Товарищ Богдан - Борис Раевский

— Печатать газету надо за границей, чтобы царские жандармы не могли разгромить типографию и арестовать редакцию. Из-за границы тайно доставлять газету в Россию. На местах, во всех крупных городах и промышленных центрах, необходимо иметь широкую сеть корреспондентов, которые регулярно сообщали бы в «Искру» о всех событиях в России. Эти же корреспонденты будут получать из-за границы газету и распространять ее в подпольных кружках. Таким образом мы создадим костяк партии.

Иван Васильевич с жадным интересом слушал Ленина.

Ильич резко и энергично продолжал:

— Только такая газета поможет нам создать истинную партию, боевую партию, с сознательной железной дисциплиной, с безусловным подчинением меньшинства большинству…

«Верно, — думал Бабушкин. — Разве это партия, когда один не подчиняется другому и не знает, что делает его сосед? Вот хотя бы у нас в Екатеринославе. Работали на свой страх и риск. Кустарщина…»

Бабушкин горячо поддержал Владимира Ильича и обещал помочь ему.

Была уже поздняя ночь. Пора расходиться.

— С удовольствием оставил бы вас ночевать у себя, — сказал Ильич Ивану Васильевичу. — Но нельзя! Конспирация. Вот, переночуете у товарища. — Владимир Ильич глазами указал на высокого сутулого мужчину.

Тот кивнул.

На прощанье Ильич сказал Бабушкину:

— Вы, Иван Васильевич, будете первым корреспондентом «Искры» по Иваново-Вознесенску, Орехово-Зуеву, Шуе. Это крупнейший центр текстильной промышленности. Там тысячи пролетариев. Для революционера — непочатый край работы.

— Будет исполнено, Николай Петрович, — сказал Бабушкин, по старой привычке называя своего учителя конспиративным именем. — Когда отправляться? Мне еще надо заехать за женой, в Смоленск.

— В Смоленск? — воскликнул Владимир Ильич. — Очень кстати! Перед тем как вы поселитесь в Иваново-Вознесенске, я как раз хотел просить вас побывать в Смоленске. Организуйте там пересыльный пункт. Через Смоленск из-за границы будет идти большая часть «Искры». Вам надлежит наладить дело так, чтобы «Искра» доставлялась в Смоленске и из Смоленска бесперебойно…

Они стояли рядом — Владимир Ильич и Бабушкин: оба невысокие, плотные. Бабушкину было всего двадцать семь лет, а выглядел он — со своими русыми волосами и голубыми глазами — еще моложе. Ильич же, хотя был всего на три года старше Бабушкина, уже полысел и казался солиднее, старше своих лет.

— Все будет исполнено, — повторил Иван Васильевич, на прощанье крепко пожимая руку своему учителю.

Ему хотелось обнять Владимира Ильича: ведь они не виделись уже пять лет и теперь вновь расстаются, наверно, на долгие годы, — Ульянов же уедет за границу издавать там «Искру». Но вокруг были люди, Бабушкин застеснялся и отошел в сторону.

Вскоре в Смоленске в покосившемся домике на Духовной улице появился новый жилец.

— Наконец-то приехал мой муж! — заявила хозяйке Прасковья Никитична. — Задержался он: распродавал свою слесарную мастерскую.

В тот же день Бабушкин пошел бродить по улицам.

Весна уже вступила в свои права. Хотя Смоленск назывался городом, но чем-то он напоминал Псков. Воздух в нем был тоже совсем деревенский: густой, пьянящий. На окраине с огородов также тянуло сладковатым запахом навоза, мычали коровы, кричали петухи, домишки стояли деревянные, с палисадниками и жестяными петухами-вертушками на крышах.

«Нужно устроиться на работу, — думал Бабушкин. — А то попаду на заметку полиции. Да и жить на что-то надо. А главное, — на заводе быстрее свяжусь с рабочими».

Иван Васильевич неторопливо шагал по холмам, на которые карабкались извилистые, узкие, утопающие в старых густых садах улочки Смоленска.

С Днепра тянуло свежестью и прохладой.

Вскоре посреди одной из центральных улиц Бабушкин увидел толпу людей. Они копали ямы, ставили столбы, подтаскивали рельсы.

— Что строите? — полюбопытствовал Иван Васильевич.

— Новейшую достижению — електрическую конку! — ответил землекоп, судя по одежде, недавно приехавший из деревни. — Зовется по-ученому: трам-вам!

Он с трудом разогнул спину и отдыхал, опираясь на лопату.

«А что?! — весело подумал Иван Васильевич. — Видно, судьба мне выпала — позаботиться, чтобы жители Смоленска поменьше били ноги. Буду прокладывать этот самый трам-вам!»

— Мастеровые требуются? — спросил он землекопа.

