Страна Рождества - Джо Хилл

Вик пустилась в трудный путь вверх по шахте, отталкиваясь подушечками стоп и продвигаясь каждый раз дюймов на шесть. Вокруг нее клубился коричневый дым, выедавший глаза.

У нее начали подергиваться обжигаемые бедра. Она проволоклась спиной еще на шесть дюймов, продвинувшись вверх по шахте сгорбленным, изогнутым, уродливо-комичным образом. Мышцы у нее в пояснице так и пульсировали.

Она была на полпути вверх, когда левая стопа вдруг соскользнула со стены, выпроставшись вниз, из-за чего у нее перекосило ягодицы. Почувствовав разрывающую боль в правом бедре, она закричала. Лишь мгновение ей удалось удерживаться на месте, согнувшись так, что лицо упиралось в правое колено, меж тем как левая нога свисала прямиком вниз. Но вес, приходившийся на правую ногу, был слишком велик. Боль была слишком сильна. Она дала соскользнуть со стены и правой ноге, после чего повалилась обратно, на самое дно.

Падение было неловким и болезненным. Она долбанулась об алюминиевый пол шахты, врезавшись правым коленом себе в лицо. Ступня другой ноги попала в люк из нержавейки и высунулась обратно в чулан.

Вик на мгновение опасно приблизилась к панике. Она заплакала, а когда поднялась в бельепроводе на ноги, то не попыталась подняться еще раз, но стала прыгать, хотя верх был явно вне досягаемости, а в гладкой алюминиевой шахте совершенно не за что было ухватиться. Она кричала. Звала на помощь. В шахте было полно дыма, туманившего зрение, и посреди крика она закашлялась — жестким, сухим, болезненным кашлем. Она все кашляла и кашляла, даже не надеясь, что когда-нибудь перестанет. Кашляла с такой силой, что ее почти рвало, и в конце концов она отплюнула длинную струйку слюны с привкусом желчи.

Но не дым приводил ее в ужас, не боль в задней части правого бедра, где она определенно порвала мышцу. Ужас порождало ее полное, отчаянное одиночество. Как там мать кричала отцу? Но ты не растишь ее, Крис! Я ращу! Я все это делаю сама! Ужасно было оказаться вот в такой дыре совершенно одной. Она не помнила, когда в последний раз обнимала мать: свою испуганную, вспыльчивую, несчастную мать, которая стояла с ней рядом и клала прохладную руку на лоб Вик, когда у той бывал жар. Ужасно было думать, что вот здесь ей и придется умереть, оставив все как есть.

Потом она снова поднималась по шахте, упираясь спиной в одну стену, а ногами в другую. Из глаз текло. Теперь дым в бельепроводе стал густым — вокруг нее вздымался непрерывный коричневатый поток. В задней части правой ноги что-то было ужасно повреждено. Толкаясь этой ногой вверх, она каждый раз чувствовала, будто та же мышца рвется снова и снова.

Моргая и кашляя, отталкиваясь и извиваясь, она неуклонно продвигалась вверх по бельепроводу. Металл, прилегавший к спине, чересчур уже нагрелся. Ей казалось, что очень скоро она будет оставлять на стенах клочья кожи, что до стен бельепровода невозможно будет дотронуться. Только это уже не было бельепроводом. Это был дымоход, внизу горел дымный огонь, а она была Санта-Клаусом, карабкавшимся к своим оленям. В голове у нее вертелась эта идиотская рождественская песенка, празднуй, празднуй Рождество, повторяясь снова и снова в бесконечном цикле. Ей не хотелось зажариться до смерти с рождественской музыкой в голове.

Когда она приблизилась к верхней части шахты, трудно было разглядеть хоть что-нибудь через дым. Она непрерывно плакала и старалась не дышать. Большая мышца правого бедра неуемно дрожала.

Где-то чуть выше своих ступней она увидела дугу тусклого света: люк, выходивший на второй этаж. Легкие у нее горели. Она задыхалась, не смогла удержаться, набрала полную грудь дыма и закашлялась. Кашлять было больно. Она чувствовала, как трескаются и рвутся мягкие ткани под ребрами. Правая нога внезапно подкосилась. Падая, она сделала выпад, толкнув руками закрытый люк. При этом успела подумать: «Не откроется, он что-нибудь перед ним поставил, и теперь он не откроется».

Руки, распахнув люк, вылетели наружу, в восхитительно прохладный воздух. Она удержалась, ухватившись за край отверстия подмышками. Ноги свалились в шахту, ударившись коленями о металлическую стену.

Как только люк открылся, бельепровод потянул воздух, и она ощутила, как вокруг нее поднимается горячий и зловонный ветер. Хлынул дым, обволакивая ее голову. Она беспрерывно кашляла и моргала, кашляла так сильно, что сотрясалось все тело. Она ощущала вкус крови, чувствовал кровь у себя на губах, спрашивала себя, не выкашливает ли она из себя что-нибудь жизненно важное.

