Испанская партия - Борис Орлов

   Рыбалкин шагал и думал о том, как несправедлива к нему судьба. Вот представился шанс отомстить проклятым большевикам за бегство из уютной, уже почти забытой Казани, за отобранный озверевшими хамами мыловаренный завод, за мать, столбовую дворянку, вынужденную работать швеей, чтобы не умереть с голоду, за отца, расстрелянного кровавыми зверями-чекистами, за то, что осмелился помочь благородному делу сражающихся за Россию патриотов, короче - за все, и вот - на тебе! Вместо того чтобы сражаться на фронте и повергать в бегство жидо-большевистские орды, он вынужден стоять здесь в тылу, вдали от...

   Его внимание вдруг привлек тихий свист. Рыбалкин помотал головой: не почудилось ли? Тишина. Должно быть, почудилось...

   Свист раздался снова, но теперь уже с другой стороны. Легионер резко обернулся, одновременно сдергивая с плеча винтовку. Но тут же что-то зажало ему рот, а потом резкая боль пронзила спину и грудь. Последнее, что увидел стекленеющим взглядом человек без родины легионер Рыбалкин, были два темных силуэта. Один из них наклонился к другому и тихо произнес:

   - Все чисто, товарищ старшина...

   ...Старший лейтенант Домбровский с поразительной для такого гиганта легкостью беззвучно перемахнул через бруствер из мешков с песком, и черной птицей обрушился на двоих пулеметчиков. Те спокойно сидели и курили возле станкового "гочкиса", который уткнул свой рубчатый ствол куда-то в темноту амбразуры. Падение на них из темноты чуть не двухметрового Домбровского привело к фатальным результатам. Первый номер со сломанной шеей был погребен под огромным десантником, который, не вставая, успел схватить за воротник второго номера. Алексей перекрутил материю так, что испанец мог только открывать рот, подобно пойманной рыбе. Он болтался как тряпичная кукла в руках Домбровского, в ужасе глядя на "ноче де фантасмас", возникшего буквально из ниоткуда. Но ужас был недолгим: кувалдоподобный кулак, гася сознание, обрушился на голову испанца...

   ...Капитан Санчес сидел в караульном помещении и в двадцатый раз перелистывал недавно купленный в Бургосе альбом с репродукциями Поля Гаварни "Пятничные непристойности". Он мечтал, что при следующей поездке в Бургос ему, возможно, удастся выменять этот альбом на те замечательные раскрашенные фотографии, которые в прошлый раз показывал немецкий летчик. Альбом, правда стоит немало, но фотографии... Ах, какие фотографии!..

   Мануэль Санчес прицокнул языком. Там были изображены именно такие женщины, которые больше всего нравились щупловатому, низкорослому, кривоногому Санчесу, а именно: крупные, белокурые, с пышными формами. Такие женщины - редкость в его прокаленной яростным южным солнцем Испании, но все же, все же...

   Взволнованный своими мечтами капитан потянулся к оплетенной бутыли с вином, стоящей на столе, когда скрипнула дверь. Обернулся и слетел на пол, сбитый молодецким ударом прикладом.

   - Буэнос ночес, сука!

   Произнеся таким образом добрую половину известных ему испанских слов, звеньевой Семейкин осмотрелся в караулке. Все спокойно. Дохляк-капитан лежит на полу - скучает, возле конторки в углу капрал-фашист старательно тянет руки вверх, словно пытается, не вставая со стула, дотянуться до потолка. Зря старается, между прочим: караулка высокая - Семейкину по размеру.

   Звеньевой махнул "авээсом" в сторону капитана, напрягся и выдал:

   - Томар! Ир! - автомат показал в сторону двери. Подумав, Семейкин ни к селу ни к городу добавил - Битте беилен!

   Это было то немногое, что Семейкин запомнил из уроков Эммы Карловны Лоттнер - сухопарой седой немки, долго и безуспешно пытавшейся вложить в голову сибиряка основы немецкого. Еще он помнил, как будет по-немецки "мама", "бабушка", "медведь" и "Сядьте ровно, дети", - но все это явно не подходило к нынешней ситуации...

   ...Свою половину моста взвод Домбровского захватил грамотно, бесшумно и, практически, мгновенно. Но что творится на другом берегу, Алексей не знал. Хотя оттуда не было слышно выстрелов, но все же...

   - Красноармейца Эпштейна ко мне.

   Через минуту переводчик Эпштейн, с виду долговязый и нескладный, стоял навытяжку перед Домбровским. Алексей в который раз хмыкнул про себя: как обманчива бывает внешность! Михаил Эпштейн был мастером спорта по стрельбе, и во взводе Домбровского он был не только переводчиком, но и снайпером, чему совершенно не мешали его очки в блестящей оправе из нержавеющей стали. Эти очки - явно трофейные! - взамен старых, притащили ему откуда-то Политов и Семейкин. В знак благодарности за помощь Михаила в их взаимоотношениях с сеньоритами Бильбао...

