Надежда и отчаяние - Егор Букин

Я подошел к подъезду, последний раз обернулся в надежде увидеть хоть кого-то, вдохнул свежий зимний воздух и пошел на лестницу.

Те, у кого я живу, давно спят. Разделся, прошел в свою комнату одиночества. Зажег тусклый ночник, упал на диван, посмотрел в потолок, по которому прыгали полосы света. Достал из-под старой подушки маленькую грязную потертую фотографию. Там запечатлено два мальчика и красивая девочка. Все они улыбаются. Всем им по восемнадцать лет. Медленно провел рукой по этой фотографии, по ее волосам. Затем с болью закрыл глаза.

«Куда все делось? Кем я стал? Почему?» – последнее, что пронеслось в голове.

Мысли спутались, и я погрузился в сон.

II

В пятницу мне пришло сообщение:

«Здравствуй, мой любимый брат. Прости, что так давно тебе не писал. Мы с женой поехали в отпуск, а там было немного не до этого. Знаешь, я очень по тебе скучаю. Может быть, как-нибудь встретимся? Не переживай, жена будет только рада.

Читал твои стихи в газете. Ты молодец, горжусь тобой. Продолжай идти к своей мечте, я буду поддерживать тебя.

Счастливого нового года. До встречи».

Из глаз потекли соленые слезы. «И тебе, брат», – прошептал я. Вновь посмотрел на фотографию, слезы усилились. Утер их рукавом и подошел к окну. На землю медленно спускались снежинки. Под ними, перемещаясь в свете фонарей, шла пара влюбленных. Чуть дальше в снегу играли и веселились дети. Я быстро отвернулся от окна, сел на стул и закрыл лицо руками. Через время открыл окно, вдохнул холодный свежий воздух. Ужасно болела голова. Проверил время на телефоне. Пора. Молча подошел к шкафу, достал бутылку шампанского и фужер, покрытые пылью. Вытер все о свою рубашку. Налил половину бокала, сел на диван и посмотрел в окно. Услышал хлопки и поздравления из-за двери. Поднял бокал вверх, после чего выпил. С новым годом… меня. Бутылка опустошена, по телу пробежал легкий озноб. Закурил, смотря в окно, где в воздух взлетали ракеты, чтобы разлететься десятком желтых огоньков, которые вспышкой облили всю комнату.

«С новым годом!» – кричали снизу.

Пару лет назад я бы наверняка открыл дверь и вышел к ним. Но становясь старше, намного лучше понимаешь, что попытки изменить что-то и чего-то добиться совершено бессмысленны. Для кого я вообще что-то делаю, что-то пишу? Кому оно нужно? Никому. Точно так же, как никому не нужен и я. Даже самому себе я уже не нужен. Я давно потерял все причудливые мечты и надежды. Я не вижу выхода из этой пустой темной комнаты. Я раздавлен отчаянием и одиночеством, которые с каждым днем становятся все более невыносимыми.

III

Настойчиво звонил телефон. Я стоял у окна и, не чувствуя рук от холода, курил. Взгляд уперся в одну точку и никак не хотел оторваться. Я ничего не хотел более. Но пришлось ответить, когда звонок начал бесить. Я взял трубку и, услышав до боли знакомый голос, изумился:

– Привет. Может, сходим куда-нибудь? – говорила мне Маша, старая знакомая, с которой я не виделся больше года.

– Здравствуй. Ну давай.

Я достал сигарету и закурил, сухо смотря в экран. Порядка двух минут я тупо смотрел в телефон и не знал, что делать дальше.

В этот же день мы встретились. Радостная и веселая, она кинулась скорее меня обнимать. Я приподнял руки, но не обнял ее в ответ; руки вновь повисли. Мы немного прогулялись, но через некоторое время холод заставил нас зайти к ней домой. Мы сели за стол. Она все говорила и говорила, а я даже не смотрел на нее, я тупо уставился куда-то в окно, где кружился снег. В голове была сплошная вата. Я перевел на нее взгляд. Маша улыбалась и ждала ответа. Я сухо что-то пробубнил; она продолжила свой разговор. Я вновь закурил, выпуская в щелочку приоткрытого окна горький дым.

В скором времени мы попрощались. Я сел на скамейку с сигаретой в зубах, накрыл голову капюшоном и уставился куда-то вдаль, в мутную пелену снега, сквозь которую еле-еле проглядывались крыши домов и купола церквей. Руки совсем покраснели и потрескались от страшного мороза, пальцы ног сводит, но я продолжаю сидеть под снегопадом, пытаясь хотя бы надломить глыбу мыслей, давившую своей тяжестью мне на голову.

Ужасно. Я мечтал уйти от одиночества, мечтал найти любовь и завести семью, но все как обычно пошло по известному месту… Даже когда девушка сама мне пишет и хочет встретиться, я ничего не могу сделать. Я не могу общаться с ними, они все другие, им никогда меня не понять. Когда-то мне говорили, что нужно просто поменяться, стать проще. Но я не могу быть проще, измениться очень сложно. Я обречен на вечное одиночество. И даже если существуют люди, похожие на меня, мы никогда с ними не встретимся. Они тоже обречены.

В такие моменты становится холодно. Не потому, что ты сидишь под снегом, не потому, что открыто окно, а ты лишь в одной тонкой рубашке. Нет. Холод зарождается внутри, разливается по всему телу, окутывая тебя с ног до головы. И даже когда ты сидишь с закрытым окном в толстой теплой кофте, тебе все равно холодно. Даже летом тебе холодно.

Я достал пачку. Накатывает то особенное чувство, когда в ней осталась всего одна сигарета. Но сейчас все закрыто, слишком поздно. В таком случае лучше оставить ее на завтра. Я поднялся и пошел домой. Как бы я ни ненавидел свою серую и мрачную комнату, я всегда в нее возвращаюсь.

Я открыл дверь, разделся и сел на диван. Начал сильно-сильно кашлять, харкать кровью на пол, от боли схватился за грудь. В приступе последней надежды перевел взгляд на дверь, но никто не пришел. Кашель на несколько минут утих. Я понял, что осталось не так уж много времени. Достал последнюю сигарету, оглядел ее со всех сторон и поджег.

«Одиночество – это когда радуешься каждому сообщению, даже если это спам. Одиночество – это когда с днем рождения тебя поздравляет только сотрудник банка, куда ты пришел оформлять кредит. Одиночество – это когда ты слышишь тиканье часов. Одиночество – это когда в телефоне десяток номеров, но позвонить все равно некому. Одиночество – это когда та единственная, которую ты любил, счастлива без тебя. Одиночество – это когда некому объяснить насколько ты одинок. Одиночество – это вся моя жизнь…»

Ночник с каждой секундой, с каждым моим выдохом, постепенно затухал. В скором времени он умер.