Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

— Маленький Гай сказал тебе, что я в прострации от горя.

— Маленький Гай?

— Цезарь. Я не могу избавиться от привычки называть его маленьким Гаем, потому что я вижу его таким — милым маленьким мальчиком, который везде топал за мной и постоянно надоедал.

— Ты очень любишь его.

— До безумия. Но теперь он стал таким великим и важным, что «большая сестра» и «маленький Гай» стало неудобно говорить. Ты кажешься умной женщиной, поэтому я верю, что ты не передашь ему мои слова.

— Я немая и слепая. А еще глухая.

— Жаль, что у него не было настоящего детства. Астма так мучила его, что он не мог общаться с другими мальчиками или обучаться военному делу на Марсовом поле.

Скрибония была озадачена.

— Астма? А что это такое?

— Он дышит со свистом, пока не почернеет лицом. Иногда он почти умирает. О, как страшно это видеть! — Октавия будто снова увидела этот ужас. — Хуже всего, когда в воздухе пыль или когда он находится около лошадей либо возле измельченной соломы. Поэтому Марк Антоний смог сказать, что маленький Гай спрятался в болотах у Филипп и не внес вклада в победу. Правда в том, что была ужасная засуха. А на поле сражения стояло сплошное облако пыли, и росла сухая трава — верная смерть для него. Единственное место, где маленький Гай мог найти спасение, — это болота между равниной и морем. Для него слышать, что он избегает сражения, — большее горе, чем для меня потеря Марцелла. Мне нелегко говорить это, поверь мне.

— Но люди поняли бы, если бы они знали! — воскликнула Скрибония. — Я тоже слышала об этом и думала, что это правда. Разве Цезарь не мог опубликовать памфлет или что-нибудь еще?

— Ему не позволяет гордость. К тому же это было бы неразумно. Люди не хотят иметь старших магистратов, которым грозит ранняя смерть. Кроме того, Антоний первый распустил этот слух, — печально объяснила Октавия. — Он неплохой человек, но у него отменное здоровье, и он не терпит болезненных и слабых. Для Антония астма — это притворство, предлог оправдать трусость. Мы все родственники, но все мы разные, а маленький Гай очень отличается от всех. Он постоянно в напряжении. И астма — следствие этого, как сказал египетский врач, который лечил бога Юлия.

Скрибония вздрогнула.

— Что мне делать в том случае, если он не сможет дышать?

— Возможно, этого больше и не будет, — сказала Октавия, сразу поняв, что ее новая невестка влюбилась в маленького Гая. Она не могла этого предотвратить, но это обязательно приведет к горькому разочарованию. Скрибония была приятной женщиной, но неспособной увлечь ни маленького Гая, ни императора Цезаря. — В Риме он обычно дышит нормально, если нет засухи. Этот год спокойный. Я не волнуюсь о нем, пока он здесь, и ты тоже не должна волноваться. Он знает, что делать, если у него случится приступ, и при нем всегда Агриппа.

— Это тот суровый молодой человек, который стоял рядом с ним на нашей свадьбе?

— Да. Они не похожи на близнецов, — произнесла Октавия с видом человека, разгадывающего головоломку. — Между ними нет соперничества. Скорее, Агриппа словно заполнил пустоту в маленьком Гае. Иногда, когда дети особенно непослушны, я жалею, что не могу раздвоиться. Но маленькому Гаю это удается. У него есть Марк Агриппа. Это его вторая половина.

Прежде чем покинуть дом Октавии, Скрибония увидела детей, за которыми Октавия присматривала, как за своими детьми, и узнала, что в следующий ее визит Атия будет там. Атия, ее свекровь. Скрибония узнавала все больше секретов этой необычной семьи. Как мог Цезарь делать вид, что его мать умерла? Сколь же велики его гордость и высокомерие, если он не сумел извинить вполне понятную оплошность безупречной в других отношениях женщины? По мнению Октавиана, мать императора Цезаря, сына бога, не могла иметь никаких недостатков. Его отношение говорило очень многое о том, чего он ждет от своей жены. Бедные Сервилия Ватия и Клодия, девственницы, обремененные неудовлетворительными с точки зрения морали матерями. Он и сам был таким и предпочел бы видеть Атию мертвой, чем живым доказательством этого.

Идя домой в сопровождении двух огромных, сильных охранников-германцев, она все представляла себе его лицо. Сможет ли она сделать так, чтобы он полюбил ее? О, если бы это удалось! «Завтра, — решила она, — я принесу жертву Юноне Соспите, чтобы забеременеть, и Венере Эруцине, чтобы я понравилась ему в постели, и богине Bona Dea, чтобы между нами была сексуальная гармония, и богу мщения Вейовису на случай, если меня ждет разочарование. И еще богине надежды Спес».

