Багдадский вор - Андрей Белянин

– Всего не съем. Позову гостей, мяса много.

– Чтоб я тебе поперёк глотки встал, каннибал австралийский! – с чувством прохрипел Лев, всё ещё силясь встать. – Чтоб ты моей печенью поперхнулся! Чтоб у тебя от моих окорочков уровень холестерина прогрессировать начал безоглядно! Чтоб…

– Ва-а-х… зачем так говоришь? Старших уважать надо-о-о-о-у!

Конец нравоучительной фразы потонул в грохоте медного таза. Расхрабрившаяся Джамиля изо всех сил ахнула законного мужа по лысой голове (чалму дедуля успешно потерял в драке). На медном днище осталась глубокая вмятина, и он, дребезжа, откатился в угол. Туда же на четвереньках уползла и перепуганная содеянным девушка. Главный гуль только почесал макушку – зримого сотрясения мозгов не последовало.

– Грязная девчонка! Его съем – тобой займусь.

– Только тронь её – загрызу, как мамонта!

– Не грози. Что ты можешь?

Багдадский вор извернулся из последних сил, и… острые клыки, не дотянувшись до шеи, сомкнулись на его плече. Бедный Лев едва не взвыл от дикой боли! Старик удовлетворённо облизал перемазанные кровью губы и противно захихикал:

– Ты ничего не можешь. Шайтан научил меня. Я живу кровью правоверных мусульман. А ты на вкус… ик! ик! ик! ой… ай… ва-а-а-й!

Ай-Гуль-ага неожиданно вытаращил глаза и скатился с Оболенского. Похоже, что дедушку-вампира не вовремя хватил удар или глоток крови пошёл не в то горло. Гуль натуженно хрипел, его словно тошнило, выворачивая наизнанку! Злобное порождение тьмы билось в конвульсиях, царапая ногтями пол, стуча пятками и скуля, как будто неугасимый огонь обжигал его внутренности. Оболенский кое-как, не без помощи девушки, отбуксировался задом в угол, с недоумением наблюдая за происходящим. Ай-Гуль-ага умирал недолго, но мучительно… Его старческое тело, перестав извиваться, вдруг начало прямо на глазах у перепуганных жертв распадаться на куски. Он просто превращался в пепел… Причём ни с того ни с сего, без всякой видимой причины! Когда спустя минуты три на смятом ковре осталась лишь пересыпанная пеплом одежда хозяина дома, Лев и Джамиля позволили себе переглянуться.

– Он умер?

– Судя по всему, да. Я, конечно, не медэксперт, и надо бы посоветоваться со специалистами, но в целом…

– Хвала Аллаху! – Девушка вне себя от радости бросилась покрывать ноги Оболенского поцелуями…

– Джамиля! Ты с ума сошла! Ну… не надо!

– О! – Счастливая вдова страшно смутилась и, дурачась, прикрыла ладошками глаза. – Да ведь ты совсем голый!

– Вай дод… – Лев тоже позабыл, как в пылу борьбы потерял свою набедренную одежонку из козьей шкуры. – Вот видишь, мне и прикрыться нечем, какие уж тут поцелуи… Джамиля! Ты чего это? Джамиля, я не… я… Ой-е! И как у тебя это так получается… Но почему же все время ты… Ну-ка, что у нас там за пуговки? И вот тут еще… ага… и здесь… Джамиля, ты – чудо! Оу-у-у!… Солнышко мое, пожалуй, я всё-таки прощу этого гада Насреддина…

Глава 26

Ну, все. Целую ниже…

Подпись – твой Сережа.