   - Миша, тут вот у нас... - Алексей пихнул вперед пришедшего в себя Санчеса. - Побеседуй с сеньором, расспроси, как на ту сторону позвонить?

   - Слушаю, товарищ старший лейтенант, - Эпштейн повернулся к капитану и спросил по-испански, - Имя, фамилия, пароли при разговоре по телефону. Отвечай быстро, если хочешь жить!

   Капитан Санчес очень хотел жить. Очень. Но уронить честь идальго... Он гордо отвернулся и... встретился взглядом с кулаком Семейкина, который покачивался перед его носом. Этот кулак был очень похож на быка на корриде, который уже примерился поднять на рога наглого тореро. А в роли тореро был он - капитан Санчес... Мануэль зажмурился и повернул голову в другую сторону, чтобы не видеть этого страшного кулака. Но когда Санчес открыл глаза, он понял, что ничего не выиграл. Наоборот проиграл. Потому что теперь перед его носом покачивался кулак Домбровского, который, по совести говоря, был покрупнее сибирского. Сообразив, что назад голову повернуть не удастся, да и не известно - не ждет ли его там третий кулак, еще больше? - и судорожно сглотнув, Мануэль вздохнул и начал отвечать.

   Алексей слушал пулеметную скороговорку испанца, и радовался в душе, что в его взводе есть вот такой вот Эпштейн, который в состоянии перевести эти невероятные "санчес-мучас-ола сьерра" на нормальный человеческий язык. Сам Домбровский твердо помнил только "Ариба лас манос!" "Риндете!" "Тира тус бразос!" и "Баста!" - вот и все, что запомнилось из выданного еще на корабле, следующем в Гавр, русско-испанского разговорника на синьке. Впрочем, синий блокнотик лежал у него за голенищем сапога, так что при необходимости он мог сказать испанцу: "Esta agua se puede beber? CuАntos fusiles tiene? Que el comandante de su unidad? Si quieres vivir nos lleva al personal!" Но зачем мучится самому и мучить испанцев, если есть Миша Эпштейн?..

   - Товарищ старший лейтенант! Все, можно звонить!

   В караулке Эпштейн уверенно взял телефонную трубку, услышал "эскучар" и выдал длинную фразу по-испански. Если бы динамик в этом телефоне был потише, то в караулке не хохотали бы как сумасшедшие Домбровский, Политов, Семейкин и еще трое десантников, услышавшие, что в ответ на Мишкину заковыристую испанскую тираду, на том конце провода помолчали, а затем явственно произнесли:

   - Товарищ лейтенант! Тут какая-то б... по-испански чешет. Их сразу послать, или пусть Гринберг ответит?

   Старший лейтенант Домбровский и лейтенант Махров - командир первого взвода, зажгли фальшфейеры. Одновременно с этим с обоих концов моста взлетели зеленые ракеты. Вскоре над мостом раздался гул авиационного мотора. Это разведывательный "ишачок" дал десанту понять, что их сигнал замечен. Выделив из состава взводов по одному отделению для подготовки посадочной полосы, Домбровский и Махров принялись за усиление обороны захваченного объекта.

   Пленных - а их набралось целых пятьдесят человек - выгнали срочно отрывать новые траншеи, ходы сообщения, позиции для станковых пулеметов, БПК и выданных десантникам, опять же по настоятельному совету маршала Буденного сверхсекретных и наиновейших восьмидесяти двух миллиметровых минометов. Чуть в стороне от моста уже разводили костры, выстраивая из них гигантский треугольник.

   - Живее, живее, товарищи! - подгонял бойцов Домбровский. - Лучше выкопать побольше земли до боя, чем после!

   Сам старший лейтенант орудовал лопатой наравне со всеми, вгрызаясь в каменистую испанскую землю, словно гигантский крот, и когда в небе раздался рев авиационных моторов, мост уже опоясывала новая линия укреплений.

   Первыми на посадку заходил десантные Р-5. Каждый из них нес в подкрыльевых кассетах Г-61 по шестнадцать человек. Так к мосту добрались третий и четвертый взвода первой парашютно-десантной роты. Чуть в стороне с кружащихся "эр пятых" сбрасывали парашютные мешки по восемьдесят килограмм груза каждый. В основном это были станковые пулеметы "максим" и патроны.

   Следом за разгрузившимися и снова взлетевшими в ночь бипланами, на импровизированный аэродром начали один за другим заходить могучие четырехмоторные туполевские ТБ-3. Первый гигант еще величаво бежал по земле, когда через люки из него стали выбираться бойцы второго батальона, уже с оружием в руках и тяжелыми мягкими контейнерами для боеприпасов на плечах. Полностью разгрузившись, великан неторопливо развернулся против ветра и улетел, но на смену ему приземлился второй, потом третий, четвертый...