Ромео с большой дороги - Дарья Донцова

Павлик, сын моей подруги Лены, при виде любого человека в белом халате, не обязательно врача или медсестры, а, допустим, продавщицы в аптеке, начинал орать с такой силой, что несчастная Ленка уволакивала малыша на улицу и там пыталась образумить. Долгие годы Лена не могла понять, отчего сын испытывает ужас при виде медиков. Паша отказывался ходить к стоматологу, ему было невозможно сделать прививки. В кабинеты врачей мальчик стал входить без истерик лишь после того, как доктора начали носить цветные халаты и «пижамы»: голубые, оранжевые. Но, даже окончив институт, Павел цепенел при виде белой одежды последователей Гиппократа. А когда его жена Маринка отправилась в роддом, с парнем и вовсе случился истерический припадок. Он привез супругу в клинику, и к паре вышла медсестра в белом халате.

Паша затрясся, схватил Маринку за руку и велел:

– Бежим!

– С ума сошел? – удивилась жена. – Куда бежать? У меня же схватки…

– Скорей! – потащил супругу к двери Павел.

Медсестра схватила роженицу и попыталась отвести женщину в отделение. Несколько секунд супруг и медработница тянули бедную Маринку в разные стороны, потом примчались охранники и отобрали у Паши жену. Дежурный врач, хорошо зная, что будущие папаши часто ведут себя хуже рожениц, моментально вызвал соответствующего специалиста, и Пашка впервые оказался в кабинете психолога. Тот, как мог в данный момент, купировал истерический припадок и посоветовал Павлу обратиться к психотерапевту. И в конце концов удалось выяснить, отчего взрослый уже мужчина по-прежнему, как в детстве, делается неуправляемым при виде белого халата.

Когда Павлику исполнилось два года, умерла его бабушка. Женщине стало плохо внезапно, дочь вызвала «Скорую», приехали врачи, одетые самым традиционным образом: белый халат, шапочка, стетоскоп на шее.

Увидав, что пациентке совсем нехорошо, бригада начала реанимационные мероприятия, предварительно выставив родственников за дверь. Но медики не заметили маленького Пашку, забившегося под стол. Мальчик сидел тихо-тихо, наблюдая за тем, как пытаются оживить бабушку.

Спасти старушку не удалось. Когда все аппараты были выключены, в комнату позвали Лену и объявили ей:

– Мы не боги, ваша мама скончалась.

От подобного известия с Леной случился сердечный приступ, теперь помощь понадобилась ей. Увидав, что доктор подходит к маме со шприцем в руках, Паша вылетел из своего укрытия с воплем:

– Не убивайте маму!

Мальчика успокоили, дней через пять взрослые забыли про истерику Паши, только ребенок ничего не выбросил из головы, закопал поглубже, в подсознание. А потом к нему пришел страх перед белым халатом, который сопровождал беднягу все детство, юность и часть зрелости…

Рита плакала, а испуганная Феня, напоив девочку снотворным, побежала к Анне и растолковала той ситуацию.

– Что делать? – забеспокоилась мать. – Неужели она что-то поняла?

– В голове Риты все перемешалось, – вздохнула Феня, – одно услышала, другое додумала, третье не так оценила. А ну как в школе учительнице расскажет? Или подружкам наболтает?

Глава 19

Феня и Анна сначала растерялись, но потом в голову матери пришло решение.

– Надо дать ей нашу версию событий, – воскликнула она, – придумать нечто!

– Не понимаю, – заволновалась Феня.

– Мы должны задурить ей голову, – попыталась объяснить свою идею Анна, – как-то необычно объяснить, почему Алевтина бушевала.

Нянька притихла.

– Знаю! – внезапно воскликнула она. – Я книжку читала, там интересная история описывалась. Один барин…

Анна выслушала Феню и одобрительно кивнула.

– Молодец, только надо скорректировать сюжет. Сказать, что актриса погибла пятнадцатого мая.

– Почему? – не врубилась Феня.

Анна постучала костяшками пальцев по столешнице.

– Ау, войдите… Сама же час назад говорила, Рита про пятнадцатое спрашивает!

– Ой, верно, – спохватилась Феня. – Только при чем тут Аля?

Анна побарабанила пальцами по тарелке, на которой лежали остатки бутерброда.

– Аля… действительно… чего она психует… повода нет…

– Есть! – подпрыгнула Феня. – Надо Риточке объяснить: Алевтина – дальняя родственница той актрисы. Раньше вы никогда на тему предков не беседовали, а после нападения на мужей случайно разговорились и выяснили, что между Кулькиными и Волковыми существовали в прошлых веках особые отношения. У Али после смерти Федора снесло крышу, она почти сумасшедшая, вот потому и скандал закатила, а гадости пятнадцатого числа устраивает.

– Прокатит ли? – с сомнением покачала головой Анна. – Уж больно история какая-то сказочная получается.

