Куйбышев - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе

Седьмое июня. Шрапнель рвется на центральных улицах. Горит элеватор. Перестрелка и рукопашные бои рабочих дружин металлистов и кожевников со скрывавшимися в городе офицерами. Ночью чехословаки захватывают железнодорожный мост через Самарку.

Восьмое июня. Уличные бои. Полыхает мельница Соколова. Горят нефтяные баки. Последним держится клуб коммунистов.

«Мне едва удалось уйти из Самары, — расскажет впоследствии Куйбышев. — Меня обстреливали из пулемета. Меня хотели схватить разъяренные обыватели. Рядом со мной рвались снаряды чехов. Уйти все-таки удалось. Я ушел не один, ушел с руководящей группой большевиков».

Сняты сходни. Выбраны швартовы. Между пристанью и пароходом «София» разливается Волга. Полоска. Полоса.

Отталкивается Куйбышев от берега туго стянутой пружиной. На палубе распрямляется. Десятки рук навстречу.

С верхнего мостика долго — покуда до плеса пароход против течения плицами шлепает, подымается — видно буйство огня. Горит, истекает кровью Самара. Опускает голову Валериан Владимирович. Топит пальцы в лохматой шевелюре.

Должно быть, все еще перед глазами истерзанное, искромсанное тело Франциска Венцека. Едва ли в живых и жена Франциска Серафима Дерябина, губернский комиссар печати. Тяжело болела, температура ниже сорока не опускалась. Головы от подушки не оторвать. Не уйти Серафиме, не спрятаться…

Не больше надежды на новую встречу с Александром Масленниковым, с Павлом Вавиловым[23], друзьями многих лет. Все утро они бок о бок обороняли клуб коммунистов. Когда здание окружили, отрезали, защитники разбились на две группы. Те, кто с Куйбышевым, спустились по водосточной трубе на задний двор. Другие уходили переулком. Пытались уйти…

Пытался и новый товарищ, чех Ярослав Гашек[24]. Что с ним стало? Жив, пробился к своей дружине интернационалистов или пал от руки братьев единокровных? «Изменников» вроде Гашека они карают особенно жестоко.

Наваливается пронизывающая боль. Рвет, раздирает сердце. Город сдан. Товарищи погибли. Жена и сын…

Человеку нельзя без надежды. Маленькой, крохотной надежды. В образе старушки Прасковьи Сергеевны. Она так грозила увезти мальчонку и его мать в слободу к своим родственникам-рыбакам!

Через день-другой в бою у прибрежной деревни Климовки Куйбышев отнимает карабин у командира разведывательного отряда Гая. Идет в первой цепи. У слободы Новодевичьей ложится за пулемет. Нельзя позволить десанту чехов сбить красногвардейцев с крутого берега… У городка Сенгилей в контратаке контужен. Из дела не выходит.

Кто возьмется ответить — хорошо или плохо поступает? Имеет право или нет? Наверняка в полном соответствии с собственным понятием о чести и долге. Долге перед теми, кто пал в Самаре. Кто захвачен в Самаре. Кто не склоняет головы в Самаре.

= 15 =

В пятницу, следующую после падения Самары, пятнадцатого июня; в газете «Известия ВЦИК» декрет за подписью В. Ульянова (Ленина): «Для руководства всеми отрядами и операциями против чехословацкого мятежа и опирающейся на него помещичьей и буржуазной контрреволюции Совет Народных Комиссаров утверждает Революционный военный совет…»

По тому же делу важнейшему с утра восемнадцатого в кабинете Ленина заведующий военным отделом ВЦИК Авель Енукидзе, много лет Ильичу известный, и некий Михаил Тухачевский. По виду совсем юноша. Держится скромно и достаточно уверенно. Прощаясь, говорит: «Отбуду, Владимир Ильич, не позднее завтрашнего дня».

