Ведьма - Симона Вилар

«В стольном Киеве», — мысленно отвечала Малфутка, вспоминая, как менялся голос Свенельда при упоминании об Ольге-княгине.

И когда одним морозным вечером вновь заржал у крыльца гнедой Свенельда, Малфутка решилась. Ночью, после жарких ласк, когда они еще лежали, сплетясь, мокрые и счастливые, она зашептала на ухо любимому.

— Хочешь, я сведу тебя к тому месту, где чаще всего вода солнечным светом отливает?

Она еще спрашивала! У Свенельда глаза засветились по-кошачьи. Сам он все не решался просить древлянку указать, где скрыты источники. Главное, чтобы показала, а уж там он что-нибудь придумает.

На следующий день Свенельд заявил, что уже не единожды слышал, какая Малфутка у него знатная охотница, а вот сам еще ни разу поглядеть на это не удосужился. Потому, отведав разваренной рыбьей ушицы да густого ягодного киселя, велел девушке собираться. Дружинникам своим приказал не дожидаться, а ехать на становища-постои, ибо уйдет он с охотницей на ловы надолго.

В селении Сосны никто не удивился, когда Малфутка, вновь обрядившись парнем, повела гостя в заснеженный лес. Варяга напутствовали, чтобы не больно Малфутке потакал, если начнет водить его по дальним заимкам, а возвращался, как только набьют достаточно дичи. Свенельд вроде соглашался, но быстро стал на лыжи и поспешил за уже ушедшей в лес спутницей. Видел, как мелькает за деревьями ее красный шарф, уводит в чащи ровная лыжня. И долго они шли, минуя и заячьи петли на снегу, и глухариные тока, но ни разу не брались за луки. Да и не разговаривали почти. Малфутка хотела подальше от селища уйти, а варяг не досаждал ей расспросами, понимая, что девушка на неслыханное решилась — открыть чужому тайну древлянских чащоб. Погода выдалась самая подходящая для лыжного пробега: вечером была оттепель, ночью приморозило, а на рассвете выпал легкий снежок. Так что бежать на лыжах было одно удовольствие. Да и день стоял солнечный, безветренный, снег поскрипывал под лыжами, блестел на осевших под его тяжестью сосновых ветках; галки гомонили в голых ветвях дубрав, где-то лаяли лисы. Но лишь к вечеру, когда солнце окрасило снежные заносы розовым вечерним светом и мороз стал основательно крепчать, Малфутка вывела варяга на заснеженный, поросший елями склон.

— Вон, гляди.

Свенельд и сам уже заметил. Кинулся вперед, утопая в снегу, на ходу срывая зубами рукавицу. Вот он, под корнями ели, исходящий паром источник. Тоненько журчат струи, уходя ручейком под промерзший сугроб. А вода-то — о великий Перун-Громовержец! — и в тени ели отливает золотистым сиянием, мерцает изнутри. Словно сам Хорос-Солнышко заглянул своим ярким лучом в его глубину.

— Стой! — крикнула, пробираясь по заснеженному склону, Древлянка. — Так ведь не делают!

Но Свенельд уже зачерпнул воды в ладонь, хотел поднести к губам и тут же увидел, как прямо у него в руке мелькнуло и погасло золотистое сияние. Он быстро отпил, попробовал еще зачерпнуть… И замер.

Как и некогда в Нечистом Болоте исчез золотистый блеск, так и сейчас сияние воды померкло, только струи по-прежнему журчали, вытекая из потемневшего вмиг источника, и словно жалоба слышалась теперь в звуках этого журчания.

— Ну, я ведь упреждала, говорила тебе! — даже стукнула по плечу варяга кулачком девушка. — Когда-то теперь вода вновь живительную силу приобретет? А волхвы сразу поймут, что чужак был у источника, погасил его силу.

Малфутка чуть не плакала. Свенельд угрюмо молчал.

— Идем, — сказал он наконец. — Возвращаться будем или как?

Но девушка отвела его на лесную заимку — в прикрытую снегом маленькую землянку, которую чужой, даже пройди он рядом, не заметит. Малфутка же здесь бывала не впервые. Умело растопила очаг, нагрела в котелке воду, затем достала с полока сушеных ягод, заварила кипятком, так что в землянке с уложенными жердями стенами сразу запахло летом. Потом нарезала вяленого мяса, протянула спутнику.

Они ели молча, потом так же молча сидели рядом на земляном выступе-лавке, смотрели на гудевший в глиняной печурке огонь. Настроение было такое, словно убили кого. Если не хуже… И впервые не тянуло любиться-миловаться.

Но Свенельд постепенно пришел в себя. Что ж, если простому смертному без заговора можно погубить чародейскую воду, нужно прийти к источнику с волхвом-кудесником. И разве на Руси не найдется таких? Надо только прознать, где еще чародейские источники из земли бьют.

Свенельд все же прижал к себе девушку, поцеловал ласково в висок, там, где волнистая прядка выбивалась. Волосы у древлянки были непокорные, своей волей жили, и сколько ни сплетала она их в косу, все равно выбивались. Однако такая растрепанность отчего-то придавала девушке особую прелесть.

Свенельд улыбнулся, глядя в ее темные мерцающие глаза.

— Малфрида, а тебе ведомо, где еще чудесные ключи бьют? Она даже чуть отстранилась, темные брови сошлись к переносице сурово. Но варяг только улыбнулся.

— Не бойся, глупить больше не стану. Но ведь где я еще на чародейскую воду смогу поглядеть, как не в этих лесах… Как не с тобой, лада моя…

Он почти прошептал последние слова, смотрел нежно, улыбался.

— А покажешь источники, я тебя в Искоростень заберу. Со мной жить станешь, как суложь[38]. А там, глядишь, и препон забрать тебя в Киев не будет.

Ох, как же давно ждала от него Малфутка этих слов! Так и засветилась вся, обняла стремительно. Одно было тревожно. И девушка пояснила варягу, что следы их на снегу будут заметны, и волхвы сразу поймут, что кто-то от источника к источнику ходит. А узнай они такое… Это разлютит их сильнее, чем то, что Свенельд некогда хотел по капищам пройтись.

Напоминание о капищах не порадовало посадника. Он откинулся на стенку землянки, помрачнел.

— Если бы Стрибог[39] помог да прислал Сивера[40], а тот навеял тучу снежную. Вот она бы и замела наши следы…

Они оба прислушались, но все было тихо, так огорчительно тихо… И такое разочарование отразилось на лице посадника, что Малфутке стало его жалко.

— Я заговоры знаю ведовские. Может, помогут призвать снег-то.

Что она замыслила, варяг не понял. Молча смотрел, как девушка вышла за порог, слышал, как скрипит снег под ее удаляющимися шагами. В Киеве часто говорили, что все древлянки ворожеи и колдуньи, да только Свенельд верил в это лишь до того, как в полюдье древлянское ходить не начал и этих ворожей не стал под себя подминать. Оказались бабы как бабы. Однако… Он прежде во многое не верил. Не верил, что псом может быть, не верил, что тур лесной в мышь оборотиться может и что нечисти на древлянских болотах водится сверх всякой меры… Да, в этом году древлянского чародейства ему хватило с лихвой. А Малфрида… Он верил, что девушка, которая не боится ни ночного леса, ни нежити болотной и водит дружбу с самой Ягой… Что-то сказывала о ней ему Яга, что-то важное, но, сколько Свенельд ни силился, не мог вспомнить. Однако отчего-то не сомневался — у его Малфриды все получится.