Пять Колодезей - Борис Азбукин

И Степа представлял уже себя сидящим в грузовой машине, которая вот-вот тронется и умчит его на станцию. Прибежали Любаша, Пашка, Митя, Санька и другие ребята. Они уговаривают его остаться. Любаша смотрит на него и просит: «Не уезжай… Мы не хотели тебя обидеть». Она в чем-то раскаивается, просит прощения… И ему уже не хочется уезжать, покидать своих новых друзей. Но он подавляет в себе слабость и гордо отвечает Любаше: «Нет. Я уже решил. Я должен уехать, и я уеду навсегда…» Он видит, как вздрагивают Любашины плечи, и ему становится жаль и ее и себя. Но он непоколебим. Когда грузовик наконец выезжает со двора на улицу, Любаша вместе с ребятами долго еще бежит по дороге, что-то кричит вслед и машет рукой…

Степа очнулся. Он сидел на пустой тележке, и крупные слезы катились по его пылавшему, растроганному лицу.

А как же Пашка и Митя? Ведь он клялся им в дружбе навек! Бросить их — значит изменить своему слову. А что подумают о нем городские ребята, когда он вернется? Скажут — дезертир. Нет, нет, так нельзя!

Степа соскочил с тележки, вытер рукавом лицо и, опустившись на колени, прикрыл листом железа свой потайной склад. Когда он поднимался, к его лбу прилипла паутинка. Откуда она опять взялась? Степа смахнул липкую нить и с досадой поглядел на черного паука, притаившегося на стене.

Паук с минуту оставался неподвижен, но, видимо убедившись, что никакая опасность ему не грозит, прилепил к выступавшему в стене камню серебряную нить и пополз через угол на соседнюю стену.

Немного спустя в углу повисла паутина. Степа сорвал ее. Паук отполз в сторону, а потом, прилепив к прежнему месту конец нити, начал все заново.

«Ишь, какой упорный!» — подумал Степа и с любопытством стал наблюдать за ним. А паук упрямо делал свое дело, заплетая угол новой паутиной.

Постепенно Степа успокоился. Убегать, конечно, нельзя. Нет, он не отступит, а будет добиваться своего. Довольно киснуть!

Позади покатился камень. Степа оглянулся и увидел в проеме стены Пашку, который карабкался через груду камней. В одной руке он держал ломоть хлеба, в другой — большой нежно-розовый кусок осетрины. Степа незаметно вытер влажную щеку — не хватало еще, чтобы Пашка увидел, что он плакал.

— На, Степ, ешь. Это батькиного засола — не оторвешься! — Пашка протянул ему хлеб и рыбу.

Степа проглотил слюну — он со вчерашнего дня ничего не ел — и с благодарностью подумал: «Вот Пашка — это настоящий товарищ. Такой в беде не оставит. А я хотел от него сбежать».

Пока он аппетитно жевал и чмокал, слизывая жир с осетровой шкурки, Пашка, засунув руки в карманы, прохаживался по сараю и поглядывал на покрасневшее и распухшее лицо друга.

— Степ, слушай меня! — Он остановился и беззаботно плюнул. — Главное — не дрейфь. Ну, пусть сорвалось, а мы будем искать… И без деда Михея обойдемся. Он еще сам к нам придет. Вот увидишь.

Конечно, Пашка только хорохорится и делает вид, что ему все нипочем. На самом же деле его донимают те же мысли, что и его, Степу.

— Правильно, не надо поддаваться! Знаешь что? — Степа взволнованно взъерошил волосы и соскочил с тележки. — Знаешь, что я придумал?

— Что?

— Идем сейчас в каменоломню к дяде Ефиму и поищем тот второй источник.

Степа сам удивился, как это раньше не пришло ему в голову. Ведь дядя Ефим звал их и сам обещал проводить в нижние береговые штольни.

— Верно! Идем! Мы свое докажем! — радостно поддержал его Пашка. — И ребят с собой возьмем, а то они все пристают — покажи им штольни.

Немного спустя Пашка, Степа, Митя и Санька вышли из села.

Встреча в катакомбах

Придя в шахту, Степа и Пашка прежде всего побежали в сквозной зал, где они оставили лом. Обе кучи были на месте. Санька и Митя вдоволь налюбовались собранным богатством. Потом все вернулись к выходу и стали поджидать тетю Машу.

Уселись под стеной в наклонном спуске. Здесь, в тени, на трехметровой глубине, не ощущалось томительной полуденной жары. Пашка без умолку болтал и куражился перед Митей и Санькой:

— Мы со Степкой тут скрозь поизлазили. Хоть куда пройдем без провожатых.

Прошло полчаса, солнце перевалило зенит, и Пашка успел уже порядочно нагнать страху на Саньку и Митю, рассказывая им всякие ужасы о «волчьих» штольнях и обвалах, а тетя Маша все не появлялась.

— Пошли! — предложил Степа. — Тетя Маша еще целый час может прождать там, пока дядя Ефим ей кирпичей нарежет.

