Храм Миллионов Лет - Кристиан Жак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я ценю этого человека.
— Почему бы и нет? Главное, что он подчиняется вам.
— Если Юг и Север будут конфликтовать, Египет погибнет.
— Удивительная, но очень притягивающая страна. Мало-помалу, но я привык к вашим обычаям и даже изменил своему любимому вину.
— Надеюсь, вы заботитесь о своем здоровье.
— В этом Египте живут одни лекари! Они выписывают столько рецептов, столько лекарств, что я отказываюсь их принимать. Добавим еще глазные капли, которые улучшили мое зрение. Если бы они были у меня в Греции, мои глаза остались бы здоровыми. Но я не вернусь обратно… Слишком много врагов, слишком много правителей, погрязших в пошлости и вульгарности. Чтобы писать, мне нужен покой и комфорт. Вы должны создать великую нацию, Ваше Величество.
— Мой отец начал это нелегкое дело.
— Я написал такие строки:
Сердца крушителъный плач ни к чему человеку не служит:Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечны [6]
Вам не избегнуть общей участи, однако ваша задача — быть выше любых страданий. Благодаря Фараонам египетский народ по-прежнему верит в счастье и строит это счастье.
Рамзес улыбнулся.
— Вы начинаете разгадывать тайны Египта.
— Не оплакивайте отца и не пытайтесь стать таким же, как он. Он незаменим.
Рамзес и Нефертари совершали все ритуалы и обряды в каждом храме Мемфиса, посетили верховного жреца города, следили за работой строителей.
Настал ужасный момент: надо было позировать скульпторам. Фараон и его супруга должны были, неподвижно сидеть на троне со скипетром в руках, и все это продолжалось в течение нескольких часов. Нефертари мужественно выносила это испытание, тогда как Рамзес был ужасно нетерпелив. Уже на второй день он не мог оставаться неподвижным и ничего не делать; тогда он позвал к себе Амени.
— Как урожай?
— Все в порядке, — ответил личный писец. — Крестьяне надеются на лучшее, и служба орошения нас обнадеживает. Воды пока достаточно.
— Как ведет себя земельный управитель?
— Он поручил мне все административные проблемы, а сам даже не заходит в свою комнату. Он целыми днями ходит по полям и решает тысячи вопросов, которые возникают ежедневно. Не совсем обычное поведение для управителя, но…
— Пусть продолжает! Крестьяне не возмущаются?
— Урожай очень хороший и закрома крестьян полны.
— А как стада?
— Рождаемость повышается, смертность скота падает, согласно последним сведениям.
— Ну, а как мой любимый брат Шенар?
— Образец ответственности. Он собрал всех сотрудников своего ведомства и, вдохновленный твоей похвалой, велел им служить Египту честно и добросовестно. Он очень серьезно относится к своему новому назначению, начинает работу на рассвете, обсуждает все с помощниками и советниками.
— Ты серьезно, Амени?
— С начальством не шутят.
— Ты беседовал с ним?
— Разумеется.
— Как он принял тебя?
— С любопытством. Но не высказал никаких возражений, когда я сказал ему, что он должен подавать мне еженедельный отчет о своей работе.
— Невероятно… Неужели он не отказался?
— По-моему, он принял нашу игру. Чего ты боишься, он же подчиняется тебе.
— Я не хочу ничего непредсказуемого и ничего неожиданного с его стороны.
— Указания понятны, Ваше Величество.
Рамзес встал, снял корону и отпустил скульпторов, чья работа начала обретать определенные черты. Нефертари с облегчением последовала примеру супруга.
— Позировать — это настоящая пытка, — сказал фараон. — Если бы мне раньше рассказали о том, какая это мука, я бы ее избежал! К счастью, наши портреты сделаны и нам не придется больше позировать.
— Каждая должность требует определенных обязательств.
— Осторожно, Амени; может, когда-нибудь и тебя изваяют, если станешь святым.
— С такой жизнью и работой, которую ты мне уготовил, этого не будет никогда.
Рамзес подошел к другу.
— Что ты думаешь о моем управляющем Роме?
— Трудолюбивый, но измученный человек.
— Измученный?
— Он постоянно стремится к совершенству.
— Да, чем-то он похож на тебя.
Немного обиженный Амени спросил:
— Это упрек?
— Я хочу знать, не кажется ли тебе его поведение странным?