– Рита маленькая, как раз для нее сказочка, – отмахнулась Феня. – Не волнуйтесь, сумею преподнести ей информацию.

На том и порешили…

– И девочка приняла вашу историю всерьез? – изумилась я.

– Да. В ее возрасте легко веришь сказкам, – кивнула Феня. – А потом много всего разного случилось. В результате Рита меня выперла назад, в деревню. Я, правда, сумела свою жизнь наладить, но это уже вам неинтересно. Очень я на Риту обижена, но все-таки шевелятся в душе некие добрые чувства. Понимаете, когда младенца в родильном доме из рук врача берешь и затем о нем заботишься, невольно родным ребенка считаешь. Поэтому сейчас сообщила вам правду: легенда о самоубийце – чушь на постном масле, а вот Алевтина…

– Кулькина жива?

Феня пожала плечами.

– Давно не виделись, но почему нет? Она моложе меня. Думаю, ее рук дело. Хотела Риту убить, а перепутала, ни в чем не повинную девушку отравила.

– Отравила? – удивленно повторила я.

Няня вздрогнула:

– Не знаю, как она несчастную жизни лишила.

– Вы упомянули про яд, – напомнила я.

Феня слегка растерялась:

– Сама не пойму, отчего в голову идея про него пришла. А кстати, как ту девушку убили?

Я вздохнула:

– Не способна дать однозначный ответ на вопрос, но следов крови в шкафу не нашлось.

– Ой, дела, дела… – поджала губы Феня. – В общем, хотите помочь Ритке, ступайте к Кулькиной. Она Арину прихлопнула.

– Алису, – машинально поправила я. – У вас нет случайно координат Алевтины?

Феня кивнула:

– Есть. Но живет ли она на прежнем месте, не знаю.

– Все равно, дайте телефончик.

– У меня лишь адрес, – нахмурилась собеседница.

– Можете продиктовать?

Нянька снова принялась вытаскивать из своей бездонной торбы вещи, в конце концов на свет появился пухлый, растрепанный блокнот.

Феня стащила с носа очки, слегка прищурила карие глаза и сказала:

– Когда мы поддерживали отношения, Алевтина обитала на улице 1905 года…

Я аккуратно записала адрес и спросила:

– Вас подвезти?

– Спасибо, я пойду на работу. Тут недалеко, приятно пешком прогуляться, – отказалась нянька.

Запихнув назад в сумку кучу барахла, Феня встала.

– Кофе за ваш счет, – улыбнулась она и водрузила на нос очки.

– Нет проблем, – заверила я.

Старуха снова села на стул.

– Странное дело… – прошептала она.

– Что такое? – насторожилась я.

Феня вытащила ингалятор, сделала несколько пшиков и неожиданно воскликнула:

– Рита выгнала меня вон, не захотела общаться, вычеркнула из жизни! Это красиво?

– Нет, – помотала я головой.

– А я ведь действительно считала Маргариту своей дочерью, – покашливая, продолжала Феня, – поэтому решила простить ее. Понимаете?

Я кивнула.

– Но не получается, – протянула няня. – Никак! И вот странность: чем больше времени проходит, тем крепче обида. Должно быть наоборот, люди с годами забывают многое, а со мной по-иному произошло. Сейчас просто ненавижу Риту! Да, ненавижу. Знаете, что мне иногда кажется?

Большие яркие карие глаза в упор уставились на меня.

– Что? – осторожно поинтересовалась я.

– Порой кажется… готова убить Риту… за оскорбление… Да, вот так! Обидно до боли. Пережить не могу. И, честно говоря, сейчас радуюсь ее неприятностям. Нехорошо, наверное, но так случилось. Ненавижу! Прощайте!

Нянька встала из-за стола и сделала пару шагов.

– Осторожнее! – воскликнула я.

Но поздно – пожилая дама, налетев на соседний столик, чуть не упала.

– Да, стекла пора менять, – закашлялась она, потирая бедро, – глаза никуда не годным стали.

Чуть прихрамывая, нянька вышла из зала. Я позвала официантку и заказала себе еще кофе. Прикончив чашку, я попросила счет, расплатилась, подхватила свою сумку и собралась уходить.

– Вы газету оставили, – подала голос официантка.

– Она мне не нужна, выбросьте, пожалуйста.

– Ой, кошелек! – закричала официантка. – Под газеткой лежит. Хорошо, что не ушли!

Я уставилась на столик. Действительно, там лежало портмоне, сильно потертое, далеко не новое. Память услужливо развернула картину: вот Феня в самом начале нашей беседы принимается выкладывать из сумки барахло – ищет газету, показывает мне «Инопланетные новости», кладет газету на столик и случайно накрывает кошелек. Отчего пожилая дама, уходя, не вспомнила о деньгах? Так ведь она не собиралась расплачиваться, предоставила эту обязанность мне.