Натуралист на Амазонке - Генри Бейтс

Рис. Паук-птицелов (Mygale avicularia), нападающий на вьюрков.

Из обезьян я наблюдал в Камета только кошиу (Pitheciasatanas) — крупный вид, покрытый длинной буровато-черной шерстью, и крохотного Midas argentatus. У кошиу толстый пушистый хвост, а шерсть на голове выглядит так, будто её тщательно причесали, и напоминает парик. Обитает эта обезьяна лишь в самых глухих местах леса, на terra firma [материке], и мне не удалось наблюдать ее образ жизни. Маленький Midas argentatus — одна из самых редких американских обезьян; действительно, я не слыхал, чтобы она встречалась где-нибудь еще, за исключением окрестностей Камета, где я однажды видал, как три эти обезьяны, очень напоминающие котят, перебегали по ветке в какаовой роще; движения их были точь-в-точь, как у Midas ursulus, описанного выше. Впоследствии я видел ручную обезьянку этого вида и слыхал, что многих из них держат в домах и ценят высоко. Та, которую я видел, была взрослым животным, хотя длина ее туловища составляла только 7 дюймов. Она была покрыта длинной белой шелковистой шерстью, хвост имела черноватый, а лицо почти голое и телесного цвета. Это было самое робкое и чувствительное созданьице. Женщина, которой принадлежала обезьянка, постоянно носила ее у себя за пазухой и ни за какие деньги не рассталась бы со своей любимицей. Она называла обезьянку Мику. Животное ело изо рта хозяйки и позволяло ей сколько угодно ласкать себя, но нервная обезьяна не давала даже прикоснуться к себе постороннему. Если кто-нибудь пробовал протянуть к обезьянке руку, она отскакивала назад, трясясь всем телом от страха и стуча зубами, издавала трепетные жалобные звуки. Выражением физиономии она походила на более сильного своего собрата — Midas ursulus; черные глаза ее были полны любопытства и недоверия и всегда устремлены на того, кто хотел подойти к ней.

В апельсинных рощах и в других местах во множестве встречались колибри, но я заметил не больше трех видов. Однажды я увидал, как одна крошка, принадлежащая к роду Phaetomis умывалась в ручье: она сидела на тонкой веточке, один конец которой находился под водой. Птичка окуналась, затем взмахивала крылышками и чистила перья наслаждаясь, по-видимому, уединением в облюбованном ею тенистом уголке, под сенью широких листьев папоротников и Heliconia (род банановых). Наблюдая за ней, я думал, что поэтам ни к чему сочинять эльфов и гномов, когда Природа уже создала для нас столь дивных крошечных эльфов.

На обратном пути в Пара случилось несколько происшествий, характерных для плавания по Амазонке. Я покинул Камета 16 июля. Багаж мой был погружен утром на «Санта-Розу» — судно того вида, который называется кубертой, т.е. крытым челном. Куберта находит на этих реках очень широкое применение. Палубы у нее нет, но спереди борта приподняты и сходятся кверху, позволяя сложить груз высоко над ватерлинией. На корме расположена недурная прямоугольная каюта, также приподнятая, а на узкой полосе между каютой и крытой передней частью настлана палуба, на которой помещается кухня. Эту палубу называют томбадильей, т. е. шканцами, и когда челн тяжело нагружен и кренится под ветром, томбадилья оказывается под водой. На судне две мачты, оснащенные косыми парусами. Кроме того, на фок-мачте часто имеется топсель. Носовая часть обшита сверху досками, и на этой приподнятой палубе работает команда, которая, когда нет ветра, приводит судно в движение, гребя описанными выше длинными веслами.

Как я уже сказал, багаж мой погрузили утром. Мне сказали, что мы отплывем с отливом после полудня, а потому я полагал, что у меня есть время засвидетельствовать свое почтение д-ру Анжелу и другим друзьям, благодаря любезности которых мое пребывание в Камета оказалось столь приятным. После обеда гости по обычаю дома Коррейа вышли на прохладную веранду, обращенную к реке, и тут мы увидели «Санта-Розу» — пятнышко вдалеке, за целые мили от нас: она поворачивала вниз по реке, подгоняемая попутным ветром. Я не знал, что и делать, так как пытаться догнать куберту было бесполезно, да и волнение было слишком сильно для монтарии. Тут только мне сказали, что мне следовало явиться на борт за несколько часов до срока, назначенного для отплытия, потому что, когда поднимается ветер, судно отплывает до того, как прилив изменит направление: приливное течение в последний час не очень сильно. Все мои драгоценные коллекции, мое платье и другие необходимые вещи находились на борту, и я теперь никак не мог попасть, в Пара до того, как вещи мои будут выгружены. Я попробовал нанять монтарию и лодочников, но мне сказали, что было бы безумием переправляться через реку в такой ветер в маленькой лодке. Зайдя к другому моему каметаанскому другу — сеньору Лароки, я нашел выход из затруднения: я встретил у него одного англичанина — м-ра Патчетта из Пернамбуку, который по пути в Англию заезжал в Пара и его окрестности; в полночь он собирался отплыть обратно в Пара в маленькой четырехвесельной лодке и любезно предложил провезти меня. Вечером, с 7 до 10 часов, была сильная буря. Около 7 стало совершенно темно, и налетел жестокий шквал, кое-где сбросивший черепицу с крыш домов; затем последовали молния и страшные удары грома — и то и другое почти одновременно. В прошлом месяце мы были свидетелями нескольких таких коротких и сильных бурь. В полночь, когда мы сели в лодку, все было так тихо, как будто ни малейшее дуновение никогда не тревожило ни воздуха, ни леса, ни реки. Лодка помчалась, как стрела, под ритмичными ударами весел четырех наших крепких молодцов, которые оживляли плавание своими дикими песнями… Мы с м-ром Патчеттом попробовали немного поспать, но каюта была до того мала и завалена ящиками, заткнутыми во все утлы, что уснуть оказалось невозможно. Я только-только задремал, когда забрезжил день, и первое, что я увидел, проснувшись, была «Санта-Роза», стоявшая на якоре у зеленого острова посреди реки. Я предпочел проехать остаток пути вместе с моими коллекциями, а потому распростился с м-ром Патчеттом. Владелец «Санта-Роза» сеньор Жасинту Машаду, с которым я до того не встречался, взял меня на борт и извинился, что отплыл без меня. Он был белый плантатор и теперь отвозил свой годовой сбор какао, около 20 т, в Пара. Лодка была очень тяжело нагружена, и я немало встревожился, увидев, что она со всех сторон пропускает воду. Матросы все были в воде: они ныряли, нащупывали дыры и заделывали их тряпьем и глиной, а один старый негр вычерпывал воду из трюма. Ну и приятное же плавание ожидало меня в продолжение трех дней! Между тем сеньор Машаду смотрел на все это, как на самое обычное дело: «От него давно можно было ждать течи, потому что это старое судно, которое бросили как негодное на сухом берегу, а я очень дешево купил его».