Долгое мгновение она висела все там же, слишком слабая, чтобы выбраться наружу. Потом забила ногами, елозя пальцами по стене. Удары ног сопровождались лязгом и гулом. Большой подъемной силы получить не удавалось, но этого ей и не требовалось. Голова и руки уже пролезли через люк, и чтобы выбраться из бельепровода, надо было уже не столько карабкаться, сколько просто наклоняться вперед.

Она вывалилась наружу, на ворсистый ковер коридора второго этажа. Воздух казался сладким. Она лежала, задыхаясь, как рыба. Какое же это блаженство, пускай и болезненное, — просто оставаться в живых.

Ей пришлось прислониться к стене, чтобы подняться на ноги. Она ожидала, что весь дом будет полон дыма и ревущего огня, но этого не было. В коридоре наверху было туманно, но совсем не так плохо, как в бельепроводе. Справа от себя Вик увидела солнце и прошла, прихрамывая, по толстому ковру 70-х на верхнюю лестничную площадку. Спотыкаясь, едва не падая, она скатилась по ступенькам, отмахиваясь от дыма.

Входная дверь была наполовину открыта. На дверной раме висела цепочка, на конце которой болталась запорная пластина с длинной щепкой. В дверь вливался прохладный, как вода, воздух, и ей хотелось броситься в него, но она удержалась.

На кухне она ничего не могла разглядеть. Там был только дым и мерцающий свет. Открытая дверь вела в гостиную. Обои на противоположной стороне гостиной выгорели, обнажив штукатурку. Ковер тлел. В вазе стоял букет пламени. Ручейки оранжевого огня вползали на дешевые белые нейлоновые занавески. Она решила, что пламенем, наверное, охвачена вся задняя часть дома, но здесь, в передней части, в прихожей, коридор наполнялся только дымом.

Вик выглянула в окно рядом с дверью. Подъездная дорога к дому представляла собой длинную узкую грунтовую полосу, уходившую прочь через деревья. Машины она не видела, но под этим углом у нее не было возможности заглянуть в гараж. Может, он сидит и ждет, когда Вик выйдет наружу. А может, стоит в конце дорожки, наблюдая, не побежит ли она по ней.

Позади нее что-то мучительно заскрипело и со страшным грохотом упало. Ее охватил дым. Горячая искра ужалила руку. И она поняла, что думать больше не о чем, там он или не там, но ей уже нигде не остается места, кроме как

Двор так зарос, что приходилось буквально продираться через путаницу не трав, а настоящих проводов. Да еще и трава изготовила ловушки, чтобы хватать ее за лодыжки. Собственно говоря, никакого двора не было и в помине, только полоса дикого кустарника и сорняков, за пределами которой стоял лес.

Она даже мельком не глянула на гараж, не обернулась на дом и не побежала к подъездной дороге. Она не осмелилась проверять этот длинный прямой проселок, опасаясь, что выслеживающий может стоять невдалеке высматривать ее. Вместо этого она побежала к деревьям. Она не видела никакого перепада высот, пока не оказалась прямо над трехфутовым обрывом перед лесной подстилкой.

Она сильно ударилась пальцами ног, почувствовав, как что-то с болезненной силой схватывает заднюю часть ее правого бедра. Она врезалась в кучу сухих веток, вырвалась из нее и повалилась на спину.

Над ней возвышались сосны. Они раскачивались на ветру. Висевшие на них игрушки мерцали, мигали, порождали вспыхивающие радуги, так что ей казалось, будто она слегка контужена.

Когда дыхание у нее восстановилось, она перевернулась, встала на колени и посмотрела на двор.

Большая дверь гаража была открыта, но «Роллс-Ройс» исчез.

Ее удивило — едва ли не разочаровало, — как мало там было дыма. Она видела устойчивую серую пелену, поднимавшуюся с тыльной стороны дома. Дым валил из открытой пасти входной двери. Но отсюда она не слышала, чтобы что-то трещало в огне, не видела никакого пламени. Она ожидала, что дом будет напоминать костер.

Потом Вик поднялась и продолжила движение. Бежать она не могла, но могла поспешать хромающей трусцой. Легкие казались запеченными, а каждый второй шаг сопровождался свежим ощущением разрыва в задней части правого бедра. Остальные свои неисчислимые повреждения и боли она осознавала меньше: ожог от холода на правом запястье, постоянную колющую боль в левом глазном яблоке.

Она держалась параллельно подъездной дороге, оставаясь в пятидесяти футах справа, готовая нырнуть за куст или ствол дерева, если увидит «Роллс-Ройс». Но грунтовой проселок шел прямо, неуклонно удаляясь от маленького белого дома, без каких-либо признаков старого автомобиля и человека по имени Чарльз Мэнкс или мертвого мальчика, который путешествовал вместе с ним.