Моя «Правда». Большие тайны большой газеты - Владимир Губарев

Не могу не сказать и о публикации Алеся Адамовича в «Новом мире». Можно разделять или оспаривать точку зрения писателя – это право каждого. Однако запись беседы с Легасовым может привести к неверным выводам, мол, ученый против «линии» АЭС, более того – собирался «обо всем написать, обратиться наверх…». Смещение акцентов в статье писателя бросает тень на академика в глазах тех, кто его хорошо знал и с кем он работал. Но даже не это самое печальное: оказывается, до нынешнего дня идеи академика В.А. Легасова о принципах безопасности не поняты.

Когда мы произносим – «в состоянии депрессии…», должны помнить: одна из ее составляющих как раз непонимание его идей.

– Вы не чувствуете себя в вакууме? – при одной из встреч спросил Валерий Алексеевич.

– Нет, – удивился я.

– Счастливый человек… Неужели вы так спокойно относитесь к происходящему? Там, в Лондоне, в Вене, во многих странах ставят вашу пьесу, а в Москве, Ленинграде и Киеве она не идет? Не кажется ли это странным…

– Это дело театров. Драматургия – не основная моя профессия.

– А у меня наука – основная… – и тут же Легасов перевел разговор на другую тему.

Валерий Алексеевич в Вене и Лондоне побывал на спектаклях «Саркофага», рассказал о своих впечатлениях. Упоминание о «вакууме» теперь (к сожалению, не тогда!) многое открывает в том, что происходило с ученым. Он пытался говорить, кричать о наболевшем, но его не слышали.

Осенью 87-го он долго лежал в больнице. На ночь принял много таблеток снотворного – академика отчаянно мучила бессонница. Врачи спасли ему жизнь. И вновь, в больнице, он заговорил о «вакууме». Тогда я предложил написать ему большую статью, где он смог бы обосновать и развить свои идеи о принципах безопасности в промышленности конца XX – начала XXI века. Он загорелся, несколько дней работал над статьей. Через две недели она появилась в «Правде». Каждый день Легасов звонил: «Есть ли реакция?» И каждый день я отвечал: «Полное молчание…» Реакции не последовало.

«В состоянии депрессии…»

Оно складывалось даже из мелочей. Однажды на научном совете кто-то заметил вскользь: «Легасов не следует принципам и заветам Курчатова». Брошена фраза, тут же все забыли о ней, а Легасов переживал несколько месяцев…

На собрании коллектива директор сообщает, что за ликвидацию Чернобыльской аварии Валерий Алексеевич Легасов представлен к званию Героя Социалистического Труда, мол, уже можно поздравлять его… Выходит Указ, но фамилии Легасова там нет. Было принято решение никого не награждать из Института атомной энергии, есть вина коллектива в том, что случилось. Наверное, в таком решении есть «рациональное зерно», но те, кто работал в Чернобыле рядом с Легасовым, отмечены правительственными наградами, а он остался в стороне… Мелочи? Не совсем… Каждое такое событие рождало слухи, пересуды, плюс к этому всевозможные разговоры о конфликтах с директором, руководством Академии наук и т. д. Что греха таить, в научных коллективах любят посудачить, для некоторых наука как таковая уже давно стала второстепенным делом… Слухи, естественно, доходили до Легасова. Внешне он был невозмутим, не реагировал на происходящее, но стихи (а он их писал жене) показывают, как остро он переживал эту вакханалию слухов.

«В состоянии депрессии…»

Легасов мечтал о Межведомственном совете по химии, который работал бы на самом современном уровне, о молодых ученых, способных изменить положение в науке, о временных научных коллективах – в общем, о ликвидации застоя в той области науки, которую он развивал и которой верно служил. Но 26 апреля состоялось совещание в Академии наук, на котором план работ, предложенный Легасовым, был, по сути, выхолощен… «Не допустим, чтобы нами руководил мальчишка…» – это не выдуманная фраза, она принадлежит одному именитому химику. Действительно, в свои 52 года Легасов для наших «химических классиков» был слишком молод. Правда, они не ведали, что Валерию Алексеевичу оставалось жить менее суток… Вечером 26 апреля он узнал о решении, принятом в академии…

Депрессия… Она рождается только при дефиците доброты. Никого нельзя обвинять в самоубийстве Легасова – нельзя брать грех на душу, но многие из нас, живущих, не поддержали Валерия Алексеевича, не помогли ему в полной мере, не окружили теплотой и заботой. А потому не смогли сберечь его, развеять ту болезнь, которая именуется депрессией. Да и следует помнить: в Чернобыле Легасов получил большую дозу радиации – конечно, никакой непосредственной опасности для жизни она не представляла, но, поверьте, необычайно трудно жить, когда на твоем личном счету десятки бэр… Эти бэры и рентгены вовсе не способствуют нормальному психическому состоянию, а потому к людям с бэрами надо быть вдвое, втрое, в десятки раз внимательнее, добрее, заботливее.

