Ночью в дождь - Андрис Колбергс

Сколько он будет водить нас за нос? Кажется, вошел в роль. Надо подумать, как его одернуть, чтобы охота врать прошла и чтоб сказал наконец правду.

Ивар нехотя продолжает расспрашивать. В котором часу это было? Как стояла машина по отношению к ним - передом или задом? "Жигули"? "Москвич"? "Запорожец"? Может, "Волга".

- Может быть...

- Я, правда, за свою жизнь еще ни разу не видел ни одной "Волги" красного цвета, - возражает Ивар.

Тогда, значит, это не "Волга", говорит, ведь он в машинах совсем не разбирается. Но что красная - точно, цвета он различает хорошо.

- Не заметили ли номер машины? Не приметили ли человека, сидевшего за рулем? Попробуем еще раз уточнить время. Вы сказали, что это было в два часа дня?

- Скорее, это было уже после двух...

- Кого вы еще встретили на дороге?

- Никого.

Мне уже давно хочется официально сообщить Цепсу о смерти Грунского, чтобы увидеть его реакцию, но я все еще надеюсь, что он забудется и заговорит о Грунском как о покойнике. Этого вполне было бы достаточно, чтобы приступить к разговору начистоту, ведь по теперешней версии ему неизвестно, что Грунский мертв.

- А мужчина, который строил эту будку? - выпаливаю я на всякий случай.

- Он нас с Графом не видел, он наклонился - закапывал опорные стойки.

- Почему вы думаете, что не видел?

- Тогда бы мы поздоровались! Я его знаю, мы всегда с ним здороваемся!

- Не смотрел же он все время в яму, машину-то он должен был заметить.

- Да, так могло быть... Только ему пришлось бы смотреть искоса.

Я про себя порадовался. Если будет свидетель, который скажет, что в это время здесь не стояло никакой машины, то Шеф позволит прекратить розыск и мы наконец перестанем носить воду решетом.

Я попросил Ивара подойти к только что сколоченной будке. Он подергал калитку - заперта. Ничего не поделаешь, придется перелезать через забор. Ивар делает это ловко, но озирается по сторонам.

- Который столб он тогда вкапывал?

- Этот, - показывает Цепс.

- Встань у того столба и стой, - обращаюсь я к Ивару. - А мы пойдем туда, где стояла машина. Вы сказали - здесь. А теперь гляньте, товарищ Цепс, как мы отсюда хорошо видим моего коллегу. Значит, мужчина, который закапывал столб, слегка разогнув спину, мог заметить машину. Вы согласны? Более того: хотел он этого или нет, машину он должен был заметить, ведь она находилась впереди, хотя и не близко.

- Да, теперь это совершенно ясно - он должен был видеть! согласился Цепс. - А может, машина ждала его совсем недолго? Но лучше всего об этом расскажет сам Граф. Я никак не могу понять, что вы от меня хотите узнать?

Вынимаю записную книжку и тщательно записываю номер садового домика, чтобы потом в гениальном хаосе картотеки, которую ведет сторож, легче было отыскать адрес его владельца.

Мы договорились, что микроавтобус-оперативку оставят мне, а Цепс и Ивар поедут на общественном транспорте. Порядка ради придется расспросить свидетеля, как выглядели задние фонари у красной машины, это помогло бы определить марку. А Ивар будет показывать Цепсу фотографии, рисовать и спрашивать: "Такие? А может, такие?"

Таким образом, рапорт Шефу будет полным как никогда. И рапорт подтвердит, что мы сделали все, что было в наших силах. Надеюсь, к тому времени уже будем иметь и ответ из лаборатории о составе жидкости в бутылках и наличии в них хлороформа. Думаю, что, прочитав заключение, Цепс уже не осмелится говорить нам об исчезновении у него после пьянки памяти, которую он обретает снова, когда ему это выгодно.

Хозяина достроенной будки нет, но его разговорчивая супруга объясняет мне, где его найти.

- Вы никого не расспрашивайте, а прямо ступайте туда, где работает бульдозер! - на прощанье сказала словоохотливая жена хозяина.

Через несколько минут я уже на стройплощадке, обнесенной плотным забором, недалеко от центра. Несколько мужчин собрались возле самосвала, в кузов которого экскаватор ссыпает строймусор, оставшийся после сноса деревянной постройки. Теперь я с уверенностью мог бы сказать, откуда взялись доски, из которых сколочена будка хозяина.

На этот счет у меня уже нет сомнений. Но доски меня не интересуют, как и мужчины возле самосвала.

Тупорылый агрегат-силач маневрирует в отдаленном углу площадки. Иду вдоль забора - тут машины укатали землю, получилось что-то вроде дороги.

Не успел я до него дойти, как бульдозерист замахал мне рукой, показывая, что заметил меня, остановил свою машину и идет мне навстречу, а мотор продолжал тарахтеть на холостом ходу.

- Какой пьяница вас интересует сегодня? - смеясь, спрашивает он.