7

Октавиан был в Риме, когда из Брундизия пришло письмо с сообщением, что Марк Антоний с двумя легионами попытался войти в городскую гавань, но его не пустили. Цепь была поднята, на бастионах стояли люди. Жителей Брундизия не интересовало, каким статусом обладает чудовище Антоний и приказывал ли сенат впустить его. Пусть он войдет в Италию в любом другом месте, какое ему нравится, но не через Брундизий. Поскольку единственным другим портом в этом регионе, способным разместить два легиона, оказался Тарент по другую сторону «каблука», расстроенный и разгневанный Антоний вынужден был высадить своих людей в значительно меньших портах вокруг Брундизия, таким образом рассеяв их.

— Наверное, он пошел в Анкону, — сказал Октавиан Агриппе. — Там он мог бы соединиться с Поллионом и Вентидием и сразу двинуться на Рим.

— Если бы он был уверен в Поллионе, то так и сделал бы, — ответил Агриппа, — но он не уверен.

— Значит, ты считаешь, что письмо Планка полно сомнений и недовольства? — помахал листком бумаги Октавиан.

— Да, я так считаю.

— Я тоже, — усмехнулся Октавиан. — Планк сейчас в затруднении: он предпочитает Антония, но хочет иметь возможность в случае необходимости переметнуться на нашу сторону.

— У тебя вокруг Брундизия столько легионов, что Антоний не сможет снова собрать своих людей, пока не прибудет Поллион, а мои шпионы говорят, что этого не произойдет по крайней мере еще один рыночный интервал.

— Нам как раз хватит времени дойти до Брундизия, Агриппа. Наши легионы размещены по ту сторону Минуциевой дороги?

— Размещены идеально. Если Поллион захочет избежать сражения, он пойдет к Беневенту и по Аппиевой дороге.

Октавиан положил перо в держатель, собрал бумаги — переписку с учреждениями и лицами, черновики законов и подробные карты Италии — в аккуратную стопку и поднялся.

— Тогда отправляемся в Брундизий, — сказал он. — Я надеюсь, Меценат и мой Нерва готовы? Как насчет этого нейтрала?

— Если бы ты не похоронил себя под грудой бумаг, Цезарь, ты знал бы, — сказал Агриппа тоном, каким только он мог говорить с Октавианом. — Они готовы уже несколько дней. И Меценат уговорил нейтрального Нерву поехать с нами.

— Отлично!

— Почему он так важен, Цезарь?

— Ну, после того как один брат выбрал Антония, а другой — меня, его нейтралитет стал единственным способом, чтобы фракция Кокцея Нервы могла продолжать существовать, если Антоний и я столкнемся. Нерва Антония умер в Сирии, и это лишило Антония сторонника. Образовалась вакансия, и Луцию Нерве пришлось попотеть в раздумьях, имеет ли он право занять ее. В конце концов он сказал «нет», хотя и меня не выбрал. — Октавиан ухмыльнулся. — Имея властную жену, он привязан к Риму, поэтому сохраняет нейтралитет.

— Все это я знаю, но напрашивается вопрос.

— Ты получишь ответ, если моя схема сработает.

Письмо Октавиана заставило Марка Антония вскочить с удобного афинского ложа.

Дорогой мой Антоний, с большим сожалением передаю тебе новость, только что полученную мной из Дальней Испании. Твой брат Луций умер в Кордубе, недолго пробыв губернатором. Судя по многим сообщениям, которые я читал, он просто умер на месте. Без продолжительной болезни, без боли. Врачи говорят, что смерть наступила в результате кровоизлияния в мозг. Его кремировали в Кордубе, а прах был прислан мне вместе с документами, которые полностью удовлетворили меня во всех отношениях. Прах и бумаги будут у меня до твоего приезда. Пожалуйста, прими мои искренние соболезнования.

Письмо было запечатано кольцом бога Юлия со сфинксом.

Конечно, Антоний не поверил ни единому слову в письме, кроме того факта, что Луций умер. В тот же день он отправился в Патры. На запад Македонии полетели приказы немедленно посадить на корабли два легиона из Аполлонии. Другие восемь легионов должны быть готовы к погрузке на корабли и отправлены в Брундизий, как только он позовет их.

Невыносимо, что Октавиан первый узнал о смерти Луция! И почему до этого письма он ничего не слышал об этом? Антоний читал это послание, как брошенный ему вызов: прах твоего брата в Риме — приди и возьми его, если посмеешь! Посмеет ли он? Он клянется Юпитером Наилучшим Величайшим и всеми богами, что посмеет!