Не ждите от меня сладострастных описаний этой ночи! Мой друг женат, его супруга – милейшая женщина, зачем усложнять жизнь двум хорошим людям?! Тем более что происходило всё где-то в мифическом сказочном пространстве, в неизвестном измерении, когда и сам Лев себя толком не осознавал и не помнил. Он пребывал в коме и лежал в московской клинике, как говорится – взятки гладки. А уж чем занимался в это время его двойник (тень? дух? альтер эго?), думаю, никого не касается… Сам Оболенский рассказывал о Джамиле с оттенком романтической ностальгии в голосе. Она была игрива, умна, изумительно сложена и… (долгий вздох мужской сентиментальности!) имела такие маленькие розовые ушки, которые хотелось целовать и целовать ежеминутно. По тогдашним законам ислама молодая вдова не могла наследовать имущество мужа, не имея от него детей. В крайнем случае нужно было заплатить и доказать муфтию непреложный факт беременности… Ей это удалось. Девушка умела постоять за себя, а в доме оказалось достаточно золота, чтобы вопрос о странной смерти мужа отпал сам собой. Не буду врать, чем и где посодействовал Багдадский вор – Лев Оболенский, но о Джамиле он всегда отзывался уважительно и нежно, как о самом преданном друге. Она же неустанно молила Аллаха, чтобы тот уберёг её тайного возлюбленного от стражников эмира. Впрочем, всё это уже детали, насколько лишние, настолько же и нескромные. Думаю, гораздо больше вас волнует факт неожиданной гибели Ай-Гуль-аги. Да, не всё так просто… Мне тоже не один день пришлось поломать голову, перерыть массу книг и даже посоветоваться с умными людьми. Толком никто ничего не объяснил, но предположение одного православного священника показалось мне очень интересным… Ведь азиатский гуль, как и европейский вампир, живёт, питаясь человеческой кровью. По идее, с чисто медицинской точки зрения, разница в составе крови у людей минимальна. Ну, по крайней мере, она не должна зависеть от вероисповедания человека, так? А если предположить обратное… Если кровь мусульманина и кровь христианина всё-таки существенно различаются между собой? Ведь истинная вера затрагивает не только нашу душу, но и тело… Восточный гуль, вспоенный кровью правоверных мусульман, вполне мог отравиться даже капелькой крови православного христианина, каким на деле и является наш герой! Быть может, у вас другие рассуждения по этому поводу, но я пока буду держаться этой версии… По крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь не представит мне более убедительную. Дерзайте…

На рассвете, только-только после утренней распевки муэдзинов, вдоль узких багдадских улочек танцующей походкой шёл молодой человек. Для жителя Востока он был слишком белокож и голубоглаз, а для скромной профессии грузчика чересчур беззаботен.

Впрочем, принадлежность к «таскалям» угадывалась лишь благодаря широкому красному поясу, обмотанному вокруг талии несколько раз, да благодаря козьей шкуре, заменяющей набедренную повязку. Плечи молодца укрывал дорогой парчовый халат, а на голове красовалась богатая шёлковая чалма на манер индусской. Он шёл, явно красуясь, чуть-чуть навеселе и, отщёлкивая пальцами ритм, неспешно напевал:

– А девушка созрела-а и… ага!

Скажи Оболенскому, что он смешал в одно Земфиру и «Любэ», он бы, наверное, удивился. Просто потому, что толком не помнил ни то, ни другое… Уже на подходе к базару Лев играючи «увёл» с проезжавшей мимо арбы половину бараньей туши. Вино по дороге не попалось, а красть на самом базаре он не мог себе позволить, памятуя первую воровскую заповедь: «Не воруй там, где живёшь!» Ещё за добрый десяток шагов до лавки башмачника Ахмеда наш герой углядел две суетящиеся у входа фигуры. Ходжу Насреддина, в простом платье декханина, Лев узнал не сразу, а вот собственного ослика – в одну минуту. Рабинович, нетерпеливо перебирая мохнатыми ножками, сновал туда-сюда, кого-то пристально высматривая в толпе. Домулло так же нервно прохаживался у порога, привставал на цыпочки и прикрывал глаза от солнца. Оболенский с щемящей болью понял, что за него всё-таки волновались…