Время одиночек - Артем Каменистый

— Ты выздоровел?

Тимур чуть не простонал, представив себя сейчас верхом. Вопрос "Выздоровел?" для мужчин накхов имел одно-единственное значение: "Способен ли ты держаться в седле?" Мелочи вроде незатянувшихся ран никого в таких случаях не волновали.

— Да, я смогу удержаться на Кунаре, — губы Тимура произнесли эти слова почти против воли.

— Тогда готовься — в ночь мы уедем в степь.

Спрашивается — зачем было говорить, что здоров? Дед просто так вопрос бы не задал.

Бедная спина…

Для ребятни в окрестной степи было два загадочно-притягательных места: первое — урочище Небесной Птицы; второе — Грохочущие Скалы.

С первым все ясно — упала птица, потеряла крылья. Из нее выбрались небесные люди, устроили короткий бой с накхами, затем замирились, стали жить в становище. Ребятишки отламывали от птицы сувениры, вот, собственно, и все — однажды увидев птицу, мальчишки больше к ней не стремились. А попасть к ней мог любой желающий без труда — хороший конь за час тебя доставит до урочища.

Со вторым местом сложнее. Начать с того, что никто из мальчишек не знал, где оно, собственно, располагается. Взрослые на вопрос "Где?" отвечали подзатыльником. Если спросить женщин, те и вовсе шипели, прижимая пальцы к губам. Эх, а как хотелось посмотреть!… Ведь там столько всего должно быть интересного. Раз его так скрывают, там явно спрятано нечто большее, чем мертвая железная птица.

До Грохочущих Скал оказалось гораздо дальше, чем до урочища Небесной Птицы. Спине это путешествие очень не понравилось, но ее никто не спрашивал. Ришак сказал "Едем к Грохочущим Скалам", значит едем. Пара всадников покинула становище еще засветло. Дело подходило к полуночи, а они все еще не добрались. Тимур натер себе зад — стараясь уберечь спину от рывков и тряски, он изъерзался в седле. Тело теперь страдало от боли сразу в двух местах, а голову переполняли однообразно-волнительные мысли: Тим знал, что к Грохочущим Скалам допускаются лишь воины, прошедшие посвящение. То, что его везут туда, было беспрецедентным. Это все равно, что выгнать Тейко с места шамана становища, и вместо него посадить семилетнего пацана.

А может его там будут посвящать в воины? Невесело — при посвящении требовалось показать все, на что ты способен, а Тим далеко не в лучшей форме.

Из— за горизонта, царапая нимб Шрама, показался краешек серпа Меры -главной луны. Ришак остановил коня, не поворачиваясь, бросил:

— Как твоя спина?

— Болит, — честно признался Тим. — Но я могу продолжать путь — спине сейчас нужно движение. Боль я вытерплю.

— А куда ты денешься, — прошипел дед. — Следуй точно за мной, и не уклоняйся ни на шаг — тропа опасная.

Степь в этом месте ровная, какие здесь тропы? Тим удивился, но виду не показал. Дед направился дальше, и исчез. Провалился сквозь землю. Сияние поднимающейся Меры сыграло со зрением Тима злую шутку — он не заметил, что дед остановился на краю огромного провала.

Кунар не подвел — пошел следом без приказа. Как удачно, что конь у Тима такой умный и не по-лошадиному бесстрашный — иначе бы надолго замешкался.

Провал оказался странным — чем ниже Тим спускался, тем меньше на небе становилось звезд. Будто гора над головой нависает, заслоняя небосвод. Тимур далеко не сразу понял, что это не провал, а вход в огромную пещеру. Тьма здесь царила полнейшая, лишь по эху, отражавшему от стен цоканье копыт, можно было догадаться о размерах подземелья.

Ришак впереди что-то прошипел, блеснул голубой сполох, в руке деда начал разгораться факел.

— Тимур, по сторонам не гляди — смотри вперед. Потолок тут местами низкий, если не пригнешься, головой о свод приложишься.

Ну и как, прикажете, не смотреть по сторонам? Ведь интересно же.

В свете дедовского факела Тим жадно разглядывал стены пещеры — на них не было свободного места, все исписано цветными рисунками и загадочными символами степных шаманов. Остановиться бы, и хорошенечко их осветив, рассмотреть.

Ришак, как бы прочитав мысли внука, остановился, повел факелом влево, указал на целое батальное полотно — две конные лавины, ощетинившись пиками и мечами, мчались друг на дружку.

— Смотри Тимур. Вон у того всадника треугольное знамя — узнаешь его?

— Да дед Ришак, это знамя накхов. Но рядом я вижу знамена оламеков и куитов. Они и накхи в одном военном отряде. Они дружно сражаются против этого отряда — у него знамен вообще нет. Почему так нарисовано? Ведь куиты нам не союзники, а оламеки и вовсе враги.

— Да Тимур, это так. Все эти картины оставил народ, живший здесь до нашего прихода. Наши предки, потеряв свою землю, пришли на эту бедную землю, и покорили ее. У нас тогда был враг — хозяин этой земли. Мы победили его все вместе, и поделили его землю. Потом… потом нам не с кем стало воевать. А если не воевать, мы перестанем быть воинами. Мы выродимся. Мы не сможем тогда надеяться вернуть землю наших предков — для этого потребуются лучшие воины. И мы стали воевать друг с другом. В наших войнах не убивают женщин и детей, не разоряют попусту земли — воюют воины. Лишь сильнейший имеет право выжить и оставить после себя сыновей. А сыновья его должны превзойти отца. Так, из поколения в поколение, мы становимся сильнее, шаг за шагом приближаясь к возврату земель предков. Смотри Тимур — это последние картины исчезнувшего народа. Этот народ был многочислен, сражался на земле, где знал каждую тропку, и сражался за свою землю, и за право жить на ней. А нас было мало, мы были нищими и израненными, дух наш был сломлен. Мы проиграли — мы потеряли свою землю. Жалкая горстка беглецов, высадившаяся на утлых кораблях. Но хозяева этой новой земли жили в мире. У них не было врагов. Они разучились воевать. И мы их победили. И здесь, в их главной святыне, потомки победителей рассматривают последние картины проигравших. И все мы: накхи, оламеки, куиты — все мы один народ. Мы не просто народ. Мы народ, у которого есть цель, и вся наша жизнь, это движение к этой цели. Думай над этим, Тимур, и помни эту картину.

Ришак опять двинулся вперед. Тим, обернувшись, не отрывал от батальной картины взгляда, пока она не растаяла во тьме. Из-за этого он едва не набил шишку на макушке — свод и вправду местами опускался опасно низко.

Кунар вдруг оживился, коротко всхрапнул. Навстречу, из темноты, проржала лошадь. Еще несколько шагов, и впереди показалось сияние факелов. Пещера расширилась, у левой стены показалась основательная коновязь.

Рассмотрев стоящих здесь лошадей, Тим инстинктивно ухватился за рукоять меча. Еще бы не ухватиться: не узнать оламекских лошадей было невозможно — сбрую с них никто не снял. Хотя зря заволновался — вон, Ришак спокоен как скала. Да и лошади тут не только оламекские — хватает и своих. А вон лошади куитов. И шедских парочка. И жеребец энконов. И… Да что тут вообще творится?!