Пашка зажег «летучку» и первым шагнул в подземелье. Он шел не спеша, вразвалку и размахивал фонарем, отчего тени на стене причудливо прыгали, переламывались и вытягивались, приводя в трепет Митю и Саньку. Пашка и Степа разговаривали нарочито громко, с напускной развязностью и вообще держались перед друзьями, как ветераны перед новобранцами. Но чем глубже спускались под дно моря, тем заметнее таяла их уверенность и все реже слышались их голоса. В тесном, сыром подземелье, где с желтых сводов звонко шлепались крупные капли, Степа и Пашка совсем притихли. Затаили дыхание и Митя с Санькой.

Лишь поравнявшись с боковым проходом, который вел к колодцу, ребята облегченно вздохнули. До штрека, в котором работал дядя Ефим, уже было недалеко. Пашка и Степа прислушались. Почему же не слышно пилы?

— У них перерыв, обедают, — предположил Степа.

Пошли дальше, надеясь за поворотом увидеть свет. Но впереди была тьма. Неужели случился обвал?

Пересиливая страх, мальчики дошли до прохода в штрек, зловеще черневший в слабом свете «летучки».

В комнате никого не было. У входа высился штабель кирпича, в углу справа виднелись пилы, на выступе в стене стояла лампа, а посреди комнаты на полу валялись два бруса и линейка. Казалось, дядя Ефим только что кончил работу и вышел.

Степа зажег лампу. При ярком свете комната будто сделалась меньше и приобрела уютный вид. Все повеселели. Обидно, что не застали дяди Ефима, придется отложить поиски колодца. Но зато, пользуясь случаем, можно беспрепятственно похозяйничать в штреке. Степка и Пашка с видом бывалых людей стали показывать приятелям, как дядя Ефим выпиливает и разделывает брусья. Горбатые пилы ходили из рук в руки.

Мальчики громко разговаривали, спорили и так увлеклись, что забыли о пережитых недавно страхах и, вероятно, не скоро бы расстались с пилами, если бы вдруг не услышали, как позади что-то зашумело. Все вздрогнули и оглянулись. Из глубины галереи в глаза им ударил луч света, и в то же время донеслись тяжелые мужские шаги.

Шахта эта всегда была мертва и безлюдна, со времен войны редко кто посещал ее. Кому охота без особой нужды спускаться в «волчьи» штольни, где нередко случались обвалы, где немудрено заблудиться в запутанном лабиринте галерей?

— Кто это? — прошептал Степа, цепенея от страха.

— Не знаю. Кто-то чужой, — шепотом ответил Пашка и зачем-то подхватил стоявшую на полу «летучку». — Дядя всегда ходит с лампой, а этот с фонарем.

— Тикай, ребята! — Митя потянул Степу за рубашку и спрятался за его спину.

Всем хотелось бежать. Но куда бежать, если единственный выход вел через галерею, из тьмы которой кто-то приближался? Мальчики молча и напряженно вглядывались в темноту.

Через несколько секунд у входа в штрек появился высокий, смуглый темноволосый мужчина. В одной руке он держал за дужку большой электрический фонарь, в другой — раздувшийся желтый портфель, из которого торчала какая-то деревянная палка. Он вошел быстро, уверенно, словно не раз уже бывал здесь.

— Вы что тут, ребята, поделываете? — спросил человек густым сипловатым голосом.

Из-под сросшихся черных бровей на оторопевших мальчиков уставились карие острые глаза. У Степы даже холодок пробежал по спине от его цепкого, изучающего взгляда.

— Мы так… — хрипло выдавил он из себя.

— Что — так?

— Смотрим, как камень режут.

— А чей это камень?

— Дяди Ефима. Он тут работает.

— Для колхоза, что ли?

— Для колхоза.

— А далеко ваш колхоз?

— Тут, рядом.

Пришедший задавал вопросы и осматривал комнату.

«Откуда он? Что ему нужно? Что он все выспрашивает и высматривает?» — подумал Степа, следя за быстрым взглядом гостя, и у него шевельнулось чувство безотчетной неприязни к этому человеку.

— А это тоже дядино? — Взгляд незнакомца остановился на пилах.

Он поставил на штабель фонарь, рядом с ним положил портфель и направился в угол, где были пилы.

Портфель привлек внимание Степы. То, что он принял за деревянную палку, оказалось ручкой молотка. Может быть, этот человек геолог? Ну конечно же, геолог! И как он сразу не догадался.

Но в этот момент мужчина повернулся спиной к свету, и Степа увидел белые пятна на рукаве его коричневого пиджака.

Где он так измазался мелом? И тут Степа вспомнил побеленные комнаты под береговыми штольнями, где они с Пашкой нашли нож и сигарету, и это сразу его насторожило. Нигде в других местах шахты, по словам дяди Ефима, побеленных комнат не было. Степа стал приглядываться к одежде незнакомца и вдруг заметил сзади на брюках два небольших темных пятна. Не может быть, чтобы он ошибся! Это пятна от смолы!