- А что, если стройматериалы? - резко отвечаю я.

- Все равно их отвозят на свалку и сжигают, - хмуро говорит мужчина. - Попробуй-ка, купи нынче доски в магазине - семь шкур сдерут! А если бы разрешили брать здесь кому чего надо - ведь можно за это и заплатить кое-что, отпали бы погрузки и перевозка. Кому какая польза от того, что еще годные материалы переводят на дым?

- Вы помните тот день, когда... Мне сказали, что вы в тот день вкапывали столбы.

- Кто сказал?

- Неважно, кто. Вы не заметили тогда какого-нибудь незнакомого человека поблизости или...

- Никого не заметил. Только машину, которая стояла на дороге подальше.

- Какого цвета?

- Красные "Жигули".

- Номер? Модель?

- У меня же не было при себе бинокля.

- Было бы хорошо, если б вы вспомнили цвет номера - белый или черный? - Переход на новые номера международного стандарта осуществляется медленно, большая часть машин ездит еще со старыми, черными. Продолжая поиск, мы могли бы сразу исключить большую группу машин, если бы знали цвет номера щитка.

- Не могу сказать, я не обратил внимания. Но вид был щегольской.

- У водителя?

- Нет, водителя не видел. "Жигули" были щегольские. Все сверкало и переливалось - машина из таких, которые каждый день обхаживают мягкой тряпочкой и полировочной пастой. А модель... Ну, из дорогих хромированная полоска по боку.

- В котором часу машина подъехала?

- Откровенно говоря, я не приметил, ни когда она подъехала, ни когда уехала. Мотор у такой работает тихо - не то что у моего бульдозера - его слышно за четыре квартала.

- Может, машина принадлежит кому-нибудь из владельцев ближайших участков?

- На той стороне ни у кого машины нет! - Мужчина вытаскивает из кармана сигарету и стискивает ее зубами. Точно так же, как тогда возле будки, - не предлагая. Закуривает. - Там остались одни старухи, старики-то помирают первыми. Эти бабы до тех пор отравляют нам жизнь, пока в гроб не вгонят. Потом сами же плачут, да только какой в том толк.

- Подъехала чужая машина... что же вы не пошли посмотреть?

- А вы побежали бы смотреть, если бы были на моем месте? Место здесь тихое - может, кто свою милашку щупает... Не надо быть свиньей. Если бы кто полез подглядывать за мной, я б тому сразу дал в ухо. Он же ничего не крал, не ломал, даже не хулиганил.

- Постарайтесь вспомнить, имела ли машина какие-нибудь особые приметы? Скажем, не была ли какая-нибудь вещица подвешена к заднему стеклу, или занавесочка, может, надпись какая или переводная картинка.

- Может, что и было, но я не помню.

Через полчаса я уже сижу с рапортом в просторном кабинете Шефа. Мы должны решить, освободить задержанного Петериса Цепса или пока еще нет.

- Что ты сам думаешь?

- Слишком много совпадений, - говорю я. - Мотив как на ладони: отбирал пенсию, притеснял, избивал. Вечно так продолжаться не могло бунт в конце концов должен был произойти. Склад аптечных товаров, хлороформ, пропажа тачки. То, что на дороге в Садах были "Жигули", стоит недорого, во всяком случае, меньше того, о чем я сказал выше. "Жигули" стояли - да. Цепс их видел - да, но за все время допроса он не сказал об этом ни слова, а тут ему вдруг пришло в голову, что это могло бы пригодиться, и он решил попытать счастья. Откровенно говоря, у меня нет никакой надежды на то, что мы нападем на след машины. Скорее, надо искать след тачки.

- Откровенно говоря, у вас еще вообще ничего нет. Кроме Грунского в глубокой канаве с камнем на шее!

- Это с точки зрения начальства...

- Почему с точки зрения начальства? Если бы ты сидел на моем месте, то...

- Петериса Цепса, конечно, надо освободить, он никуда не денется. Потребую расписку о невыезде, и пусть идет. Если попытается скрыться тем лучше, значит, он и есть убийца!

- Я сегодня утром говорил с ним. Когда Ивар уехал в Сады искать новых свидетелей, видевших красные "Жигули".

- И какое впечатление?

- Кажется, твой мотив ни к черту не годен. Как будто все правильно: притеснял, обирал, избивал. Мы с тобой исходим из привычной логики, но к Цепсу эти мерки не подходят. Когда я сказал, что Грунский мертв... Я ожидал какой угодно реакции на это неожиданное известие. Удивления. Просьбы показать покойника. Как всегда. "Нет, я отказываюсь верить!" Как обычно говорят в подобных случаях. Но ничего подобного! Только слезы! Безудержные, тихие слезы. Пришлось дать таблетки. Когда он запивал их водой, зубы стучали о стакан. Я спросил, кто, по его мнению, мог сделать это, и он ответил: "Никто, кроме меня, не любил Графа!"