ДЕТЯМ ЧЕРНОБЫЛЯ

Инициатива родилась на страницах «Правды». Как помочь детям, пострадавшим от аварии в Чернобыле? Ответ мы нашли быстро, благодаря письму одного из читателей. Он писал нам, что готов передать ребятишкам из Белоруссии фрукты, которые он выращивает в своем саду. Письмо пришло из Краснодарского края.

Сразу же после публикации письма в редакцию пришла лавина подобных писем. Читал их Виктор Федорович Реут – один из старейших сотрудников «Правды». Теперь он работал у нас в отделе науки.

– Во время войны, – рассказал он, – мы оказывали помощь госпиталям – именно туда отдавали фрукты, которые присылали из Средней Азии. И люди чувствовали тепло людей из далеких республик…

Хорошие идеи в «Правде» поддерживались и реализовывались быстро. Так случилось и на этот раз. Договорились с военными, обратились к руководителям колхозов и совхозов, и вот уже военно-транспортные самолеты загружались ящиками с фруктами в Ташкенте и Алма-Ате, Ереване и Тбилиси, взлетали и брали курс в пострадавшие районы Украины, Белоруссии и России. Для летчиков это были тренировочные полеты, ну а для работников комитета госбезопасности – весьма напряженная работа. Дело в том, что именно сотрудники КГБ встречали каждый рейс, следили за перегрузкой фруктов в машины, которые и развозили их по деревням. Честно говоря, надо было тщательно следить, чтобы посылки из Средней Азии и Кавказа доходили до ребят, которым они и были предназначены.

Более сотни рейсов было осуществлено летом и осенью 1986 года. Тысячи ребятишек впервые в жизни узнали вкус сладких персиков и винограда, гранатов и мандарин. Понятно, что в глухих деревнях их в те времена не было.

Несколько месяцев работники отдела науки «Правды» работали своеобразными диспетчерами, определяя, куда именно должны направляться самолеты с подарками для чернобыльских ребятишек.

В это время родилась еще одна инициатива по поддержке ребят.

Во время поездки в Испанию с Олесем Адамовичем мы встречались с министром здравоохранения. Он поинтересовался, чем именно испанцы могут помочь пострадавшим от аварии. Мы предложили просто принять на месяц ребятишек из пострадавших районов, лечить их не надо, пусть покупаются в море, отдохнут… Первая группа из 100 ребят вскоре отправилась в Испанию. А потом к этой инициативе присоединились многие европейские страны, и тысячи ребят проводили лето в Германии и Италии, Австрии и Швеции, в других странах.

Несколько групп по инициативе «Правды» были направлены в Японию, в Институт Хиросимы, где они были тщательно обследованы.

К сожалению, эти инициативы вскоре превратились в «прибыльный бизнес». Нашлись люди, которые начали зарабатывать на доставке фруктов ребятам – мы уже не могли контролировать и обеспечивать с помощью работников КГБ доставку посылок из Средней Азии, и сразу же появились разные организации со звучным «Чернобыль» в своем названии. Им верили, а они воровали… Да и отправка детей за границу также стала во многом «бизнесом»: формировали группы, куда входили дети чиновников, не имеющие никакого отношения к событиям в Чернобыле. На Западе перестали принимать такие группы, когда стало известно, что одна из них полностью состоит из ленинградских ребятишек…

Кстати, одну из последних групп я отправлял в Италию 19 августа 1991 года. Это были белорусские ребята, они уже добрались до аэродрома в Чкаловском, но самолета не было. Выручил министр обороны Язов, с ним удалось связаться, и он распорядился отправить ребят. Вопреки всем прогнозам, военный самолет окружным путем все-таки добрался до Генуи, где ребят ждали итальянцы…

Ведь отдел науки – Виктор Реут, Алик Федоров, Анатолий Покровский, Андрей Тарасов и Игорь Мосин – принимали самое активное участие в Чернобыльской эпопее, и не сказать об этом я не могу…

БУДЕТ ЛИ АМЕРИКАНСКИЙ ЯЗЫК?

Одну небольшую заметку, опубликованную в «Правде», хочу повторить. И связано это с тем, что нынче наш русский язык заполняется словами абсолютно ему чуждыми. Они приходят с Запада и из Америки, и тут же становятся «родными».