Сборник "Этические уравнения" - Василий Головачев

Арсений Васильевич засмеялся, хотел было в ответ рассказать анекдот про футбольных судей, но в этот момент в дверь постучали, и в прихожую вошла жена Феликса Константиновича, в халате, с тюрбаном из полотенца на голове. Прошла в гостиную, окинула замерших мужчин подозрительным взглядом.

– Извини, Арсений Василич, за вторжение. – Палец соседки вытянулся в сторону мужа. – Иди домой, алкоголик, на минуту нельзя одного оставить!

Феликс Константинович покорно встал, глянул на рюмку в руке, поколебался, потом решительно опрокинул коньяк в рот и шмыгнул мимо жены к выходу.

– Не давай ты ему больше этой отравы, – покачала головой Софья. – Сопьется ведь, слабый он на самогон. Хорошо хоть не буянит.

– Не буду, – пообещал Арсений Васильевич.

Соседи ушли, в квартире стало тихо. Однако настроение у Арсения Васильевича только повысило градус, стало боевым. Надо отстаивать свою свободу, подумал он. Всех ставить на место – и дело с концом!

Кто-то посмотрел на него с презрительным недовольством.

Арсений Васильевич поднял голову, соорудил из пальцев кукиш, показал потолку:

– Вот тебе! Думаешь, подчинил? Считаешь себя хозяином, пастухом? Я тебе не овца! Сам себе хозяин! Понял?

Он не знал, с кем разговаривает, то ли с Диспетчером, то ли с его боссом, но был уверен, что они его слышат.

– Надоели все хуже горькой редьки! К черту вашу коррекцию! Я сам могу… не буду больше работать на дядю… слышите? Отстаньте от меня! А тронете кого из детей – в узел завяжу!

Рюмка в руке вдруг разлетелась стеклянными брызгами. Арсений Васильевич уставился на залитую коньяком ладонь, ухмыльнулся:

– И так будет с каждым!

Захотелось доказать всему миру, что он действительно обладает сило й и самостоятельно может управлять процессами и потоками энергии запредель я.

В канал связи, соединяющий земную реальность (и Вселенную) с иной, он вошел почти мгновенно, одним мысленным усилием. Задавил возникший в голове голос обалдевшего Диспетчера («Остановись, кретин, не нарушай договор, все испортишь!») и выплыл над бесконечной равниной Карипазима.

Сознание раздвоилось.

Одна половинка видела черно-звездное поле виртуальной нейтрализации «черного и белого», вторая контролировала физический мир Карипазима. Душу охватил небывалый подъем. Показалось, что он может в с е: казнить и миловать, стирать с лица Земли города и строить новые, убивать и воскрешать, уничтожать миры и создавать их!

«Держитесь, вояки! – мысленно воскликнул Арсений Васильевич. – Я вам сейчас покажу!»

Поле коррекции перечеркнула сеть светящихся линий. Арсений Васильевич не стал нейтрализовать черные щупальца и белые фонтанчики, а просто ограничил их рост энергетическими «стенками». Затем выбрал самые значительные очаги противоборства – огромную черную медузу и сияющего белого ежа – и соединил их радужным мостиком, вложив в него всю свою силу и волю, которыми обладал. Мост этот имел только одно значение, символизируя предложение остановить конфликт и начать мирные переговоры.

На уровне же физической реальности Карипазима воздействие оператора выглядело по-другому.

Внезапно прекратили извергать дым и пламя гигантские кратеры. Опали искрящиеся фонтаны текучей субстанции, похожей на смесь газа и воды. Движение цветных струй и потоков замедлилось. В непрерывно изменяющемся океане текучих форм выросли золотистые островки сравнительного спокойствия. С десяток их объединились в единую, вздрагивающую и колышущуюся, но относительно прочную структуру, напоминающую по форме морскую звезду, а в тысяче миль (или, может быть, астрономических единиц, световых лет, парсеков) возникла такая же звезда, только багрово-фиолетовая, усеянная вспыхивающими алыми огоньками. Между ними проскочила «искра» – нечто вроде разряда гигантской молнии, но не погасла, а преобразовалась в дрожащий ажурный световой мост. А затем от золотой и багровой структур отделились пульсирующие эллипсоиды соответствующего цвета и двинулись по мосту навстречу друг другу.

Арсений Васильевич вскинул вверх руки – так можно было оценить его состояние – и ликующе крикнул:

– Ура!

Мост и плывущие по нему световые эллипсоиды означали: в мире Карипазима наступило перемирие.

Сознание вдруг закружилось, свет перед глазами померк. Силы оператора иссякали. Пора было возвращаться. Последним усилием Арсений Васильевич соорудил на мосту «беседку» для переговоров двух извечных врагов запредель я и свернулся колечком, растворяясь в эфирном канале возвращения.

Очнулся он в любимом кресле за три минуты до полночи и трезво подумал, что на этот раз ему это с рук не сойдет. Он вновь переступил границу дозволенного, нарушил планы Диспетчера и его команды. Каковой будет расплата, думать не хотелось.

– Завтра, завтра, – пробормотал он, с трудом выкарабкиваясь из кресла.

Умылся, размышляя о причине, толкнувшей его на бунт против неведомых хозяев системы коррекции, доплелся до кровати и рухнул лицом вниз. Сон упал на голову могильной плитой.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Самолет вылетел на час позже – по причине тумана в аэропорту Улан-Удэ, и Максим наконец расслабился, утомленный двухсуточной нервотрепкой. Пятнадцатого апреля начальство вдруг потребовало вернуться в столицу Бурятии и доставить в Москву монаха-экстрасенса, работающего на местную мафию. В прошлый раз, три месяца назад, экспедиция группы Разина в Улан-Удэ закончилась безрезультатно, так как, по словам настоятеля Иволгинского дацана, этот монах на самом деле работал «разведчиком» монастыря, предупреждая монахов о преступных замыслах бурятского криминалитета. Группу вернули в Москву, и Разин забыл о бесполезном походе на Улан-Удэ. Однако по каким-то соображениям руководству ФСБ все же захотелось познакомиться с монахом поближе, и группе Максима было приказано найти и тихо изъять «разведчика-экстрасенса» из «криминального оборота». Что группа и сделала за двое суток. И вот наконец самолет поднялся в воздух, имея на борту кроме обычных пассажиров пятерых чекистов и монаха.

Места заняли таким образом: монах, Шаман и Максим – в одном ряду, Кузьмич, Штирлиц и Писатель – за ними.

Молчавший все это время молодой монах (во время захвата он не сопротивлялся, да и Шаман поспособствовал, заговорил с ним на родном языке, объяснил причину задержания) вдруг разговорился с Шаманом, но поскольку беседа шла на бурятском, Максим вскоре перестал прислушиваться, задремал. Проснулся же от того, что собеседники рядом замолчали.