Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Том II. Книга I - Юрий Александрович Лебедев

«поручить еще раз проверить эти материалы и решить, не была ли допущена ошибка в части разрешения привлеченных к специальным работам указанных лиц».[262]

И Берия (!) не находит более эффективного способа спасти ближайших соратников Курчатова, чем спрятать их на Семипалатинском полигоне и через полгода дать через Сазонова расплывчато-бюрократический ответ генералу Бабкину. Как справедливо оценивает этот случай Горобец,

«Берия, скорее всего, не хотел “засвечиваться” в политическом смысле в пиковый период травли космополитов, проводившейся по инициативе Сталина».[263]

Тем не менее, Лаврентий Павлович был ещё достаточно силён и опытен, чтобы устроить увольнение Коваля из ГРУ в звании рядового и без наград, не проявившего себя ни в каких сражениях.

Это значительно снижало интерес к нему – с точки зрения «органов» Коваль становился «мелкой рыбешкой».

Правда, через четыре года сеть, с помощью которой эти «органы» проводили чистку, стала настолько «мелкоячеистой», что спастись от нее «космополиту» Ковалю стало уже почти невозможно, о чем и свидетельствует описанная ниже история с его письмом о «трудоустройстве» в 1953 г.

И ещё об одном качестве Берии как «менеджера». В июле 1949 года шли последние приготовления к испытанию первой советской атомной бомбы. Для Берии успех этого испытания был буквально жизненно важным. В связи с этим он был погружён в сложнейший клубок административных вопросов, требовавших предельного внимания и сосредоточенности. И при этом он не забыл о судьбе «агента Дельмара»!

Конечно, конкретику бюрократических формальностей увольнения Коваля разрабатывал не он сам, для этого у него были специальные аппаратчики, но принципиальные решения нужно было принять ему.

Окончательное оформление документов проводилось в ГРУ, а тамошние исполнители всё-таки «накосячили» при оформлении военного билета. Что-то было сделано с явными намерениями «замаскировать» личность владельца этого документа – он «не участвовал» в военных действиях, «не имеет» никаких наград, и по званию «рядовой». Но вместе с этим документ содержит записи, которые у любого опытного кадровика вызовут недоумение и потребуют разъяснений.

Почему-то проставлена «липовая» дата призыва (25.10.39 – противоречит документам о приеме в аспирантуру), несуразная по отношению к ней дата принятия присяги (07.11.41 – через два года после призыва!), дата выдачи билета совпадает с датой увольнения (06.07.49), а основанием для увольнения является мифический (или секретный?) Указ ВС СССР.

В военном билете Жоржа Абрамовича сказано: «Демобил. на основании Указа Презид. Верхов. Совета СССР от 4.2. 1947 г. 6.VII. 1949 г.». Но 4 февраля 1947 года не было никакого Указа о демобилизации!

Был Указ о демобилизации от 25 сентября 1945 года: «О демобилизации второй очереди личного состава Красной Армии». И в нём был подходящий для случая Жоржа пункт: «1. Провести демобилизацию второй очереди – десяти последующих старших возрастов рядового и сержантского состава Красной Армии (исключая войска Дальнего Востока)».[264]

Но если ссылаться на него, то было бы налицо нарушение другого пункта этого указа: «3. Демобилизацию личного состава, в соответствии с настоящим Указом, закончить к концу 1945 года».

Так что опытный кадровик, оформляя на работу предъявителя такого документа, должен был пригласить его на беседу, после чего перед ним вставала дилемма – либо просто отказать соискателю, подозревая, что распутывание всех несуразностей принесёт только ненужную головную боль, либо (что более вероятно!) доложить «куда следует» о предъявлении такого документа.

Как бы то ни было, сплетение бюрократических интриг привело к тому, что сразу после окончания процедуры отчёта о командировке, в июле 1949 года Жорж Абрамович Коваль был уволен из ГРУ в звании рядового.

Само увольнение, а не арест, было высшей наградой за проделанную работу, а звание рядового было высшим званием, которое он мог получить в то время.

Конечно, выходя в начале июля 1949 г. из какого-то спецотдела ГРУ с новеньким солдатским военным билетом «на гражданку» в звании рядового без заслуг, Жорж должен был испытывать сложные чувства.

Как разведчику Дельмару ему было очень обидно, что тот опыт, который он копил, работая в Ок-Ридже и Дейтоне, опыт, совершенствование которого придавало в его собственных глазах смысл всей работе в Америке, оказался никому не нужным здесь, в СССР.

А ведь это было совсем не так! Вот что вспоминают сотрудники «Института специальных металлов НКВД (Инспецмет)», занимавшиеся получением металлического урана и плутония с участием немецких специалистов:

« Интересным фактом, описанным в мемуарах наших сотрудников, было то, что из-за отсутствия экспресс-мониторинга радиационной обстановки (мелкосерийное производство приборов в стране было налажено только в 1949 году), немецкие ученые для этих целей использовали древесных жучков, которых в деревянных перекрытиях было много. Жучки реагировали на озон, образующейся в воздухе под действием радиации, и начинали беспорядочную суету. Это значило, что радиационный фон повышен».[265]

Так неужели для налаживания производства приборов контроля радиационной обстановки был не нужен опыт вернувшегося из Ок-Риджа и Дейтона дозиметриста?

Отмечу, что вопросы радиационного контроля в полной мере не были решены и десятилетия спустя. По рассказу одного из ветеранов, работавшего в 60-х годах на Семипалатинском полигоне в должности инженера, тогда при полевых работах в зоне подземных ядерных взрывов (некоторые из которых приводили к вспучиванию и даже выворачиванию грунта) работникам, как рядовым, так и руководящим, не выдавали индивидуальных дозиметров![266]

Приведённый частный пример иллюстрирует гораздо более масштабную проблему безопасности атомной энергетики в целом. Госатомнадзор, системно контролирующий безопасность атомных объектов, появился в СССР только в 1983 году. Причина проста:

«В Советском Союзе атомная энергетика явилась побочным продуктом создания ядерного оружия и поначалу развивалась по законам, характерным для развития соответствующего оружейного комплекса».[267]

А главный закон «военных атомщиков» тоже прост: достигнуть предписанного результата как можно быстрее и любой ценой…

Этот закон Жорж, конечно, знал. Именно поэтому, не зная всех «нюансов» своего увольнения и не представляя себе истинного места добытой им информации в иерархии этапов атомного проекта, он чувствовал обиду на то, что результаты его работы оказались достойны столь низкой оценки. Ему казалось, что они никому ни в чем не помогли, и никому не нужны.

И это чувство обиды усугублялось тем, что в газетах, по радио и даже в его «конторе» он явственно ощущал удушливый запах антисемитизма, тот запах, во многом из-за которого 17 лет назад семейство Ковалей покинуло Америку.

Нет, он не считал, что здесь это надолго, ведь он помнил свои студенческие годы с их духом интернационализма, а потому надеялся, что эта социальная зараза здесь надолго не приживется…