Остров в Меланезии - Финн Риделанд

Обработка препаратами ДДТ почти всей Меланезии оказалась довольно дорогостоящим мероприятием. Опрыскивание одной хижины средней величины обходится в шесть крон. Прибавьте сюда ассигнования на антималярийные таблетки и транспорт, а также на заработную плату и текущие расходы для персонала экспедиции. Кстати, один насос-распылитель стоит свыше двухсот крон. Экспедиция в район Кериака стоила почти десять тысяч крон.

Местные жители принимали нас очень радушно. Они оказывали нам всяческое содействие, а по вечерам устраивали для нас праздники танца. Однако деревни здесь находились на довольно большом расстоянии друг от друга, и мы выматывались до последней степени, совершая переходы между ними. Работа была довольно однообразная, и лишь плавание на лодках вдоль берегов из одной деревни в другую вносило известное разнообразие в серые будни.

Несколько дней мы провели на плантации Кунуа, потом направились вдоль берега к католическому миссионерскому пункту Курайо, а оттуда двинулись во внутренние области острова и пришли в деревню, которая, как нам объяснили, была твердыней культа упей по эту сторону хребта Эмперор. Проведя все необходимые мероприятия, мы снова вернулись на побережье.

В деревне Корипобе мы погрузились со всем оборудованием и запасами в двенадцать весельных лодок, и скоро наша маленькая флотилия взяла курс на юг, к деревне Покито. Было не слишком благоразумно пускаться в плавание на валких суденышках, но насколько рискованной была эта экспедиция, мы поняли лишь после того, как очутились в открытом море.

Еще за минуту до того как мы отплыли, море было спокойным и соблазнительно ласковым. Легкая зыбь мягко колебала его поверхность, уходящую в бесконечность. Словно перевернутая чаша, над нами синел небосвод. Легкий ветерок дышал свежестью и прохладой. Все говорило о том, что плавание будет необыкновенно приятным. Но уже через десять минут над морем стали собираться облака, а еще через десять минут начался шторм.

Во время подобных рейсов здешние мореходы предпочитают держаться подальше от скалистых берегов. Ветер налетел так неожиданно, что если бы мы попытались вернуться, нас разбило бы о скалы. Не успели мы оглянуться, как наши лодки оказались разбросанными на площади в несколько квадратных километров, и мы при всем желании уже не могли сказать друг другу ни слова. В этих водах лодку всегда может захватить сильное течение и унести в открытое море, если только рулевой не справится с ветром и волнами.

Не буду утверждать, что чем злее бушевала буря, тем радостнее становилось у меня на сердце. Напротив, не без тревоги я отметил, что мы плывем на запад и уходим все дальше в открытое море. Скоро пошел дождь.

Земля и маленькие островки совсем исчезли из виду, а с ними и ощущение безопасности, которое давала близость берега. Проходили часы, один тревожнее друтого, но напрасно я ждал, что буря вот-вот утихнет или хотя бы прекратится дождь.

Мы почувствовали, что начинается прилив. На Соломоновых островах приливы и отливы — неразрешимая загадка природы. Иногда прилив может продолжаться пятнадцать часов подряд, а иногда уже через час начинается отлив. Во всяком случае, здесь не приходится утешать себя мыслью о том, что время отлива близко.

Часов около пяти вечера наш рулевой пробормотал: «Вон там Покито».

Ветер все еще дул, хотя и вполсилы, однако дождь наконец перестал. Возможно, буря все-таки не устояла перед заклинаниями, которые обрушили на нее экипажи лодок. Все это время наши гребцы распевали гимны во славу богов и духов, хотя вначале они гребли, не выказывая никаких признаков беспокойства. Однако мне было уже известно, что, когда местные жители пускаются в рискованное плавание, они немедленно налаживают контакт с «потусторонним» миром. Место, откуда видна последняя полоска земли на самом горизонте, — это граница безопасности. Слишком долгое пребывание по ту сторону этой границы может привести к гибели в морской пучине.

Несмотря на ветер, нам все-таки удалось развернуться и направить лодки к берегу. Скоро я заметил, что с левого борта темнеет узкая полоска земли.

Весельные лодки, выдолбленные из цельного ствола дерева, гораздо устойчивее в открытом море, чем возле берега, где волны круче и коварнее. Однако большие волны всегда могут перевернуть такую лодку независимо от того, где она находится: рядом с берегом или в открытом море.

В долбленках нет ни одного гвоздя: от носа и до кормы они сшиты лозняком и прутьями. Поэтому они обладают большой гибкостью, что придает всей конструкции прочность и надежность.

Однако у подножия каждой волны возникает критическая зона, где совсем нет ветра, а вода бурлит и кипит, как в котле. Управлять лодкой в этой зоне надо очень осторожно. Перегруженная до предела, она быстро наполняется водой, и набегающая волна опрокидывает ее в мгновение ока.

К сожалению, нас постигла именно такая участь. Мы уже совсем было зашли за мыс возле Покито, когда наша лодка наполнилась водой и вдруг оказалась на самом гребне огромной волны. Признаться, я подумал, что теперь нас ожидает нечто худшее, чем погибнуть в пучине вод в открытом море.

Лодка перевернулась, и я помню только, что набежавшей волной ее с силой ударило о берег и разбило в щепки, а нас выбросило на прибрежный песок. Оба ящика с оборудованием и лекарствами мы нашли среди обломков лодки, но часть бочонков с ДДТ и несколько опрыскивателей пошли па дно.

К сожалению, в ящиках не было резиновой водонепроницаемой прокладки, и все их содержимое оказалось пропитано морской водой. Правда, радиооборудование и фотоаппараты я хранил в пластиковых пакетах, но книги и журналы были основательно испорчены.

Один за другим выходили на берег гребцы. Одни улыбались, другие ворчали себе что-то под нос. Все, что осталось в лодках, мы сложили под деревом и расположились на отдых.

Немного отдохнув, мы пошли вдоль берега к деревне, где должны были провести очередную обработку препаратами ДДТ. Вдруг к нам подошел старик. Он взял меня за локоть и сказал:

— Посмотри!

Он указал на солнце, которое, словно гигантский огненный шар, медленно скатывалось в море.

Буря утихла так же неожиданно, как и налетела. Поверхность моря медленно вздымалась и опускалась, словно оно дышало, а небосвод переливался всеми оттенками золотистого, красного и фиолетового цветов. На востоке, где поднимался горный хребет, земля приобрела непостижимо мягкую голубовато-зеленую окраску, потом она стала лиловой, а потом — темно-синей. Легкий ветерок, неуловимый как сон, проскользнул между деревьями и, похитив аромат спящих франгипани, принес его нам. Большая птица беззвучно пронеслась мимо нас на своих сильных и мягких крыльях; она села на дерево и издала громкий призывный крик.