Моя скандальная няня - Сьюзен Хансен

Вернувшись домой, на столике в прихожей я нашла большой букет цветов и записку, адресованную мне. Я развернула листок. Записка была от Мэнди.

Дорогая Сьюзи!

Я не перестаю думать о тебе и Брэндоне. Надеюсь, с ним все в порядке, и, надеюсь, ты держишься.

С любовью, Мэнди.

Я разревелась — уже пятый раз за эти два дня. И как раз в этот момент вошел Майкл. Я сидела на нижней ступеньке лестницы с цветами в руках и заливалась слезами.

— От кого цветы? — спросил он бегло.

— От моей подруги Мэнди, — всхлипнула я.

— По какому поводу? — Его лицо не отражало никаких эмоций.

— Просто от души… Я так волновалась… И она… — невразумительно промямлила я. Мне действительно было неловко из-за своих слез. В конце концов, он ведь отец Брэндона!

Майкл безучастно смотрел на меня.

«Я столько пережила!» — хотелось мне крикнуть. Неужели он не понимает этого? Я люблю его сынишку! Не могу поверить, что он так и не понял, как мне было тяжело и как я за него испугалась.

Но, похоже, он действительно не понял. Он платил мне. Платил за то, чтобы я заботилась о его детях. Но не за то, чтобы я их любила.

Это я делала по собственному желанию.

9

Погоня за красотой

Я очень практична. Для меня очень важно, чтобы мои дети знали, что их мама я, а не няня.

Спустя всего несколько дней после того, как я начала работать, Джуди заметила:

— Я ненавижу, когда ребенок тянется к няне, а не ко мне.

Как бы то ни было, она не делала ничего для того, чтобы это было не так. Мне было очень грустно сознавать, что Джуди воспринимала это как цену, которую приходится платить за то, чтобы иметь няню. Она, наверное, полагала, что должна отказаться от некоторых радостей материнства только потому, что имеет возможность нанять прислугу.

Однако от некоторых вещей она не желала отказываться. Однажды утром, после того как старшие дети ушли в свои дошкольные учреждения, а я кормила Брэндона рисовой кашей, вошла Джуди, долго и с неудовольствием смотрела на меня, уперев руки в бедра, а затем произнесла:

— Что ты делаешь?

Я в недоумении ответила:

— Ну, я кормлю…

— Тебе не кажется, что прежде следовало бы проинформировать меня, что ты собираешься кормить его твердой пищей?

Я сдержалась.

— Гм, когда мы были у педиатра, доктор сказал, что Брэндону можно давать рисовую кашку, смешанную с детским питанием.

— Хорошо, и тем не менее. Именно я и никто другой должен был дать ему первую ложку.

— Извините, — сказала я, передавая ей пластиковую мисочку и детскую ложечку. Я побоялась сказать ей, что следую совету педиатра уже почти две недели. Разве она не знала об этом? Однако она права — именно мать должна первой начать кормить своего ребенка с ложки. Я тихонько вышла, чувствуя себя страшно неловко, и поднялась поменять белье в постельке Брэндона. Когда я спускалась обратно с грязным бельем в корзинке, я увидела на подъездной дорожке отъезжающий «мерседес» Джуди. Я вошла в кухню. Кармен вытирала с мордашки Брэндона остатки каши.

Чувствовала ли Джуди себя вычеркнутой из ежедневного распорядка Брэндона? Этого я никогда не узнала.

Из троих детей только Брэндон всегда был счастлив видеть меня.

Я знала, что Аманда и Джошуа, как и многие другие дети, которыми занимались няни, уже поняли, какова участь тех, кто заботился о них до того, как на сцене появилась я, — образ Летиции, томящейся у ворот, вспыхнул в моем мозгу. К тому времени, когда я влилась в ряды домашней прислуги, они уже научились защищать свои чувства. Они больше не хотели терять друзей. Поэтому сделали все, чтобы не заводить новых. Но я не была готова к тому, что они настроены воспринимать время, проводимое со мной, как визит к дантисту. Дети, с которыми я сидела в Орегоне, смотрели на это скорее как на поход в магазин игрушек.

Я знала, что Джошуа и Аманда могут быть любящими; я видела их волнение, когда у нас гостила Кристи. Однажды я решила убить двух зайцев — я попыталась продемонстрировать удовольствие от обретения новых друзей и заодно постаралась вовлечь детей в совместную деятельность. Как у беби-ситтера со стажем, у меня всегда были в запасе игры и творческие идеи, но оказалось, что очень трудно оторвать этих детей от телевизора и видеофильмов. На столе в гостиной я разложила цветную бумагу, клей и блестки. Все же они «клюнули» и принялись мастерить открытки для Кристи, а я записывала их пожелания. Несмотря на небольшую стычку из-за блесток, время мы провели великолепно. Джошуа понравилось делать радуги, а Аманде — работать клеевым карандашом.

Это было невиданно, чтобы Аманда так веселилась. Иногда мы забавлялись, наряжаясь в костюмы Спящей Красавицы, Белоснежки или принцесс, и танцевали, дурачась, под мелодии Раффи. Мы играли в «испорченный телефон», «дочки-матери» и «угадай, что я думаю». Она была прелестным ребенком. Однако часто прямо в разгар нашего веселья какая-то мелочь могла выбить ее из колеи. Она требовала именно тот сорт крекеров, который давали в школе; хотела смотреть по «видику» «Золушку», вместо того чтобы качаться на качелях; не могла найти свою Барби из Малибу… Тогда она начинала визжать, кричать и разбрасывать вещи — свои и мои — до полного изнеможения.

Однажды днем Аманда вышла из себя из-за того, что ее мамочка собиралась уехать. Она вылетела из дома следом за матерью, топая ногами и пронзительно крича. Ей было три года; она знала, чего она хочет, но она не могла получить это. Ее разочарованию и ярости не было конца. Она визжала, топала ногами, она задыхалась от рыданий. Я попыталась унести Аманду в ее комнату, но она вывернулась из моих рук и чуть не упала на ступени лестницы. Думаю, она сама испугалась того, что не может справиться со своим маленьким, переполненным злобой телом, так же как не могла этого и я. Поэтому мы просто остановились на полпути, и она продолжала плакать, но уже не так сильно. Наконец я села на ступеньки у ее ног и посмотрела снизу вверх на ее печальное, мокрое от слез лицо.

— Аманда, мне очень жаль, что ты так расстраиваешься и что это так тяжело для тебя, — сказала я ей. — Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — ответила она, впервые за все это время, и хлопнулась своим дрожащим тельцем мне на колени.

Переломный момент? Однажды Аманда неожиданно заявила, что хотела бы, чтобы я была ее мамой. Я могла бы принять это как самый лучший комплимент, если бы это не происходило во время обеда, когда ее родная мать сидела рядом со мной. Я обмерла, и, полагаю, Джуди тоже. Уже одно то, что Джуди думала, будто Брэндон предпочитает ей меня, было достаточно плохо, но Аманда произнесла это вслух. В институте нам не предложили сценария преодоления такой ситуации.