Бомбак. Путешествие в Москву. Продолжение приключений, что случились со мной в Петербурге.

В тот же день, что я привел к себе Заиру, я отослал Ламберта. Он напивался каждый день, я более не знал, что с ним делать. Его брали только в солдаты. Я сделал ему паспорт и дал денег, необходимых, чтобы вернуться в Берлин. Семь лет спустя я узнал в Гориче, что он поступил на службу в Австрии.

Заира в мае стала так красива, что, желая ехать в Москву, я, не имея смелости оставить ее в Петербурге, взял с собой вместо служанки. Удовольствие, которое я испытывал, слушая, как она говорит со мной по-венециански, было несравненно. В субботу я ходил в русскую баню, мыться вместе с нею, в компании тридцати-сорока других, мужчин и женщин, — все голые, которые, не глядя друг на друга, предполагали, что и никто на них не смотрит. Это отсутствие стыда происходило от невинности отношений. Я удивлялся, что никто не смотрит на Заиру, которая казалась мне оригиналом статуи Психеи, которую я видел на вилле Боргезе. Ее груди еще не оформились, ей шел тринадцатый год; у нее еще не было признаков зрелости. Белая как снег, и ее черные волосы делали ее белизну еще ярче. Если бы не ее проклятая ревность, которой она изводила меня каждый день, и не слепая вера в то, что говорили ей карты, с которыми она советовалась все время, я бы ее никогда не покинул.

Молодой человек, француз, с красивым лицом, по имени Кревкёр, показывавший воспитание, равное своему происхождению, прибыл в Петербург в компании девушки-парижанки, которую он называл ла Ривьер, молодой и отнюдь не уродливой, которая однако не имела никаких талантов, ни прочего образования, кроме того, которое получают в Париже все девушки, которые, чтобы жить, пользуются своим очарованием. Этот молодой человек пришел ко мне занести письмо принца Карла Курляндского, в котором тот говорил, что я доставлю ему удовольствие, если смогу оказаться в чем-то полезен этой паре. Он принес мне это письмо, в сопровождении своей красотки, в девять часов утра, когда я завтракал с Заирой.

— Вы сами скажите мне, — говорю я, чем я могу быть вам полезен.

— Предоставив нам ваше общество и ваши знакомства.

— Что касается моего общества, — я иностранец, это мало чего стоит, я буду заходить к вам, вы приходите ко мне, когда хотите, и доставите мне этим удовольствие; но я никогда не ем у себя. Что касается моих знакомств, вы понимаете, что, будучи иностранцем, я нарушу правила, представляя вас вместе с мадам. Она ваша жена? Меня спросят, кто вы и что вы собираетесь делать в Петербурге. Что я должен говорить? Я удивлен, что принц Карл не адресовал вас к другим.

Я лотарингский дворянин, я приехал сюда для собственного развлечения; м-ль ла Ривьер, что вы видите — моя любовница.

Я не знаю, кому вас представлять с такими данными, а впрочем, я полагаю, что вы можете видеть нравы страны и развлекаться, и не имея ни в ком нужды. Спектакли, променады, даже развлечения двора открыты для всех. Я полагаю, что деньги вам не нужны.

— У меня совершенно нет денег, и я ни от кого их не жду.

— У меня их тоже не слишком много; вы меня удивляете. Как вы могли совершить такую глупость приехать сюда без денег?

— Это она сказала, что они нужны нам лишь со дня на день. Она заставила меня выехать из Парижа без единого су, и до настоящего времени мне кажется, что она права. Мы жили повсюду.

— Значит, кошелек находится у нее.

— Мой кошелек, — говорит она, — в кармане моих друзей.

— Я услышал, и я вижу, что у вас друзья должны быть по всей обитаемой земле; если бы у меня был кошелек, то для дружбы такого рода я бы вам его тоже открыл; но я не богат.

Бомбак, гамбуржец, с которым я познакомился в Англии, откуда он удрал из-за долгов, приехал в Петербург, где имел счастье поступить на военную службу; сын богатого негоцианта, он держал дом, слуг и экипаж, он любил девушек, вкусную еду и игру, он в открытую делал долги. Он был некрасивый, живой и изворотливый. Он пришел ко мне как раз, чтобы прервать разговор, который я начал со странной путешественницей, которая держала свой кошелек в карманах своих друзей. Я представил ему месье и мадам, рассказав ему все, за исключением главы относительно кошелька. Бомбак, в восторге от авантюры, стал делать авансы ла Ривьер, которая их восприняла в тоне своей профессии, и в четверть часа я со смехом убедился, что она была права. Бомбак пригласил их к себе обедать на завтра, а сегодня уговорил ехать с ним в кабак Красный, чтобы там пообедать попросту; он попросил меня ехать тоже, и я согласился. Заира спросила меня, о чем речь, поскольку не понимала по-французски, и я ей все рассказал. Она сказала, что если речь о том, чтобы пойти в Красный, она тоже хочет, и я согласился, поскольку это была чистая ревность, и я опасался последствий, которые выражались в дурном настроении, в слезах, в отчаянии, которое несколько раз вынуждало меня ее поколачивать; это было главное средство убедить ее, что я ее люблю. После колотушки она постепенно становилась нежной, и воцарялся мир и праздник любви.