— Еще как! — вмешался молодой путеукладчик. — И монтеры нужны, и слесари, и землекопы, и кладовщик.

Бабушкин тотчас направился в контору «городового инженера», — так в те годы назывался руководитель работ.

«Попрошусь в инструментальную, кладовщиком, — подумал Бабушкин. — Удобная должность — каждый рабочий ко мне хоть разок да заглянет. Беседуй вволю с кем хочешь!»

— В инструментах разбираешься? — спросил городовой инженер.

— С четырнадцати лет слесарю, — ответил Бабушкин.

— Паспорт?

Бабушкин выложил на стол паспорт.

— Ладно! — сказал инженер. — Так вот, Скворцов, завтра приступай к работе!

— Как прикажете, — ответил Бабушкин.

Паспорт на имя Скворцова был у него всего несколько дней, но Бабушкин не беспокоился. Владимир Ильич заверил его: паспорт сделан на славу. Жандармам не к чему придраться.

На следующее утро в инструментальную кладовую — дощатый сарай, построенный возле трамвайных путей, — пришел новый кладовщик. Он внимательно оглядел свое хозяйство. Сарай был поделен двумя шкафами пополам: в первую комнату-клетушку приходили рабочие, в задней — хранились инструменты.

Бабушкин стал сортировать сваленные в кучу напильники. Потом взял деревянный ящик, разгороженный на восемь отделений, и перебрал все сверла. Тупые, ломаные — откладывал в сторону; хорошие, годные к работе, складывал в ящик по размерам: дюймовые — к дюймовым, в одно отделение, полуторадюймовые — в другое, дюйм с четвертью — в третье…

То и дело хлопала дверь кладовой. С линии приходили монтеры, слесари, землекопы, монтажники. Новый кладовщик быстро выдавал им лопаты, метчики, пилы, напильники и, словно между прочим, с каждым заводил разговор. Начинал он обычно с пустяков: погода вот хорошая, скоро уж лето, сегодня, прямо возле одного столба, электромонтер, подвешивая провода, нашел подснежник. Слово за слово, завязывалась беседа — смотришь, уже не о погоде, а о порядках на строительстве.

Через несколько дней «трамвайщики» привыкли к новому кладовщику, а многие даже подружились с ним.

«Скворцов» был молодой, подвижный, любил пошутить. С недавних пор он стал носить очки. Впрочем, очки больше лежали у него в кармане. Только записывая выданный инструмент, Скворцов надевал их, да и то не всегда.

Очки были простые, в железной оправе. Но стекла в них — необычные, зеленовато-бутылочного цвета. Они не увеличивали и не уменьшали. Впрочем, Ивану Васильевичу и не требовались другие: зрение у него было хорошее. А очки Бабушкин надевал потому, что у него были красноватые, припухлые, очень приметные веки. Иногда не мешало, на всякий случай, скрыть воспаленные веки от излишне любопытного филерского глаза.

В Смоленске Иван Васильевич еще раз убедился, как глубоко прав Владимир Ильич. Городской комитет партии существовал, но действовал он кустарно, не был связан с партийцами других городов и с центром. Даже Ильич не смог дать Бабушкину «явку» в Смоленске.

Первым делом Бабушкин связал местный комитет с Москвой. Вскоре оттуда прибыл чемодан с нелегальной литературой.

Несколько пачек листовок и брошюр, отпечатанных на тонкой, почти прозрачной бумаге, Бабушкин припрятал у себя в кладовой, в ящиках с инструментами.

Назавтра в кладовую пришел пожилой слесарь с небритым, хмурым лицом и маленькой курчавой бородкой.

— Дай-ка мне зубило. А лучше парочку! — сказал он.

Бабушкин пристально оглядел его.

— Говорят, на днях в Днепре громадную щуку выловили, — негромко произнес Иван Васильевич.

Слесарь нисколько не удивился, что кладовщик вдруг заговорил о щуке.

— Точно, — подтвердил он. — Двухметровую.

Бабушкин вышел в заднюю комнату и вынес оттуда деревянную коробку.

Слесарь взял ее и ушел.

Вскоре дверь снова заскрипела. Пришел землекоп.

— Выдай лопату! Моя совсем затупилась. А лучше парочку дай! — сказал он.

Кладовщик почему-то не удивился, зачем землекопу понадобились сразу две лопаты.

— Говорят, на днях в Днепре громадную щуку выловили, — сказал он.

— Точно! — обрадовался землекоп. — Не щука, а целый кит. Два метра ростом!

Бабушкин передал ему новые лопаты в брезентовых чехлах. Потом пришел совсем молодой паренек — плотник.

— Выдай-ка, дяденька, фунт гвоздей, — попросил он.

Почесал в затылке и прибавил:

— А лучше парочку!

Кладовщик снова завел разговор о щуке, потом удалился в заднюю комнату и вынес мешочек.