КРАСИВЫЕ, ДЕРЗКИЕ, ЗЛЫЕ - Анна ЛИТВИНОВЫ

   Папаня Петькин на заводе «Динамо» по две смены подряд пахал, сам Петьку обстирывал, кормил, на ночь книжки читал. Всех дамочек, претендовавших на видного работящего вдовца, шугал. «Не хочу, – говорил, – чтоб парень при мачехе рос».

   Но когда Петю в армию проводил, отец будто со своих плеч обузу скинул. Стал попивать, сошелся с бойкой тридцатилетней разведенкой из овощного магазина. В чаду, незаметно для себя, женился – и начал с молодой женой керосинить на пару. А когда муж да жена пьют оба-двое – парочка сия регрессирует в сто раз быстрей, чем если б они поодиночке квасили... Вскоре папаню Петькиного с завода по статье поперли, он в тот же овощной грузчиком устроился и пить начал еще страшнее – соседи через день милицию вызывали из-за ора и дебошей в нехорошей квартире...

   Словом, когда Петька вернулся из армии, у него в столице не оказалось ни кола ни двора. Папаня вместе с молодой женой сменял по пьянке московскую квартиру на хибару в Тульской области. Черные маклеры провернули дело лихо: подмазали кого надо, обменную цепочку сплели длинную и даже согласие Петьки на сделку подделали вполне профессионально. Ездил парень к отцу в Заокский район разбираться – тот куражился перед ним и женой-молодухой пьяным гоголем. «Я, – кричал, – для тебя, сынок, усадьбу приобрел. Каттеж! Вот помру, тебе достанется и-ме-ние!..» А в том имении – битые окна, русская печь и удобства на улице... Петька в сердцах двинул опустившегося папашу в лоб да и вернулся в Белокаменную. Поселился у Степы.

   Про своих родных ни Петька, ни Степан рассказывать не любили. Все, что Валя знала об их семьях, нашептали ей соседки-доброхотки. Оставалось лишь удивляться: почему при подобной наследственности ее друзья оказались умны, «довольно интеллигентны» (выражение покойной Валиной мамы), да еще с золотыми руками. Вале, отягощенной красным дипломом и связями в вузе, все равно казалось, что Степка с Петей более интересны и даже более умны, чем «продвинутые» однокурсники. И дело тут не в привычке или во влюбленности в Степу – девушка замечала и ценила и юмор друзей, и их достоинство и благородство...

   – Хорошо, – вдруг протянул Петька, – что мы – голь перекатная и у нас ни кола ни двора. И, считай, сироты все! Своего папаню запьянцовского я в расчет не беру, какой с него спрос...

   – Почему? – сдвинула брови Валя.

   – А что ты думаешь, – поддержал приятеля Степан, – когда мы деньги скоммуниздим, бандиты, Арсен тот же, спокойненько с миллионами распрощаются? Да нет, они искать баксы будут. И нас тоже. А если не найдут – предъявы нашим родственникам станут делать. Да только шиш. Нету у нас родственников. Ни у кого.

   – А с моего папаши, – хохотнул Петька, – хрен они что получат: разве что пустых бутылок ящик...

   – И ничто нас с родимой землей не связывает, все, что можно, на хрен продадим, – с энтузиазмом подхватил Степа. – Все свое движимое и недвижимое имущество.

   – Все-все? – переспросила Валя.

   Степа молча кивнул.

   – И Гриню тоже?

   – А почему нет? – пожал плечами Степан.

   – Нет, только не Гриню! – побледнел Петр.

   – Нет! – подхватила и Валя.

   Гриня, их девочка, больше, чем дочка, гордость, любовь, страсть. Гроза столичных дорог. Единственное, по сути, свидетельство того, что они, все трое, что-то собой представляют, раз смогли своими руками сделать такую машину... Ведь иных видимых достижений ни у кого из троих нет – ну, у Вали диплом, ну, у ребят чахленький автосервис, да давняя, крепкая дружба. Вот и все, чем можно похвастаться. А Гриня, которую они, считай, родили, – это, без вопросов, шедевр. Настоящая, сотворенная ими Идеальная Женщина – мощная, послушная и красивая недоступной, загадочной красотой...

   – Пожалуйста, Степа! – повторила Валя. – Ну и пусть мы навсегда отсюда уедем. Но Гриня – она все равно не простит, что ее продали. Обидится... Ведь она – наше все! Нельзя ее продавать!

   – «Наше все», Валюха, – это Пушкин, – назидательно изрек Степан. – И вообще: нельзя быть такой сентиментальной. Ты теперь, извини, вдвойне НЕ-женщина, а деловой партнер.

   – Можно подумать, тебе самому ее не жаль! – выкрикнула девушка.

   – Жаль, – признался Степа. – И пусть Гриня живая, с этим я спорить не буду. Поэтому ей, наоборот, приятно будет, что она нам помочь смогла...

   – Нет! Все равно нет! – упорствовала Валентина.

