Следовать новым курсом - Беломор Б.

Действительно, стоило форштевню броненосца повернуться в сторону «англичанина», из правой передней амбразуры ударило орудие.

– Мимо, недолётом легло, – оценил результат выстрела Венечка. В ушах протяжно звенело.

…а ведь прав тот комендор! Это надо было придумать: четыре амбразуры в каземате, и ни одна не направлена точно по курсу! Изволь ворочать десятитонную махину на салазках от амбразуры к амбразуре…

Броня «Хотспура» загудела от двух подряд попаданий.

– Каземат и правая скула, – прокомментировал Остелецкий. – Опять двадцатифунтовки, ерунда. Нам они не страшны.

Он обернулся к мичману.

– Дмитрий Платоныч, велите прибавить оборотов. Раз уж попасть никак не получается – попробуем пришпорить англичанина!

– Пришпорить? – Сташевский вытащил из амбушюра латунной переговорной трубы кожаную затычку и передал распоряжение командира. – Что за странная мысль… почему именно пришпорить?

– А вы разве не в курсе? – Остелецкий говорил, не отрывая взгляда от жестяного сектора счётчика оборотов. – Покойный Карл Романыч любил порассуждать о названиях кораблей. Наш «Хотспур», к примеру, именуется в честь одного рыцаря времён Столетней войны. Тот отличался редкой храбростью, за что и заслужил прозвище «горячая шпора», «хот спур» по-аглицки. Для таранного судна название самое подходящее!

Мичман пожал плечами.

– Удивляюсь вам, Вениамин Палыч! Вокруг такое творится, а вы травите исторические байки…

– Право руль! – крикнул Остелецкий рулевому. «Хотспур» послушно выписал коордонат, уклоняясь от очередного залпа «Инфлексибла». – Согласитесь, удобно, когда точно известно, сколько их башенным надо на перезарядку. Знай, считай, да крутись, как уж на сковородке!

Он понизил голос и наклонился к мичману.

– А что до баек, – доверительно прошептал он, – я, признаться, и сам до дрожи боюсь. А ввернёшь что-нибудь эдакое – вроде и легче.

Мичман хотел было что-то ответить, но не успел – гулко ударило казематное орудие. Остелецкий приник к смотровой щели – и с досадой ударил кулаком о броню.

– Снова мимо! Ну, Рукавишников, мазила…

Он с натугой распахнул броневую дверь рубки и вышел на крыло мостика.

– Всё, братцы, поиграли в пятнашки – и будет! Рулевой, право два, и чтоб не рыскать! Мичман, скажите в машинное, чтоб обороты поднимали до упора и держали, покуда есть возможность. Тараним!

Лейтенант недобро сощурился, глядя на пышущий дымом и чугуном «Инфлексибл».

– Боцман, всем, кроме машинной команды и казематной прислуги, разобрать тесаки с револьверами – и на полубак, под броню, к люкам. И проследи, чтоб мостки дощатые были под рукой, англичашке на борт перекинуть!

– Дмитрий Платоныч, распорядитесь вызвать комендоров к этим тарахтелкам, – Остелецкий указал мичману на тумбу с картечницей Норденфельда. – И всем быть готовыми! Как воткнёмся – все, разом, сарынь на кичку!

Средиземное море,

на рейде Александрии.

Корабль её величества «Инфлексибл»

…октября 1878 г.

Две остроносые гребнястые рыбки одна за другой выскользнули в клубах порохового дыма из медных труб, плюхнулись в воду и пошли наматывать на пропеллеры ярд за ярдом. Кептен Летбридж замер, едва шевеля губами – отсчитывает секунды, понял Стэнли. Молодого человека захватил азарт боя, и он не обращал внимания на жужжащие над головой пули – с мостика приближающегося «Хотспура» яростно плевались свинцом две картечницы.

На глазах Стэнли порция свинца из соединённых вместе ружейных стволов срезала сигнального старшину, стоявшего в двух шагах от командира броненосца. Кептен Летбридж бровью не повёл – лишь брезгливо сколупнул пальцем в лайковой перчатке кровавый комок, прилипший к белоснежному рукаву. Отсчёт он не прервал.

