Наследник для Валида - Анна Гур

— Уверена?! — рыком, подавляя, продавливая, и рука опять проскальзывает выше, и сжимает мою попу, вздрагиваю от этого прикосновения, пугаюсь от жесткости, с которой прикасается на этот раз, одним только этим жестом заставляет упасть в настоящую истерику, когда я срываюсь и кричу:

— Да! Да! Хватит! Мне больше нечего сказать!

Меня опять колотит, на этот раз Байсаров притягивает меня к себе, смыкает ладони на моей спине и выдает глухо:

— Тише, принцесса, тише, — ласка на спине кажется невероятно нежной, успокаивающей, на контрасте с грубостью, которая была секундой ранее.

Как только мое дыхание выравнивается, Байсаров легонько тянет меня за волосы, заставляет посмотреть ему в глаза, проводит по моей щеке пальцами в кольцах, слезы стирает, но взгляд у него по-прежнему тяжелый, продирающий, когда он, наконец, произносит фразу, от которой у меня все нутро сковывает льдом:

— Тогда объясни мне, Варечка, как из спальни, к которой только я доступ имел и моя девочка на ночь, документы могли пропасть?

Спрашивает и взглядом меня буравит, а я в чистейший шок попадаю, таращусь на Байсарова, даже моргнуть боюсь.

— Что? — спрашиваю, не в силах скрыть свой ужас.

И меня знобить начинает сильно, потому что с каждой секундой над моей головой словно тучи сгущаются, жизнь катится в тартарары, а ужас той ночи не просто не заканчивается, он мутирует в нечто еще более опасное.

Слышу отчетливый скрежет зубов. Валид смотрит так, что у меня душа в пятки уходит, воздух в груди застревает.

— То, что слышала. Ты была в моей спальне и документы исчезли. Как думаешь, есть здесь связь? Проскальзывает параллель между событиями? У тебя есть вариант, Варя, выкладываешь все, что знаешь, начистоту и я дам тебе шанс на спасение. Ты все равно все расскажешь.

— Я правда… я ничего…

В глазах цветут слезы отчаяния, я просто не представляю, что со мной сделает Валид, опять плачу и голос дрожит.

— Я не брала ничего, да и как… я с трудом ногами шевелила, босиком ушла… Где мне документы ваши прятать было?!

Рыдание вырывается из горла, истерика подкатывает, сердце рвется на части от всего того кошмара, который заполняет мою жизнь.

Все это под безэмоциональным взглядом Байсарова, который следит за моей мимикой. Безучастный. Равнодушный. Намеренный спросить с меня за пропажу.

— Послушай, прошу, — голос дрожит, а я руки к груди прибиваю, сжимаю в молебном жесте, — я ничего не брала, я только отдавала, всю ночь. Все отдала, невинность свою оставила и ушла наутро, надеясь, что этот ад закончился и больше никогда не повторится…

Хмурится. Не знаю почему, но чувствую, что мои слова ему по душе не пришлись. Опять щеки моей касается, стирает слезы, которым конца и края уже нет. А у меня губы дрожат, и я отчего-то взгляд от Байсарова оторвать не могу, как кролик застыла перед удавом, понимая истинное значение этого выражения.

Моя жизнь. Я сама в руках Байсарова. Один щелчок пальцев, один приказ и не будет меня. Даже сомневаться в этом не приходится.

Глаза у него демоническим блеском сверкать начинают, присматривается ко мне, словно решает, что именно со мной делать будет, как драть на части собирается. И все же подо льдом его внешнего контроля я пламя чувствую. Как тогда. В ту ночь. Когда полыхнуло между нами, когда пощады не давал, заставляя отвечать на его ласки.

Как сейчас, когда одними пальцами довел до исступления, показав лишь толику того бесчинства, которое может со мной вытворить.

Пальцем мне губы сминает, прищуривается, глаза у него тьмой наполняются, а я дышать забываю, в глазах Валида блики вижу и, наверное, у меня в волосах первая седина добавляется от ужаса, от страха дикого.

— То есть тебе нечего вспомнить и нечего сказать вдобавок к тому, что уже поведала? — голос у него становится низким, зловещим каким-то, и вдруг вспышкой короткой воспоминание, как в душе была, проскальзывает перед глазами.

— Нет… — выдыхаю тихо, — есть… я кое-что вспомнила…

Вскидывает бровь, выражая готовность слушать.

— Я когда в душе была… я тогда деньги по полу твои рассыпала… и отмыться хотела…

Говорю и жмурюсь, потому что хватка на мне становится просто железной. Не нравится Валиду, что его запах с себя свести хотела, что ли?

Но я не придаю этому значения, продолжаю рассказывать.

— Я в душе была, но в этот момент хлопок услышала. Двери хлопок. Испугалась тогда. Замерла. Думала, что ты вернулся, чтобы истязать меня дальше. Может быть, я в состоянии шока была, не знаю, но ничего не произошло, в ванную никто не вошел, и я подумала, что мне показалось… Дальше я выбралась и даже обувь на каблуках надеть не смогла, одежду свою искала по кускам и…

Замолкаю. Валид же сильнее прищуривается.

— И?! — повторяет с нажимом, а я дорассказываю все, что было…

— И я трусики свои так и не нашла. Помнила, что ты их откинул за спину, перед… — теряюсь, но все же продолжаю говорить, — перед тем, как девственность мою взять… а у меня саднило между ног, все распухло и я хотела трусики найти, надеть, чтобы хоть как-то прикрыться и тело свое защитить… но… их не оказалось в комнате…

Ухмыляется холодно, белоснежные зубы с выдвинутыми клыками обнажает, словно в меня вонзиться хочет, разодрать на части.

— Значит, у меня бумаги пропали, а у моей девочки трусики…

Вроде с иронией сказал, но вот его это “у моей девочки” как-то иначе звучит, опасно, ревностно.

Словно на ему принадлежащее покусились.

— Прошу… Валид… поверь… Это все, что я знаю…

— На этом все?

— Вроде да. Я из комнаты когда вышла, меня Вахит уже ждал, он меня забрал, паспорт вернул и до общежития довез. Все.

Кивает, то ли с моими словами соглашается, то ли с мыслями своими. А у меня все инстинкты самосохранения срабатывают. Чувствую, что ситуация с каждым моим вдохом все более усугубляется. У меня позвоночник уже болеть начинает от натуги, от напряжения и нервов…

— Ты. Мне. Лжешь. Принцесса.

Все это происходит так жестко. Болезненно-сладко. Его слова прошивают меня насквозь, как и сильные пальцы, доводящие меня до исступления.

Взвиваюсь в его руках, меня накрывает, перед глазами звезды вспыхивают и гаснут. Валид не отпускает меня, пока мое тело бьется в сильнейшем оргазме, выворачивающем мышцы в судорожном спазме.

Кажется, что я сознание теряю, попадаю в какой-то вакуум, где нет ни звуков, ни света, только дрожь