Бизнесмен - Сергей Майоров

Все началось с той цыганки…

Нет, его не сглазили, и не напророчили ему раннюю смерть от неизлечимой болезни.

Получилось наоборот.

Признайтесь, вы не испытывали желания, хотя бы раз в жизни, пристрелить этих гадалок?

У Степана тогда в очередной раз было обострение отношений с его супругой-гимнасткой. Ну, той самой, которую чуть зверье в общежитии Лесгафта не изнасиловало. Когда такое случалось, он обращался не к нам, а перся в питейное заведение, желательно подальше от дома и незнакомое, и набирался там в одиночестве. Мог девочку какую-нибудь подцепить, но до интима, как мне представляется, ни разу не доходило. Верность супруге Степан хранил свято, и большее, на что он был способен, – это излить случайной подруге обиду и просадить на нее все карманные деньги. Мы за Степаном такую особенность знали и, когда успевали, перехватывали его, увозили в надежное место.

Однако успевали мы не всегда…

Они снимали квартиру на Комендантском, а занесло его на Ветеранов. Кабак рано закрылся, часов, что ли, в десять, и Степан, разумеется, потопал искать продолжения. Чтобы не умереть в дороге от жажды, взял в ларьке пива. Одну бутылочку сразу выпил, не отходя от окошка, вторую с собой прихватил. Шел дворами, никого не трогал.

Тут к нему и подвалила цыганка.

Чего она там ошивалась одна в полумраке дворов спального микрорайона? Я всегда думал, что цыганки работают в людных местах численностью не менее взвода и сворачивают свой бизнес с наступлением сумерек…

Хрен знает, чего она говорила! Степа помнил урывками. Сначала как будто бы ничего обидного не звучало. Обычное ихнее приставалово. Даже прикольно было послушать. Но потом Степа заметил, что на спине у нее не ребенок висит, а муляж, причем свернутый возмутительно грубо. Как будто она слепых собралась разводить! Это открытие его так разозлило, что он оттолкнул побирушку и вознамерился гордо уйти. Не тут-то и было! За руку она его не схватила, предпочла словами воздействовать.

И добилась своего, ведьма чертова!

Выпад про молодого, но жадного можно было стерпеть. Плюнул он и на прогноз о пребывании в доме казенном, которого не избежать. И на обещание бедности лишь усмехнулся. Но когда она поклялась, что детей у них с женой родиться не сможет, а жена его бросит, как только он загремит за решетку, Степа вернулся и врезал ей по лбу.

Она заткнулась и отлетела назад. Будь на дворе лето – может быть, устояла бы. Хотя вряд ли. Но под ногами был голый лед, и она грохнулась навзничь, приложившись затылком об высокий поребрик. Фальшивый ребенок на спине не помог…

Он наклонился, хотел ее растормошить и поднять, но испачкался в крови, которая вытекала из раны. Сомнений не оставалось, ведьма была мертва. Во времена инквизиции его ждала бы награда. Сейчас же по всему выходило, что начинают сбываться обещанные проклятия. Только не совсем в том порядке, как их перед смертью озвучила камикадзе-гадалка…

Впервые в жизни Степан врезал женщине. И сразу убил наповал.

Свидетелей вроде бы не было. Степан рванул прочь, и, только отмахав несколько километров, сообразил, что оставил около трупа пивную бутылку, сверху донизу залапанную его пальцами.

Позвонил нам. Плакса и Берестнев рванули на Ветеранов, мы же с Пучковским выловили Степана и отвезли в надежное место за город.

До утра втроем пили водку, ждали новостей от товарищей. Степа переживал. Я успокаивал его, как мог. Но Степан все больше погружался в себя. Я не ожидал, что он может так скоро размякнуть. Будто и не было в его жизни тюрьмы, словно не приходилось ему участвовать в наших разборках.

Новости поступили хорошие. Настолько хорошие, что поверить им было трудно.

Они нашли труп в том же виде, в каком его оставил Степан. Бутылки поблизости не было. Или прихватил случайный прохожий с железными нервами, или Степа все перепутал и избавился от нее много позже, когда нарезал круги по району, заметая следы.

Берестнев с Плаксой погрузили тело в багажник и вывезли за город, где и бросили на второстепенной неосвещенной дороге. Может, менты спишут труп на дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом. А может быть, кто-нибудь, наскочив на него в темноте колесами своей тачки, испугается и поспешит опустить тело в прорубь, сжечь или закопать на обочине.

Все вроде бы кончилось хорошо, но на Степана эта история оказала самое пагубное воздействие. Иногда мне начинало казаться, что цыганка его все-таки сглазила. И без того державшийся в нашей команде особняком, он отдалился от всех еще больше. Забросил тренировки, забросил дела. Бизнес, который он вел отдельно от нас, пришлось забрать в, так сказать, доверительное управление – иначе бы все развалилось. С гимнасткой у него начался полный раздрай, и нам всем пришлось приложить немало усилий, чтобы их помирить. Когда это почти получилось, он примазался к какой-то новоявленной секте, и они высосали из него кучу денег быстрее, чем мы прочухали ситуацию и разнесли к чертовой матери их богадельню.

Прошло несколько лет, и все вроде бы устаканилось. Семья сохранилась, хотя с детьми дело не ладилось, и никакие врачи помочь не могли, только деньги вытягивали, которых у Степана и без того было негусто. Отлученный от прямого участия в бизнесе, он получал от Пучковского с Плаксиным нечто вроде ежемесячной ренты в размере трех – восьми тысяч зеленых. Для работника бюджетного предприятия деньги немыслимые, но мы, то есть все остальные, с кем он начинал, эту сумму давно не считали серьезной. Тем более, что она постепенно снижалась: Юрка и Леха, занятые развитием своего успешного дела, на бизнес Степана обращали все меньше внимания. Я как-то предложил вернуть его в работу, но они только с досадой морщились:

– Да он все испортит! Кость, ты разве не замечаешь, что у него крыша уехала?

– По-моему, не хуже, чем была.

– Ты с ним мало общаешься.

– А вы что, много?

– Уж побольше тебя. Ладно, вот у нас наклевывается один мелкий проектик, можно будет попробовать его к делу пристроить. Если справится – хорошо, а завалит – невелики убытки, покроем с его отчислений…

Последняя фраза мне не понравилась, и Пучковский, заметив мою реакцию, поспешил рассмеяться, типа, это он так пошутил…

Степа вышел из душевой. Подхватил с вешалки на стене полотенце, обернул его вокруг бедер. Сел к столу напротив меня, взял стакан сока.

– Я тут выпил немного. – Я потряс полупустой коробкой. – Заказать еще?

– Не надо, мне хватит.

Я принял порцию виски. Посидел, опустив голову. Хрустнул пальцами,