Правая мина прошла в двух саженях от борта. Вторая уткнулась в скулу за миг до того, как казематное орудие «Хотспура» выпалило в упор, с пистолетной дистанции, снеся носовую надстройку «Инфлексибла» вместе с установленными в ней двадцатифунтовками. Столб воды взлетел у борта «Хотспура», броненосный таран вздрогнул, словно боксёр, получивший ошеломительный прямой в челюсть. Но это уже не могло остановить инерции четырёх тысяч трёхсот с лишним метрических тонн металла, разогнавшихся до предельных двенадцати с половиной узлов. «Хотспур» накатывался на «Инфлексибл» неумолимо, подобно горной лавине, и Стэнли успел только вцепиться в леер, вознося мысленно молитву вперемешку с самой чёрной бранью. Краем глаза он увидел, как застыл в нелепой раскоряченной позе Летбридж и, кажется, даже открыл рот, чтобы крикнуть: «Схватитесь за что-нибудь, сэр!» – и тут бронированный носорог нанёс удар.

Наверное, ни один человек на обоих кораблях не сумел устоять на ногах. Страшный толчок выбил палубу из-под ног второго лейтенанта и швырнул его спиной вперёд в распахнутый люк. Проваливаясь вниз, в пропахшую углём, горелым машинным маслом и порохом черноту, он увидел на фоне блёкло-голубого египетского неба командира броненосца – раскинув руки крестом, с выпученными по-жабьи глазами, сэр Томас Баклер Летбридж, второй баронет Сандерхилл, улетал за борт, вращаясь, словно сорвавшийся с оси вентилятор. Потом железная переборка изо всех сил наподдала второму лейтенанту в спину и затылок – и всё кануло во тьму.

«Инфлексибл» сел на дно на ровном киле. Большая часть надстроек, трубы, мостики и даже крыши низких цилиндрических башен остались под водой.

«Хотспуру» повезло меньше. От страшного удара корпус, и без того повреждённый взрывом самодвижущейся мины, лопнул на полтора десятка футов. Броненосный таран набрал через огромную пробоину воды, медленно накренился, лёг на борт – да так и затонул в нескольких саженях от своей жертвы. Боковые части надстроек остались не затопленными, и кочегары с машинистами, запертые внутри железной скорлупы, по одному, с матами и молитвами Николаю Угоднику выбирались наружу. И присаживались отдохнуть – прямо на выпуклом борту броненосца, выступающем из воды, словно спина неведомого морского чудовища.

Лейтенант Остелецкий перегнулся через леер и посмотрел вниз – палубу «Инфлексибла» покрывало не больше трёх футов воды, и сквозь её слой явственно различались залитые смолой швы между тиковыми досками. Пожалуй, прикинул он, на палубе вполне можно стать в рост – благо водичка здесь тёплая даже в октябре. Не то что весной в Финском заливе, где довелось искупаться кондуктору Рукавишникову и другим морякам с монитора «Колдун»…

Абордажной схватки, как планировал лейтенант, не случилось. Картечницы окатили надстройки оседающего в воду броненосца свинцом, после чего матросы во главе с мичманом Сташевским (тот картинно размахивал английским абордажным палашом, сжимая в другой руке большой, с латунной рамкой и длиннющим стволом револьвер) ворвались на палубу. И – стали свидетелями поспешного бегства экипажа. «Лаймы» валом валили из люков и прыгали за борт. Кое-кто вспоминал о койках и торопливо выхватывал из сеток туго стянутые пробковые валики и, обмотав вокруг пояса, перелезал через леера. Кто-то дрался за спасательный круг, и в ход уже шли ножи. На глазах мичмана полуголый, изрисованный фиолетовыми татуировками матрос разбил ганшпугом голову офицеру с нашивками второго лейтенанта, пытавшемуся остановить всеобщий драп.

Поняв, что остановить охваченных паникой людей без стрельбы не получится, мичман велел быстренько побросать в воду содержимое коечных сеток, а потом спускать в воду с надстроек канаты. Но англичане и сами уже поняли, что никто не собирается их убивать. Один за другим они взбирались на выступающие над водой части своего корабля, облепляли ванты, гроздьями висели на деревянных крышках люков и обломках шлюпок.

Прочие корабли Средиземноморской эскадры даже не пытались прийти на помощь. Следовавший за «Инфлексиблом» «Монарх» принял влево, обходя место гибели собрата. Остальные повторили его маневр, и лайми, как, впрочем, и русские моряки, успевшие к тому времени перебраться с «Хотспура» на захваченный броненосец, испытали несколько крайне неприятных минут – когда летящие в британский ордер снаряды стали падать в воду в опасной близости от полузатопленных кораблей.