   А Петр угрюмо сказал:

   – Похоже, Степка, ты прав...

   Тогда Степан ласково коснулся плеча подруги, заставил ее открыть спрятанное в ладонях лицо, поймал взгляд:

   – Ну ты, Валечка, сама соображай... Денег у нас ноль. А нужны ведь не только машина и оружие. Вот еще о чем подумай. Раз мы домой не вернемся ни при каком раскладе – значит, нам паспорта понадобятся. С открытыми визами. И желательно на чужие фамилии. Это ведь тоже дикие деньги!

   – Тоже, кстати, нереально. Хоть за дикие, хоть за какие, – глядя на Степана в упор, заявила Валя.

   – Какая-то она у нас стала паникерша! – улыбнулся Петру Степан.

   – Ага. И депрессует не по делу! – подхватил друг.

   – Ничего я не паникую, – пожала Валя плечами. – Просто вы оба – дуболомы. Сами еще не понимаете, каково это: раз, и все бросить. Квартиру, работу, город, друзей, привычки... Весь образ жизни к черту. Уехать из страны – на пустое место, без языка. А с инглишем у нас, по-моему, у всех не сложилось. И еще, прошу заметить, нет никаких гарантий, что эти мифические миллионы нам достанутся.

   – Достанутся, – пообещал Петр.

   Валя только фыркнула:

   – Ага, мечтай. А если они хитрее окажутся? И удачливей? Что тогда? Останемся теми же нищими – только с бандитами на хвосте. Не думаю, что они нас простят – даже если свои деньги смогут сохранить. Все равно искать будут, чтобы отомстить. За то, что мы посягнуть осмелились...

   – Точно: депрессняк! – повторил Петр.

   – По-моему, просто дальновидность, – пожала плечами Валя.

   – А все, извини, теперь в наших руках, – сказал Степан. – И только от нас зависит – чтоб мы покинули страну счастливыми и с деньгами. Как подготовимся. Как спланируем. Как каждый из нас себя в деле поведет...

   – Золотые слова, – подхватил Петр. – Как вести себя будем. А то есть у меня подозрения, что кое-кто может слабину дать. В самый ответственный момент.

   – Притухни, Петь, – поморщился Степан. И снова обратился к Вале: – Знаешь, а правда, еще не поздно. Выходи из игры, нет проблем. Мы ведь не мафия, отказников в бетон не закатываем...

   – Еще не хватало! – буркнула она.

   – Точно, выходи. Мы даже не обидимся, – не отставал Степа.

   Валя задумалась. Может быть, друг прав? Зачем ей эти непонятные миллионы, оружие, риск, бегство из страны? Неужели богатство, тем более призрачное, стоит таких жертв? Да и шансы на успех, прямо скажем, совсем невелики... Правда, ей по-прежнему нужны три тысячи долларов. Те самые, которые с нее требует Григорий Олегович. Но разве, особенно в сравнении с миллионами, это большие деньги? Придумает она, как их раздобыть. В конце концов, свою квартиру заложит, вот! Сейчас это, кажется, можно стало. Но...

   – Интересно выходит: вы пойдете на дело, а я останусь. И что получится? Думаете, бандиты и Григорий наш Олегович – дураки? Не поймут, кто вас на деньги навел? Да они ко мне на следующий день придут. С паяльниками!..

   Парни переглянулись. В кабинетике повисла нехорошая пауза.

   – А ведь она права, – промолвил Петька.

   – Я про такой расклад даже и не подумал, – наморщил лоб Степа.

   – Получается, – продолжил его верный оруженосец, – или идти всем троим, а потом исчезать, или никому.

   – Именно так и получается, – кивнул Степан и испытующе посмотрел на Валю.

   Она молчала. Чувствовала, что сейчас все действительно зависит от ее слова.

   – Но имей в виду, – жестко добавил Степа, обращаясь к ней, – если ты пас, мы на это дело, ради тебя, так и быть, не пойдем. Но пойдем на какое-то другое. И возьмем с Петькой свой куш где-нибудь в другом месте. Но уже – без тебя. Мы от своего не отступимся.

   – Не отступимся, – как эхо повторил Петр.

   – А сейчас, – продолжал Степан, пристально глядя в лицо Вале, – разбежимся. И навсегда. Чтобы ты, встречаясь с нами, себя не ком-про-ме-ти-ро-ва-ла.

   И по его глазам Валя поняла, что он не блефует. Что все это – правда.

   «...И я их больше никогда не увижу», – подумала она. И будто испить полностью, до донышка, хотела – уставилась на Степана. Никогда? Никогда больше не увидеть его пронзительных глаз? Усмешливых губ? Густых бровей? Нет. Этого она точно не переживет.

   «А Степан, что ли, твой? – буркнул внутренний голос. – Он теперь при Маруське. И про тебя вспоминает, только когда ты ему для дела нужна...»

   «Ну и пусть», – ответила внутреннему голосу Валя. И спокойно сказала вслух: