Следовать новым курсом - Беломор Б.

К счастью, обошлось без новых жертв. Водяные столбы вставали довольно далеко от колышущихся в воде человеческих голов. Изрыгающая чугун и пламя колонна ушла на вест, разрозненные, избитые, то и дело вспыхивающие пожарами турецкие броненосцы по одному отползали от места боя на норд-ост. Ветер свежел, волны стали захлёстывать надстройки «Инфлексибла», на которых жались друг к другу израненные, измученные, смертельно уставшие люди.

Лейтенант Остелецкий совсем было собрался скомандовать вязать плоты из обломков рангоута и решётчатых крышек световых люков, но артиллерист-кондуктор доложил о многочисленных лодках, барках, фелюгах, отчаливших от близкого египетского берега. Услыхав об этом, Венечка выдохнул с облегчением. Можно было расслабиться.

– Много народу у вас в каземате побило, Рукавишников?

За миг до столкновения, уже после взрыва мины Уайтхеда, в каземат угодил шестнадцатидюймовый снаряд – в упор, с дистанции, более уместной для дуэли.

– Хватает, вашбродие, – сокрушённо вздохнул кондуктор. – Пятерых насмерть, трое сильно пораненные. Должно, помрут. Ну и побитые почти все – кто контуженый, у кого кости сломаны, у кого ещё какая напасть.

Сам он щеголял грязной, пропитанной кровью повязкой, прикрывающей левый глаз и половину лица.

Впрочем, держался кондуктор бодро – будто это не его лейтенант Остелецкий полчаса назад вытаскивал из вскрытого, как консервная банка, каземата и по заваливающейся набок палубе тащил на себе к борту чужого броненосца.

– А крепко всё же британцы османам врезали! – заметил мичман Сташевский. Он стоял тут же, на мостике, и разглядывал в бинокль то удаляющийся ордер британской эскадры, то разрозненные дымки над удирающими броненосцами Хасан-паши, то покосившиеся мачты, торчащие из воды в полутора милях от «Инфлексибла». – Три судна, а взамен ни одного своего не потеряли!

– Как это – ни одного? – возмутился кондуктор. – А энтот?

Он топнул ногой по палубному настилу.

– Нескладно выходит, вашбродие, – не три, а четыре кораблика турка потерял. Наш-то вы не подсчитали, верно?

И кивнул на лежащий на боку «Хотспур».

– То-то ж, что и наш, а не их! – с усмешкой ответил Сташевский. – И вот этот, – он похлопал ладонью по ограждению мостика, – мы с тобой потопили, а никакие не турки. Вот и выходит, братец, что счёт твой никуда не годится!

Кондуктор поскрёб пятернёй затылок, и лицо его просветлело – это было заметно даже под заляпанной кровью повязкой.

– Так что ж выходит, вашбродие, англичашки туркам наподдали, а мы – англичашкам?

– Выходит, так, братец. Потому как – вот!

И показал на грот-стеньгу. Там на вечернем средиземноморском ветру полоскалось полотнище Андреевского флага.

– А вас, мичман, можно будет поздравить с Георгием, – заметил Остелецкий. – Как в статуте прописано, помните?

И процитировал наизусть строки, написанные ещё при Екатерине Великой:

– …достоин быть написан в подносимой нам росписи офицер тот, который, ободрив своим примером подчинённых своих и предводительствуя ими, возьмёт корабль, батарею или другое какое занятое неприятелем место…

Мичман густо покраснел.

…Теперь можешь изобразить из себя битого жизнью циника, – глумливо посоветовало «альтер эго». – Или, на выбор, эдакого отца солдатам…

– Ничего, друг мой, не тушуйтесь, – Остелецкий потрепал юношу по плечу. – Не за кресты служим, а на благо Отечеству. Хотя как в народе говорят? За Богом молитва, а за царём служба не пропадёт!

…ги-ги-ги!..

…отстань!..

В баковую надстройку «Инфлексибла» ткнулась узкая барка. Гребец, весело скалящийся негр в набедренной повязке и грязнейшем платке-куфии на чёрной курчавой шевелюре, приветственно помахал рукой стоящим на мостике людям. Венечка потянулся за жестяным рупором.

– Боцман, давай сюда своих молодцов! В лодки передавать в первую очередь раненых. И в каждую по двое матросов с оружием. Пущай на берегу пленных посторожат, а то как бы их толпа не растерзала. Местные магометане – народ лютый, от англичан натерпелись. Учинят расправу, а вина на нас будет: почему недосмотрели?

Боцман кивнул, подхватил багор и кинулся к борту. До Венечки донеслись вперемешку арабские гортанные фразы и сугубо военно-морские обороты, изрыгаемые с подобающей моменту экспрессией. Мимо протрусили двое матросов, русский и англичанин, с носилками, на которых стонал молоденький второй лейтенант с разбитой головой. Фелюги одна за другой причаливали к полузатопленному броненосцу, принимали людей, отходили, гребли к берегу.

Венечка вздохнул.

…кажется, жизнь понемногу налаживается…

«Le Petit Journal», Франция, Париж

(специальный воскресный выпуск)

…октября 1878 г.

…Канонада постепенно стихала. Дымы, затянувшие половину горизонта, редели, оттягивались в сторону моря, и с бруствера, который я выбрал себе в качестве наблюдательного пункта, уже мало что было видно. Надо было срочно что-то предпринимать, иначе я рисковал не попасть в число зрителей финального акта этой грандиозной драмы.

Выход нашёлся в лице египетского офицера, принявшего, за убылью прежних начальников, командование над фортом. Прибегнув к средству, безотказно срабатывающему при общении с любым восточным чиновником, а именно, к золотой десятифранковой монете, я добился позволения подняться на маячную вышку. Это жалкое сооружение в подмётки не годилось стоявшей здесь некогда величественной башне, но и его ничтожной высоты в какие-то полтора десятка метров хватило, чтобы увидеть всё, что я хотел. С помощью зрительной трубы я отлично видел удаляющуюся на запад колонну британских броненосцев. Превосходные оптические стёкла французской фабрики «Парра-Мантуа» позволили понять, что в носовой части одного из броненосцев бушевал огонь. Другой еле полз на буксире у своего более удачливого собрата.

Да, друзья мои, Королевский флот, признанный владыка морей, отступал! И не просто отступал – бежал, как получившая пинок дворняжка! При виде этого я испытал такой прилив восторга, что не сразу нашел слова, чтобы описать его. Миф о несокрушимости морской мощи Англии рушился на глазах – и это, безусловно, отличная новость для моряков и кораблестроителей Третьей республики! Быть может, пройдёт совсем немного времени, и мы станем свидетелями падения тирании, взявшей за горло весь мир.

Турецкая эскадра, понёсшая в этом сражении серьёзные потери (я ясно видел взрыв одного из броненосцев Хасан-паши и затопление ещё двух), также спешно отступала на северо-запад. Акватория Александрийского рейда осталась, таким образом, ничьей – ни победители, ни побеждённые не рискнули предъявить на неё права и расползались, волоча за собой шлейфы дыма от бушующих пожаров.

Я рассматривал торчащие из воды напротив Маячного форта мачты, когда краем глаза заметил движение в районе восточного брекватера. Я навёл свою трубу туда – и обнаружил два лежащих на мелководье броненосца. Могучие корабли сплелись в последнем объятии, подобно любовникам, застигнутым смертью на пике страсти. Подкрутив ободок окуляра, я разглядел снующие вокруг недвижных туш барки. Видимо, портовые лодочники, коих в Александрии всегда хватало, снимали моряков с разбитых кораблей.

И в тот самый момент, когда я начал считать подходящие к кораблям фелюги, в глаза мне бросилось полотнище, плещущееся на стеньге одного из них, того, что покрупнее. Я пригляделся – и вновь не поверил своим глазам.

Над подбитым британским (в этом не было сомнений, я ясно различал характерные орудийные башни и надстройки) броненосцем развевался белый с косым голубым крестом военно-морской флаг!

Русские, господа! Несомненно, это были русские!..

Средиземное море,

близ порта Александрия.

Корабль её величества «Инвинсибл»

…октября 1878 г.

Вице-адмирал Бошамп-Сеймур поставил чашку на серебряный поднос. Чашечка была крошечная, из немыслимо тонкого полупрозрачного китайского фарфора, а подавал её личный адмиральский стюард – рыжеволосый веснушчатый малый, наловчившийся бегать по крутым трапам с адмиральским кофе на подносе и крахмальной белоснежной салфеткой, перекинутой через локоть.