Жизнь или смерть - Уоррен Мерфи

Он сел на деревянную табуретку, обвил ногой принесенную с собой пилу и принялся водить по ней настоящим смычком. Получившийся воюще-скрежещущий звук отдаленно напоминал популярную мелодию.

Римо, наблюдавший за всем из-за кулис, поморщился.

– Это ужасно, – прошептал он на ухо Чиуну. – Где Тери?

– В мои обязанности не входит это знать, – сообщил тот. – И на мой взгляд он прекрасно владеет своим необычным инструментом. Такой вид искусства неизвестен в моей стране.

– В моей тоже, – сказал Римо. – Думаю, на этом мы теряем несколько голосов в минуту.

– Кто знает, – отозвался Чиун. – Может, Майами-Бич как раз созрел для того, чтобы в ратуше заседал виртуоз игры на пиле. Может, сейчас это лучший вариант.

– Спасибо, Чиун, за слова утешения.

Они замолчали и принялись наблюдать, как Мак Полани выпендривается перед камерой. Но где же Терн Уокер ? Она давно должна была быть здесь.

Может, ей удалось бы разговорить Мака, он бы сказал пару слов о ходе кампании. Могла бы постараться за те деньги, которые Римо выложил за это трехчасовое безобразие. Она бы могла разобраться с этой выездной телевизионной бригадой. Они заявили в студии, что представляют нью-йоркскую телекомпанию, снимающую специальную передачу о способах ведения предвыборной борьбы. После недолгих пререканий им разрешили установить аппаратуру в дальнем конце студии, и теперь два оператора отсняли уже, должно быть, несколько километров пленки. Они сильно раздражали Римо, но он приписывал нервозность своему твердому убеждению, что неудачи должны оставаться в семье, а не становиться достоянием последующих поколений.

Чиун что-то сказал.

– Тсс, – остановил его Римо. – Мне интересно, удастся ли ему взять высокую ноту.

Полани это уже почти удалось, по тут снова раздался голос Чиуна:

– Здесь есть посторонние, на которых обратить внимание тоже интересно.

– Какие, например?

– Эти двое телевизионных господ. Они не те, за кого себя выдают.

– Почему?

– Потому что в течение последних пяти минут их киноаппарат снимает пятно на потолке.

Римо посмотрел, куда указывал Чиун. Полани явно не попадал в объектив, пленка с колоссальной скоростью тратилась ни на что. Тем временем операторы склонились над ящиком с оборудованием, а когда поднялись, Римо и Чиун увидели у них в руках автоматы. Они целились в Полани.

Зрители, которых Мак Полани называл «жителями телевизионной страны», пропустили самую интересную часть посвященной ему передачи. Римо бросился было к автоматчикам, но Чиун его опередил. Зрители видели только, как мелькнуло зеленое кимоно – Чиун перекатился через сцену, мимо Полани, а затем, когда кандидат на последней умирающей ноте закончил игру, они услышали выстрелы, потом резкие удары и вскрик.

Повинуясь профессиональному инстинкту, оператор моментально перевел камеру туда, где происходила борьба, но Чиун проворно прыгнул за кулисы, и в объектив попали лишь тела фальшивых телевизионщиков, лежавшие на голом деревянном полу, – неподвижные, мертвые тела.

Камера задержалась на них на мгновение, а потом двинулась назад, к Полани. И тут Римо с ужасом осознал, что он стоит как раз между кандидатом на пост мэра и телеобъективом и его лицо вот-вот станет достоянием широкой общественности. Что скажет на это доктор Смит? – пронеслось у него в голове. Тогда он повернулся к камере спиной и произнес в свисавший сверху микрофон:

– Леди и джентльмены, прошу сохранять спокойствие. Только что произошло покушение на мистера Полани, но охрана держит ситуацию под контролем. – Затем, не оборачиваясь, он ушел из поля зрения объектива, оставив в кадре лишь Мака Полани, продолжающего сжимать в руках свою пилу и обратившего взор в ту сторону сцены, где распластались два тела.

Наконец Полани опять посмотрел в объектив и медленно произнес:

– Они попытались остановить меня. Многие пробовали сделать подобное и прежде, но пока этого никому не удавалось. Только смерть может меня остановить.

Он умолк. Оператор выражал бурный восторг. В будке аплодировал звукоинженер.

Полани секунду помолчал н снова заговорил:

– Надеюсь, вы все завтра проголосуете за меня. А теперь спокойной ночи. – С этими словами, зажав под мышкой пилу, он ушел, присоединившись за кулисами к Римо. Вскоре там оказался и Чиун. Прозвучала умолкла мелодия «Свет солнца приятней».

– Быстро соориентировались, – похвалил Римо.

– Что вы имеете в виду? – спросил Полани.

– Насчет того, что многие хотели вас остановить. Вот слова настоящего политического деятеля.

