Бег по вертикали - Джозеф Гарбер

Дейв взялся за ручку шкафа.

«Давай же! Ну давай!»

— Нет, это был не я. Вы меня с кем-то спутали.

— Бернард, я постарел, одряхлел и уже далек от времен моей бодрой юности, но я все-таки пока еще не впал в старческий маразм. Этот человек был здесь, и приходил он к вам.

Дейв медленно повернул ручку и осторожно толкнул дверь.

— Берни Леви не лжет.

— Неверное утверждение. Его следует слегка подправить. «Берни Леви редко лжет». Потому что знает, что ему это на редкость скверно удается.

— Скотти, друг мой…

Сквозь расширившуюся щель Дейв увидел, как Берни развел руки, демонстрируя притворную открытость.

— Да, Бернард, мы друзья вот уже сорок с лишним лет. Я вхожу в твой совет директоров, а ты — в мой. Мы друг другу доверяем. Если за этой историей с Дэвидом кроется нечто большее, чем ты готов открыть, я должен с уважением отнестись к этому — и счесть, что твой поступок продиктован вескими причинами.

«Сейчас или никогда, приятель». Дейв снова коснулся двери. Рация у него в кармане зашипела и ожила. Тэтчер сказал:

— Если вам понадобится помощь, звоните мне в любое время.

Дейв надавил на дверцу. Берни сказал:

— Вы даже не представляете, до чего же это трудно.

Из рации донесся голос Рэнсома:

— Мистер Эллиот! Вы на связи?

Тэтчер сказал:

— Просто не забывайте, что Дэвид не только ваш друг, но и мой.

Рэнсом сказал:

— Я получил полномочия предложить вам взаимоприемлемый компромисс, мистер Эллиот.

Дейв отнял руку от двери. Берни произнес:

— Он мне как сын.

Тэтчер ответил:

— Ну, тогда позвольте с вами попрощаться. Меня ждет Оливия.

Рэнсом сказал:

— Мистер Эллиот, я был бы очень признателен, если бы вы отозвались.

— Спокойной ночи, — сказал Берни.

Голос Дейва произнес:

— Забудь об этом, индюк. Твои ищейки и следящие устройства сейчас расставлены по всему зданию, да, Рэнсом? Ну так прикажи им найти меня. Прикажи выяснить, на каком я этаже. Да ни на каком, приятель. Я снаружи, и обратно я не вернусь. Беги хоть со всех ног, Рэнсом, но меня ты не поймаешь. Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя и подавно уйду!

Голос Рэнсома был ровным, как лед, и таким же холодным.

— Мистер Эллиот, это непозволительное ребячество с вашей стороны.

От двери донесся голос Берни:

— Вы будете на совещании аудиторской комиссии на следующей неделе?

Из рации послышался другой голос — Куропатки:

— Он говорит правду. Он сейчас где-то в верхнем Уэст-Сайде.

Тэтчер ответил уже из-за пределов кабинета Берни:

— Извините, нет. Я буду в Сингапуре. У меня переговоры с нашим крупнейшим поставщиком.

Где-то на Манхэттене Марджи Коэн выключила диктофон.

Куропатка прошептал:

— Он ушел. Мы все покойники.

Дейв застыл недвижно, обдумывая последнюю реплику.

5

Дейв вышел из шкафа, держа пистолет на уровне пояса.

— Только шелохнись, Берни, и я тебя застрелю.

Дейв постарался произнести эти слова так, словно и вправду намеревался выполнить угрозу.

Берни сидел за своим столом и перебирал бумаги. Он поднял голову, и на лице его отразилась бесконечная усталость.

— Привет, Дейви. Рад тебя видеть, — произнес он голосом невообразимо дряхлого человека.

— Берни, положи руки на стол. Я не хочу, чтобы ты достал откуда-нибудь еще один пистолет…

Берни слабо улыбнулся ему.

— У меня больше нет.

— …или баллончик мейса.

Берни кивнул.

— Так ты об этом знаешь?

— Знаю. — Дейв подошел ближе. — И еще кое-что знаю. Но хочу знать больше.

Лицо Берни было воплощением печали. Он положил ладони на стол. Когда он заговорил, Дейв почувствовал, что Берни говорит скорее с самим собой, чем с кем-либо другим.

— Да. Вот и прикинь. Ты всю жизнь пытаешься быть мужиком, понимаешь, настоящим мужиком. Трудишься не покладая рук, играешь честно, говоришь правду, правильно поступаешь, ведешь себя как патриот. И знаешь, что в итоге? Я тебе скажу. Для них ты все равно остаешься грязным евреем. Эй, еврей, сделай это. Эй, еврей, сделай то. Спасибо, ты хороший американец. Для еврея, конечно.

Он медленно, печально покачал головой; вся тяжесть мира лежала на его плечах.

— Они дали мне «Серебряную звезду». Мне, Берни Леви. Ты это знал, Дейви?

