Мужская душа - Мари Феррарелла

Но он только покачал головой.

— Я всего лишь следую твоим предписаниям. Лори знала, что с ним не поспоришь. Со вздохом она кивнула.

— Поступай, как хочешь.

— В первый раз не стала со мной спорить.

Она ушла, подарив ему улыбку. Но вернулась, через несколько минут. Музыканты снова начали играть.

— Мне нужен перерыв, — сказала она ему. — Давай потанцуем, Кэрсон.

— Я не умею танцевать, ты же знаешь.

Сейчас Лори нашла, что ему возразить.

— Ты не танцуешь только быстрые танцы. — Она подала ему руку. — Это медленный танец. Ты умеешь их танцевать, я сама видела.

— Когда? — удивленно спросил Кэрсон. Он уже очень давно не бывал на вечеринках.

— Ты танцевал со мной на моей свадьбе. Не помнишь?

Он помнил. Помнил, что никогда не видел женщины с такими сияющими глазами.

— С тех пор — ни разу.

— Это все равно, что езда на велосипеде. — Она взяла его за руку.

— А если я наступлю тебе на ногу?

Она повернулась к нему лицом, начиная танцевать.

— Я не буду сердиться. И в суд на тебя не подам.

— Надеюсь, — проворчал он.

Кэрсон чувствовал себя с ней легко. Очень легко. Он опять размечтался, и его снова захлестнуло желание. Он и не подозревал, что способен постоянно думать о Лори. Любопытно, есть этому предел, сколько вообще можно мечтать о женщине?

Бесконечно, подытожил он, вдыхая запах волос Лори, когда ее щека оказалась у него на плече.

— Разве Мэрилин Монро и Джеймс Дин когда-нибудь играли вместе?

Кэрсон понял, что Лори улыбнулась, и от этой улыбки, или прикосновения ее щеки, или от того и другого сразу тепло разлилось по его груди.

— Думаю, нет. А что?

— Ничего. Просто интересуюсь.

Значит, в нем просыпается хоть какое-то любопытство. Наконец-то это случилось. Постепенно, по капельке, оно проникало к нему в душу. Это все, что ей было нужно.

— Я в восторге, — сообщила ему Лори после того, как за Дианой Джонс закрылась дверь.

Си Джи настояла, чтобы ее мать посидела с дочкой Лори на этот вечер. Лори, конечно, была очень рада, оставляя ребенка в столь надежных руках. Миссис Джонс вырастила пятерых детей.

— Должно быть, открылось второе дыхание.

— Или двенадцатое. — Она иронично посмотрела на Кэрсона, снимая, белые босоножки.

Эта маленькая женщина поистине обладает сокрушительной энергией, подумал он.

— Ты развила сегодня фантастическую активность. — Было два часа ночи, и до часу Лори бегала, как заведенная, раздавая указания. — Другая женщина на твоем месте была бы без сил.

— Ты имеешь в виду, что мужчина бы не устал? — В ее глазах заплясали чертики.

— Нет, но я всегда считал женщин слабыми. — Он расстегнул свой пиджак. — И изнеженными. Приносящими одни лишь несчастья.

Его взгляд стал грустным.

— Ты говоришь о Жаклин, да?

Он снял пиджак и положил его на диван. На дворе давно уже ночь — пора уходить.

— Просто это мое мнение, вот и все.

Лори хорошо относилась к людям, но Жаклин не любила — тот вред, который та причинила Кэрсону.

— Не все женщины ведут себя как Жаклин, Кэрсон.

— Я не собираюсь проводить исследование на эту тему.

— Ты и не должен.

— Да, — согласился он, — не должен.

Кэрсон снова тонул в ее глазах. Снова терялся в них. Он должен быть сильнее. Между ним и Лори возникло что-то хорошее, что ему нравилось. Он не хотел разрушать это, пытаясь, достичь большего. Половина лучше, чем ничего.

— Лори, я не думаю, что это должно случиться между нами.

Слишком поздно.

— Прости, Кэрсон. Я не такая, как ты. Я не могу играть в чувства. Или разрушать их. Чувства просто приходят.

И они уже пришли. И это были чувства к нему. Он должен взять себя в руки. Иначе произойдет что-нибудь еще более глупое, чем раньше. Кэрсон начнет ее целовать и не сможет остановиться…

Что-то тревожит его, подумала Лори. Она почувствовала все возрастающую панику. Ей надо успокоиться.

— Поговори со мной, Кэрсон. — Что плохого, если мы станем ближе, хотела она сказать.

Лори выглядела печальной. Взволнованной. Кэрсон был бы рад остаться и помочь ей справиться с этим, но знал, что такой поступок будет ошибкой для обоих.

Он должен уйти раньше, чем произойдет то, что его так страшит.

Кэрсон направился к выходу.

— Уже поздно, и малышка разбудит тебя очень рано. Ты должна отдохнуть. Ложись спать.

— Как будто у меня получится заснуть, — пробормотала она, глядя в открытую дверь со слезами на глазах.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Лори мерила шагами комнату. Уже очень поздно, думала она, даже не глядя на часы. Эмма спала в другой комнате, и ей тоже надо бы лечь, но она не могла. Не могла уснуть несколько ночей подряд.

Во всем был виноват Кэрсон.

Они не виделись неделю. С того дня, когда у них произошла встреча со спонсором. На работе они стали чужими. Так Кэрсон начал к ней относиться — вежливо, отстраненно. Как будто их отношения не прошли тот рубеж, когда люди становятся дороже и ближе друг другу.

Это сводило ее с ума.

У Лори не укладывалось в голове, как разбить тот стеклянный колпак, в котором спрятался Кэрсон. Она могла его видеть, но не могла к нему прикоснуться. Даже вызвать его улыбку. Почему?

Расстроенная, она спустилась по лестнице на кухню. Может быть, ее согреет горячее молоко, хотя сильно надеяться на это не стоит.

Достав пакет, Лори налила молоко в стакан и поставила его в микроволновку.

Неужели Кэрсон считает, что они зашли слишком далеко? Может быть, в тот вечер, когда он отвез ее домой после встречи со спонсором, они чересчур много сказали друг другу? Или он неожиданно замкнулся потому, что не хочет рисковать?

Микроволновая печь зазвенела, и она открыла дверцу. Немного молока выплеснулось наружу. Она вытерла его губкой и вздохнула.

Черт возьми, почему, если она готова пойти на это, то он — нет? Люди постоянно искушают судьбу. Риск — покидать дом каждое утро, риск — переходить улицу. Некоторые люди никогда не рискуют. Но большинство делают это. Почему же Кэрсон не может попробовать?

Приключения должны случаться. Но только если решишься на них. Кэрсон должен попытаться.

Лори отпила молока и обожгла себе язык. С отвращением вылила оставшееся молоко в раковину.

Он даже не пытался. А она устала, работать за обоих. Такие подвиги ей не нравились, они причиняли ей боль.

Лори сжала губы. Пора все изменить. Она сделала все, что могла, и теперь у нее осталось только одно средство.

Она не хотела этого делать, но Кэрсон не оставил ей выбора. Она должна рискнуть всем.