Завтрашним днем и помечен приказ. Приступить к формированию Первой революционной армии. Первой по номеру порядковому, по значению жизненному для Республики, по подвигам ратным. А начинать почти на голом месте. Политическому комиссару Куйбышеву, командующему Тухачевскому, только назначенным. Вскоре съедутся, познакомятся в городе Симбирске.

Тухачевскому еще заезжать в Казань, представляться Муравьеву, главнокомандующему Восточного фронта. К субординации сверхчувствительному. На расправу быстрому… Куйбышеву до Симбирска рукой подать. Можно сразу к делу.

То, что должно составить армию, представляет, в оценке Валериана Владимировича, «…очень неопределенную величину с разбросанным фронтом, с путаными взаимоотношениями между командованием отдельных частей. Отряды и за Бугульмой, и южнее Сенгилея, и у Сызрани, причем на каждом из этих направлений «группы», «фронты», «сводные отряды», неизвестно кому подчиненные».

Инзенский «фронт» с собственным штабом. Присмотришься — один бронированный поезд и двадцать один боец. Включая начальника дивизии, в природе не существующей… Симбирская ударная группа — четыреста добровольцев. Единственный пулемет для них Куйбышев берет взаймы у богатого соседа — независимого отряда восьмидесяти посланцев Казани. У них запас пулеметов, пушки на три батареи. Свой арсенал. Своя стратегия.

Политическому комиссару известны ситуации и поострее. Со стороны вроде бы совсем неправдоподобные. Дружине самарского уроженца Д.[25] поручено контролировать все пароходы, идущие из Астрахани к верховьям Волги через районы, захваченные белочехами. Внезапное сообщение. Люди Д., обыскивая очередной пароход, нашли купцов с большим количеством золота. Трофей по-братски разделили. Куйбышеву верить не хочется. Он вызывает Д. для объяснений.

«Д.: Мы взяли эти деньги для того, чтобы, как падет Советская власть, начать партизанское движение.

К_у_й_б_ы_ш_е_в: Когда падет Советская власть?

Д.: Да как же, чехи берут один город за другим, доберутся до нас. Когда падет Советская власть, наша дружина будет бороться.

К_у_й_б_ы_ш_е_в: Ну, пожалуйте, голубчики, в тюрьму!» Деваться некуда. Подписывает Куйбышев приговор, единственно возможный во фронтовой полосе, — расстрелять Д. и всю его дружину. В те часы опасность смертельная нависает и над Симбирском. С юга и востока приближаются мятежные чехословаки. Чтобы задержать, приостановить наступление, надо взорвать мост и железнодорожные пути на участке особенно уязвимом.

Реввоенсовет обсуждает, кого послать. Подымается Куйбышев: «Я предлагаю послать Д. с его дружиной». — «Как? Да мы только что приговорили их к расстрелу!» — «Мало ли что, но кого вы противопоставите по смелости, по отваге этой дружине?» — «Как же быть с их расстрелом?» — «Пусть купят себе жизнь этой операцией».

Куйбышев едет в тюрьму. Вступает в переговоры с Д. Получает в ответ: «Я свою жизнь не покупаю…»

К_у_й_б_ы_ш_е_в: «Я ему объясняю, что дело не в покупке жизни, а в том, что он завтра будет расстрелян, если не искупит свою вину спасением Симбирска. Д. потребовал совещания со своими дружинниками. Чувствовалось, что он соглашается. Мы разрешили ему свидание с товарищами. Через некоторое время он приходит и говорит: «Я вас правильно понял? Жизнь будет дарована не только мне, но и моим товарищам». — «Конечно, и всем вашим товарищам».

Д. был специалистом подрывного дела. Мы дали ему помощника, точно указали, где и когда они должны произвести взрыв, выпустили всех из тюрьмы и в течение десяти минут отправили походом»[26].

Симбирск еще держится. С утра четвертого июля Куйбышев в ревкоме. С ним гонец самарского подполья Василий Тронин. Стук в дверь. На пороге молодой красивый незнакомец.