— Нет, Берни, не знал, — отозвался Дейв насколько мог мягко.

— Скотти получил «Серебряную звезду». И я тоже. Ты такого никогда не видел. Два чокнутых солдата, полные раздолбаи, лейтенант Тэтчер и капрал Леви. Поперли на северокорейский танк — вот что мы сделали. Он — с пистолетом сорок пятого калибра и ручной гранатой, а я — с винтовкой М-один. Полное безумие, я тебе скажу. Мы должны были стать покойниками. А вместо этого оба получили по «Серебряной звезде». Макартур — вот кто нам их приколол. Если бы ты это видел, Дейви, если бы ты только это видел! Скотти лежит в кровати с покалеченной ногой. Берни Леви стоит рядом с ним. И входит старик. А фотограф из «Лайфа» щелкает фотоаппаратом. Говорю тебе, Дейви, это было что-то! Может, лучший момент в моей жизни. А знаешь, что случилось, когда Макартур начал прикалывать медаль? Скотти, вшивый лейтенантишка, принялся устраивать разнос генералу. Генералу! Можешь себе представить? Это было восхитительно. Это было настоящее чудо. Никто никогда такого не видел. Я… я был в благоговейном ужасе. Он когда-нибудь тебе об этом рассказывал? В смысле, Скотти?

Дейв покачал головой.

— Я был поражен. Берни Леви был поражен. Знаешь, отец Скотти — он был врачом при Макартуре. В Японии, сразу после войны. Он с русским и с тем парнем из спецотдела расследовали военные преступления. Так они что-то нашли и принесли генералу, а генерал сказал это замять. Но они сказали, что ни фига, и потому генерал всех поувольнял и взял себе другого доктора. И вот — ты только себе представь! — прошло не то пять, не то шесть лет, какой-то лейтенантишка лежит на кровати, и самый важный генерал в мире — в мире! — прикалывает на его больничную пижаму «Серебряную звезду», а фотограф щелкает аппаратом, и вдруг этот самый лейтенант принимается выговаривать генералу за то, что тот уволил его отца. Вот так наглость! Берни Леви в жизни такого не видал!

Дейв улыбнулся.

— Очень хорошая история, Берни.

По лицу Берни промелькнула легкая улыбка.

— Я знаю, — сказал он, глядя Дейву в глаза и кивая. Потом улыбка внезапно исчезла, и Берни снова стал выглядеть очень усталым. — Ладно, ладно. Ты хочешь поговорить, Дейви, — мы поговорим. Может, я скажу тебе что-нибудь, может, нет. Ты же знаешь, у человека должна быть честь. Этого они не могут у меня отнять. Так что присаживайся, устраивайся поудобнее.

— Я постою.

— Сидеть, стоять — какая разница? — Берни ухватил пухлой рукой чашку с кофе, поднес ее к губам и сделал глоток. — Хочешь, Дейви, я налью тебе славную чашечку кофе?

— Ты пьешь мой кофе, Берни.

Берни переменился в лице.

— Твой кофе?

— Да. Я налил себе чашку, пока просматривал твои бумаги.

— Ты пил мой кофе? — Берни вдруг откинулся на спинку кресла. Усталое выражение сменилось иронической улыбкой. Улыбка стала шире. Берни расхохотался. — Вот здорово! Ты пьешь мой кофе. Теперь я пью твой кофе. Разве это не чудесно? Дейви, ты себе не представляешь, до чего же это чудесно.

Он засмеялся сильнее и закашлялся.

Дейв нахмурился.

— Я не понял шутки.

— Шутки? Это чудесная шутка, Дейви! Чудесная! Лучшая шутка Берни Леви!

Вздрагивая от смеха, Берни встал и, не выпуская из рук чашку, прошел через кабинет. У северного стола стоял круглый рабочий стол и четыре стула с прямыми спинками. Берни положил руку на спинку одного из стульев, крепко стиснул и повернулся к Дейву.

— Это самая чудесная шутка на свете!

Внезапно Берни с поразительной силой поднял стул и швырнул его в окно. Стекло разлетелось с грохотом; осколки, вращаясь, брызнули наружу, и ветер хлестнул по ним; какое-то мгновение это выглядело, словно буря драгоценностей, ледяная метель; белый свет отражался, искрился и играл на алмазных осколках. Порывом ветра пригоршню стеклянных игл занесло обратно в кабинет. Одна из них прочертила хирургически ровную красную линию на левой щеке Берни. Дейв неуверенно шагнул вперед. Берни вскинул руку ладонью вперед, словно веля ему не приближаться. Из его голоса исчезла печаль. Он казался счастливым, словно дитя.

— Берни Леви должен винить лишь Берни Леви. Размен — это честная игра. Это неплохая шутка, Дейви, самая лучшая шутка из всех. Честно тебе говорю: только сам Господь мог так пошутить!

Берни сделал последний глоток кофе и, продолжая сжимать чашку в руке, шагнул за окно.

6