Феникс - Константин Калбазов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так к добру все, — возмутился Световид.
— К добру, да против воли. Нет у него уверенности, что он вынет свои задумки, а его, к его же пользе, не похолопят. Вот и таится.
— Дак ведь слово боярское…
— А он о том ведает? — безнадежно махнул рукой на сына старик.
— Стало быть, нужно ему о том сказать напрямую, — заявил Световид. — Неча таиться, коли для княжества польза великая может выйти. Эвон у Кукши опять чуть биты не были, кабы Градимир в ослушание не пошел.
Враг на этот раз куда основательнее подошел к подготовке кампании, но вопреки ожиданиям война в очередной раз вышла скоротечной. Не на шутку испугавшийся первого поражения Миролюб неожиданно для всех призвал под Кукшу целых десять полков посадской конницы. А еще призвал ополчение со всей округи, в том числе из Звонграда, практически лишив его защиты. Случилось это настолько быстро, что никто ничего и понять не смог. Ну не ожидали, что князь способен на такую глупость: броситься оголять земли и стягивать все силы в кулак.
Но не превосходство почти в двадцать тысяч решило исход сражения и не применение новомодных пуль в полках нового строя, к тому же и тех и других было не особо много. Гульды даже в этом случае имели все шансы на победу. Собственно, к тому все и шло. Они уже практически продавили центр брячиславцев, когда совершенно неожиданно у них в тылу появились два полка стрельцов при десятке пушек. И виной тому оказался Обережненский воевода.
Разбив полки у своей крепости, да так, что из сечи смогла уйти лишь небольшая часть, Градимир оставил в гарнизоне под командованием Бояна только таможенников, пограничников и ополченцев. Основными же силами выдвинулся к Кукше, хоронясь и двигаясь в основном лесами. Тяжким и долгим вышел переход, но оно и к лучшему, потому как появились аккурат к сражению.
Оповещать Миролюба было недосуг, поэтому полки с ходу ударили в тыл, быстро овладев лагерем, пушками и, главное, пленив короля Карла. Так уж случилось, что войск при нем почти не осталось, потому как уже близился перелом в сражении и все резервы были введены в дело. Брячиславцы очень удивились, когда непрестанно давившие гульды неожиданно остановились и в полном порядке начали отход. Попытки контратаковать ни к чему не привели: противник с трудом, но неизменно отбивал все нападки неприятеля, хотя и продолжал пятиться по всей линии, нанося при этом наседающим славенам ощутимые потери…
Все разрешилось, когда с вестью к Миролюбу прибыл лично Градимир, поставив полки в оборону на опушке леса, где расположилась батарея, имея перед собой неглубокий овраг. Коли возжелают побить полки, то бить придется в лоб, с флангов никак не обойти, так что выстоять они могли без особого труда. Смолин появился не один: в сопровождении сотни посадских он доставил короля Карла к шатру великого князя. Миролюбу пришлось изрядно почесать затылок, как ему поступить: наказать ослушника или наградить человека, переломившего ход не просто сражения, а всей войны. Награда воспоследовала, а в наказание Градимир еще два года должен будет провести в должности воеводы Обережной крепости, раз уж у него так славно получается ее беречь.
— Вот и я о том думаю, — согласился старик. — Он за себя опасается да за людишек своих, за коих ответственность чувствует. Боится, что задумки его много прибытка принесут и тот прибыток нам глаза застит. А того не ведает, что спокойствие княжества для нас дорогого стоит.
— А есть ли там столь великий прибыток? — усомнился Световид.
— Уверен, что есть. Сколько может стоить оружие, с помощью которого пара десятков воинов — сомнительно, что у него больше, — сумела знатно потрепать два полка? А как тем оружием вооружить цельный полк? То-то и оно. А еще сдается мне, тут не только в оружии дело. Есть еще что-то. Я уверен.