— Наоборот, я уверен в нем! Если бы все твои помощники действовали, как он, у меня бы не было никаких забот. В чем ты его упрекаешь?
— Сейчас ни в чем.
— Тебе не стоит опасаться Роме. Если Ваше Величество не имеет ко мне никаких вопросов, я пойду к себе.
Нефертари нежно взяла мужа за руку.
— Амени просто незаменим.
— Он один может заменить все правительство..
— Ты заметил этот знак?
— Нет.
— У меня предчувствие.
— Какое?
— Я не знаю, но этот знак появится неожиданно, словно лошадь на всем скаку.
Глава 33
В первых числах сентября начался паводок. Египет напоминал огромное озеро, из глубин которого всплыли плодородные поля, сады, деревни. Для тех, кто не работал на многочисленных стройках Фараона, это было время отдыха, прогулок на лодках. Благодаря специальным навесам на небольших холмах, скот мог, не покидая своего укрытия, насыщаться травой, которую приносили крестьяне; в тех местах, где трудились не покладая рук до паводка, теперь отдыхали и рыбачили.
В южной части Дельты, немного выше Мемфиса, Нил растекался более чем на двадцать километров; этот разлив тянулся на двести километров, и лишь там великая река впадала в море.
Лотосы, папирусы росли так быстро, что можно было подумать, что страна вернулась в доисторический период, когда человека еще не было. Живительные воды орошали землю, превращая пустыню в плодородные земли.
Каждое утро, начиная с середины мая, агрономы спускались к реке и с помощью специальных мерок измеряли уровень воды, это позволяло высчитывать, с какой скоростью поднимается уровень воды. Но в это время года уровень воды начинал хоть и медленно, но все же падать, и к концу сентября Нил снова войдет в свои берега.
Мерка для измерения уровня воды представляла собой что-то вроде колодца, сделанного из камня. Один из служителей осторожно, боясь поскользнуться, спускался к воде. В левой руке он держал деревянную дощечку и заточенную кость, с помощью которой он записывал показания, правой рукой он держался за стену.
Его ноги были в воде.
Удивленный и ошеломленный, он сделал очередную отметку на стене колодца. Он не верил своим глазам и снова повторил замер. Убедившись, что не ошибся, он сломя голову побежал наверх.
Смотритель каналов Мемфиса удивленно смотрел на цифру, отмеченную меркой.
— У тебя неверные данные.
— Вчера я думал точно так же, но сегодня я снова все дважды проверил, никаких сомнений, все точно!
— Ты знаешь, какое сегодня число?
— Знаю, уже начало сентября!
— Ты хороший работник, и я вписал тебя в список на повышение; я забуду этот случай, но смотри, чтобы больше таких ошибок не было.
— Но это не ошибка.
— Ты вынуждаешь меня наказать тебя.
— Я прошу вас, проверьте сами.
Это смелое предложение еще больше разозлило смотрителя.
— Ты прекрасно знаешь, что это невозможно!
— Я сам ничего не понимаю, но это правда. Я записал эти данные вчера и сегодня.
Двое мужчин спустились к колодцу для измерения уровня воды.
Смотритель сам увидел этот парадокс: вместо того, чтобы убывать, вода снова начала подниматься.
Шестнадцать локтей — идеальный уровень воды для паводка. Шестнадцать локтей или… «ведь это невероятная новость».
Новость с огромной скоростью облетела всю страну, повсюду слышались возгласы: Рамзес в первый же год своего правления совершил чудо! Резервуары оставались полными, и теперь для орошения будет достаточно воды до конца засухи. Египет узнал процветание и чудо, благодаря магии Фараона.
В сердцах людей Рамзес стал настоящим преемником Сети. Египтом теперь правил Фараон-благодетель, Фараон-чудотворец. Он мог совершать чудеса, посылать благодать и отгонять прочь все несчастья.
Шенар был вне себя от ярости. Как теперь он сможет положить конец этой невероятной популярности, которая сделала обычное природное явление настоящим волшебством, сотворенным Фараоном? Конечно, этот проклятый паводок, какого еще не помнил Египет ни разу за всю свою историю, был очень необычным событием, но при чем здесь Рамзес? Однако в городах и деревнях организовывались праздники в честь Фараона, его имя слышалось на каждом углу. А не посланник ли он богов?
Старший брат Фараона отменил все свои встречи, отпустил всех своих служащих, затворился ото всех. Его уединение было столь явным, что, безусловно, стало заметно всем. Это была серьезная ошибка.