Рим. Книга 1. Последний Легат - Шимун Врочек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тигр прекрасен. В полной тишине он бесшумно идет по кругу. Затем останавливается, поворачивает широкую усатую морду и оскаливается. Клыки.
И тут толпа начинает реветь. Крик поднимается как пылевой столб. Тигр прижимает уши, снова рычит. Люди хлопают в ладоши, кричат, стучат друг друга по спинам – да! да! да! Чистая, незамутненная радость. Гул утихает. Тише, тише, не пугайте тигра!
– Убей их, киска! – кричит одинокий глумливый голос.
В первый момент мне кажется, что этого провокатора выкинут на арену прямо к тигру, иди, мол, поздоровайся, посмотри, что там за киска, но вдруг – общий хохот, и все начинают кричать:
– Хватай их! Куси их!
Все на стороне тигра, а не пленников. Зрителей можно понять – я тоже болею за кошку, а не за этих унылых германцев.
– Ку-си! Ку-си! – скандируют трибуны.
Тигра многие не видели до сих пор, он их покорил – своей смертельной грацией. Да и вообще, пусть он наконец убьет кого-
нибудь!
Пленники медленно сгрудились в центре арены. Угрюмые, уже мертвые для толпы… но тигр не решается пока нападать. Он голоден, зверей специально не кормят перед выступлением несколько дней. Перед ним – добыча, но добыча сбилась в стадо, а тигры не любят нападать на стадо, они знают, чем это может закончиться. Одинокий германец напоминает ему вожака буйволиного стада – он так же настороже, он следит за тигром.
Тигр идет с другой стороны, не решаясь нападать. Бьет хвостом по красно-полосатым бокам, злится. Опять рычит.
– Ку-си! – кричат с трибун.
Пленники молча стоят. Тигр идет по краю арены легкой равномерной походкой.
И тут… Один из пленников – самый молодой – вдруг срывается и бежит к краю арены, к стене. Кричит и пытается забраться на нее. Обдирает пальцы. Ногти его скребут по дереву. Он срывается, поворачивает голову…
Тигр смотрит на него, не отрываясь.
– Стой, идиот! – кричат ему из амфитеатра.
Молодой германец, не слыша, бледный как песок, разворачивается и бежит по краю арены. Он плачет.
Толпа затихает. В тишине раздаются всхлипы. По грязному лицу германца текут слезы.
Тигр смотрит. Желтые глаза огромной кошки мерцают.
Кажется, молодой германец слишком хочет жить… Он спотыкается, но успевает выровняться, снова бежит…
И вдруг тигр срывается с места, в несколько огромных прыжков настигает молодого и сбивает с ног. Хватает лапами, словно играет. Душераздирающий вскрик. Молодой, как безвольная тряпичная игрушка, мотается в лапах тигра. Крови почти нет. Все это происходит за пару мгновений. Тигр ложится на свою добычу и поднимает морду.
Германцы кричат.
Тигр кладет лапы на добычу и поднимает усатую морду. Зевает. Начинает ее облизывать. Шершавый красный язык проходит по бедру варвара, сдирая лохмотья. Еще раз и еще.
Зрители вопят и кричат, как безумцы. Смертники молча смотрят.
Пьянящий дурман ужаса сгущается над белым песком арены. Тигр поднимает морду и вырывает кусок. Смотрит на остальных германцев и ест. Стоит кому-нибудь пошевелиться, он оскаливается. Клыки его в крови.
Я выдыхаю. Только что секунду назад я был на арене – я чувствовал себя и жертвой, и охотящимся тигром.
– Киска! – кричит глумливый голос. – Киска ку-ушает!
На месте остальных я бросил бы придурка на арену, поближе к любимой «киске». Вместо этого они вскакивают на местах
и кричат:
– Еще! Еще зверей!
Кровавый дурман тянется над амфитеатром, окутывает всех. Не зря говорят, что зрелища подобны неразбавленному вину. Они бьют в голову.
Распорядитель вскидывает руку. Смертники поднимают взгляды – воин, что стоит впереди, задирает голову к небу, прикрывает глаза. Молится или прощается? Не знаю. Я слышу грохот поднимающихся решеток. Это выпускают зверей. Из всех звериных нор их подгоняют раскаленным железом – тянет паленой шерстью и кровью. Они не хотят убивать – но мы хотим.
Рим должен стоять на силе и чести. А кровь – это для богов. Варварское зрелище. Говорят, знаменитый Цицерон его не переносил… И некий Попилий отрезал ему голову. Видимо, чтобы поделиться своим мнением о вкусах знаменитого оратора. Смешно.
На арену выбегают черная как уголь пантера, два льва и несколько огромных волков – это, видимо, местный вклад в игры. Зверей не кормили – они голодны, они видят добычу тигра, но тот ее не отдаст. Так что им придется взять самим.
Некоторые смертники в отчаянии падают на колени. Воин стоит и смотрит на зверей, глаза его сверкают.
Смертники сбиваются в одну сторону, там, где решеток нет. Звери рычат.
Пантера пытается обойти воина, принюхивается, но напасть не решается. Львы рычат друг на друга, потом разбегаются в разные стороны. Они голодны. Один пытается подобраться к добыче тигра и отобрать – тот в ярости встает.
Толпа неистовствует.
– Куси! Куси! – кричат они вразнобой.
Пока люди вместе, животным трудно, они боятся. Волки сбиваются в кучу отдельно от больших кошек, загривки их взъерошены.
И тут управитель поднимает руку. Я вижу толстые пальцы в волосках, они сжаты вместе, в некий знак.
Тишина.
Германцы ждут смерти, каждый по-своему. Кто-то выпрямился – но таких мало. Другие рыдают и падают на колени, ни живы ни мертвы. Я вижу глаза распорядителя – усталые. Из-под парика на его лицо, стирая грим, течет пот.
В следующее мгновение рука опускается.
Раз! Двое рабов подбегают к краю площадки и опрокидывают ведра. Кровь – скорее всего коровья – льется с высоты на стоящих людей, забрызгивая их с головы до ног. Красное. Вонь крови. Толпа взрывается, звук такой, словно земля разламывается пополам.
Кровь свела животных с ума. Даже волки, осмелев, начали резать людей – как овец. Хруст костей и предсмертные крики.
И единая животная тварь, кричащая от наслаждения кровавой забавой, – толпа.
Воин-германец, единственный, кто не опустил головы и взгляда, – вокруг него умирали его товарищи по несчастью, их внутренности вырывали и тут же пожирали звери – не выдержал. Он не был залит кровью, а его спокойствие отпугивало зверей. Лев гнался за одним из людей, германец сделал шаг и закричал на льва. Невероятно, но огромный зверь шарахнулся в сторону. Германец схватил беглеца и подтащил к себе, заставил подняться. Теперь они встали спина к спине. Аплодисменты раздались со всех трибун – варвара оценили.
Германец повернулся и крикнул что-то на своем хрипящем грубом языке. Толпа заревела, ей нравилось его мужество.
– Что? – Я не понял. Кровавая волна спадала, оставляя мерзкий привкус – как выброшенная на берег пена из погибших водорослей и раздутых трупов.
Нумоний Вала повернулся ко мне. Его суровое красивое лицо искажено неким чувством, но спокойно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});