– Но это чистая правда, – обиделся Полани. – Каждый раз, стоит мне начать играть на пиле, как кто-то обязательно пытается меня остановить.

– Так вы говорили о пиле?

– Ну конечно! О чем же еще?

– Где же Тери? – прорычал Римо.

В небольшом номере, который Тери снимала в гостинице, где располагался штаб Полани, ее не было, но на столе Римо обнаружил записку: «Тери, ни в коем случае не появляйся сегодня на телевидении. Это очень серьезно. Мама». Записка была написана недавно и источала нежный аромат. Римо поднес ее к лицу – от нее исходил запах Дороти Уокер. Такой чистый… и тут Римо узнал его: это был запах сирени. Тот же, что исходил от орудий убийства Уилларда Фарджера и Клайда Московитца.

Дороти Уокер… Так вот через кого шла утечка информации из штаба Полани, вот кто получал денежки Римо и вел двойную игру! А накануне вечером она пыталась использовать его.

Римо взломал дверь ее пентхауса, удобно расположился в кресле и принялся ждать. Он ждал всю ночь и еще полдня, по она так и не появилась. Наконец зазвонил телефон. Римо снял трубку.

– Алло!

– Алло! Кто это? Римо? – раздался голос Тери.

– Он самый.

– Значит, маме все-таки удалось вас к себе заманить, – хихикнула она. – Я так и знала.

– Боюсь, Тери, вы ошибаетесь. Вашей матушки здесь нет. И не было всю ночь.

– А, значит, она у дедушки на яхте. Наверно, обсуждают ход кампании.

Его это очень интересует.

– А как называется его яхта?

– «Энколпиус». Она стоит на приколе в бухте.

– Спасибо, – поблагодарил Римо. – Кстати, почему вы не пришли вчера на передачу?

– Мне мама оставила записку. А когда я позвонила ей, она сказала, что ходят слухи о теракте и вы попросили меня остаться дома. Ну, тогда я вернулась к подруге. Но я все видела. Мне кажется, было великолепно!

– Если вам понравилось, следите, что будет дальше. – Римо повесил трубку, вышел на улицу и двинулся к бухте.

– Папа, ты проиграл. – Дороти Уокер в зеленом вечернем платье сидела в кают-компании яхты и беседовала с отцом.

– Знаю, дорогая. Все знаю. Но кто мог подумать, что паши ребята промажут! Такие надежные парни, Саша и Дмитрий. Они для нас готовы были на все.

– Да, но они все-таки промахнулись. И теперь нет ничего, что помешало бы мистеру Полани стать мэром. Ты не учел, какой будет реакция избирателей, если твои люди промахнутся.

– Все верно, – печально улыбнулся Дворшански. – Может, я просто постарел. Стал слишком стар, чтобы владеть городом. Что ж, в жизни есть и другие утехи.

– Может, ты наконец уйдешь на покой? Тебе следовало это сделать уже много лет назад. Ты всегда говорил, что проигрыш – это единственный непростительный грех.

– Кажется, ты рада, что все так вышло? Но ведь ты тоже, кажется, проиграла.

– Нет, папа, я победила. Полани станет мэром, а мы с Тери – его главными советчиками. И через полгода весь город будет моим. А потом я отдам его тебе – это будет моим подарком. Ты его заслужил.

Слушая ее, Дворшански понял, что не из любви собирается она сделать ему этот подарок – она просто хочет расплатиться с назойливым кредитором. Он посмелел на дочь и сказал:

– Возможно, мы оба в чем-то проиграли.

– Это верно, – вдруг раздался чей-то голос: в дверях стоял Римо. – Вы оба проиграли.

– Кто вы? – властно спросил Дворшански. – Кто этот человек?

Улыбаясь Римо, Дороти поднялась.

– Это Римо. Он представляет мистера Полани. Пожалуй, единственный человек, оказавшийся достаточно прозорливым, чтобы увидеть в мистере Полани человека, который так нужен сейчас Майами-Бич…

– Приберегите это для очередной рекламы собачьих консервов, – оборвал Римо. – Наконец-то у меня открылись глаза! Когда я узнал, почему Тери не явилась на передачу. Вы сделали это только для того, чтобы завладеть городом?

Дворшански кивнул.

– Почему бы и пет? Вы можете предложить более достойную цель? – Маршал говорил легко, почти радостно.

– Но зачем было убивать Фарджера?

– Фарджера? Ах, да! Надо было показать людям Картрайта, что мы не потерпим измены. Но когда вы просто избавились от трупа, не афишируя убийство, его значимость, конечно же, была сведена к нулю.

– А Московитца?

– Московитц был слабый человек. Думаю, он предпочел бы отправиться в тюрьму, чем продолжить игру, где ставки были слишком высоки. Он слишком много знал и мог бы нас выдать. – И всю эту историю с федеральным правительством и документами Лиги вы раздули потому…