— Сегодня же отправлю в Обережную гонца, чтобы Добролюб прибыл сюда. Как говорится, сядем рядком и поговорим ладком, — решил Световид и получил одобрительный кивок отца.
Обманывать бывшего скомороха в его планы никак не входило. Каким бы это ни казалось абсурдом, но у него и в мыслях не было нарушать слово главы рода, данное им тут же, в этой самой горнице. И не имело значения, что все, кто знал о том, сейчас находились здесь же. Все в этом мире имеет цену, и далеко не всегда та цена измеряется златом и серебром: есть такое, что ни за какую деньгу не купить.
— Я вам еще не все обсказал, — начал Градимир, и было видно, что говорить он намерен о вещах серьезных. — Тут дело касаемо нашей семьи…
— Это что же получается, Смеяна… — Выслушав рассказ сына, хмуро начал и осекся Световид.
— Нет, не получается, — твердо возразил Градимир. — В том уверен и сам Боян, хотя и съедает его ревность, как ржа добрый клинок, и я за это голову на плаху положу. Но вот сказать, что зять не прав, я не могу.
— Выходит, Смеяна честь блюдет и сомнений в том никаких быть не может?
— Батюшка, а есть ли у тебя сомнения в твоей невестке?
— Это еще что за весть несказанная!
— Коли не ведаешь, то я скажу. Жена моя всю жизнь другого любит, с младых лет, но ни взглядом, ни делом того не показывает, будучи верной и преданной моей спутницей по жизни. Смеяна — дочь ее и подобного от нее ждать нельзя, а сердце… Сердцу не прикажешь.
— Эвон как все. А я ни сном ни духом. А как же так-то? Ить вижу, что ты не просто по долгу с ней, хотя и без вашего ведома вас окрутили.
— Верно все видишь, люба она мне. До гробовой доски люба. Но сложилось так, как сложилось.
— Значит, в Смеяне уверен?
— Про то уж сказывал.
— Ну и слава Отцу Небесному.
— Погоди. А что же ты только о Смеяне и спрашиваешь? А как же скоморох?.. — удивился было Градимир, но осекся, глядя на отца.
— Видать, пришла пора. Ведаю я о том, что Добролюб в Смеяну влюблен, и давно уж, еще с того дня, как впервые порог нашего дома перешагнул. Однако место свое он знает и всегда знал, а оттого любовь свою от самого себя всегда таил.
— Гхм, — неожиданно закряхтел старик.
— Да брось, батюшка, — отмахнулся было Световид, но, видя, что старик не собирается отступаться, вздохнул и продолжил: — Барон Берзиньш. Когда встал вопрос о том, что или мы его спровадим на тот свет, либо он доберется до тебя, я решил послать Добролюба, дабы он его упокоил и устранил угрозу.
— То я ведаю.
— Ведаешь, да не все. Заставить его такое сделать я не мог. Нужно было, чтобы у него появилось нечто, чего он не захотел бы лишиться, нечто, что можно было бы использовать как поводья. Я так рассудил, что, пока ты в крепости да под крепкой охраной гарнизона, барону до тебя не добраться. Поэтому решил обождать, пока Добролюб не обзаведется семьей, сам, так чтобы ответственность почувствовал, а еще лучше — дождаться, когда женка понесет. На одной деньге далеко не уедешь. Насколько он ловок, не мне тебе рассказывать, попытка же могла быть только одна. А Берзиньш тот, чтоб ему в гробу перевернуться, прости Отец Небесный, достал-таки тебя в крепости и едва ядом не извел. Когда я направился в Обережную, то взял с собой Смеяну, хотя легко мог и оставить дома. Взял с умыслом. По дороге в Обережную мы остановились на постоялом дворе, и я предложил Добролюбу за плату порешить старика. По виду понял, что ни за какие деньги он на такое не пойдет, скорее уж в бега подастся. Настаивать я не стал, но сказал, чтобы подумал, а ответ дал, когда назад поеду. На обратном пути тебя опять попытались убить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});