Конт - Ирина Успенская

Прихватив в сопровождающие одного из воинов, охраняющих вход в тюрьму, она спустилась в подземелье. Виктория ожидала увидеть нечто мрачное, грязное, с тяжелым запахом, но ошиблась. И здесь была видна рачительная рука предыдущего хозяина. Камеры закрывались решетками, в коридоре горели факелы, и гулял сквозняк. Берт нашелся в первой же камере, он сидел на соломе и грыз яблоки. А во второй камере женщина заметила черное платье друиды. Она подошла ближе. Ворожея склонилась над лежаком и что-то тихо, нараспев, говорила.

У Виктории заныл желудок, хорошее настроение разом куда-то исчезло, стало неуютно и немного страшновато. Страшно заглянуть за спину друиды, страшно увидеть того, кто бесформенной кучей лежал на грубых досках. Она сжала зубы и, стараясь не шуметь, ступила в освещенную факелами камеру.

– Твою мать…

Ворожея подняла на конта лицо.

– Он отрезал ей ступни. Хорошо хоть прижечь успели. Я затянула кости кожей и зашила, но не знаю…

– Выживет?

– Зачем ей жить? Она рабыня. Калека. Если только в портовый бордель продать, там любят калек.

– Конт, – выталкивая вместе с хриплым дыханием короткие слова, прошептала несчастная. Молодая и, наверное, когда-то очень красивая, но сейчас ее лицо было сплошным опухшим синяком. – Кир… хозяин… господин… все сделаю… все что угодно… ползать буду… нужник чистить… только не гоните. Девочка моя! Девочка у вас!

– Какая девочка? – растерялся конт, глядя на рабыню с болью и не желая верить собственным глазам.

– Дочку ее продали работорговцам. Она и побежала догонять, да в Выселях сказали, что ты купил девочку, – пояснила друида глухим голосом.

– Я? – Что-то она сегодня тупит, видать, день был слишком насыщенный.

– Кир Алан, это кто-то из малых, которых с нашими пацанами отдали, – раздался из коридора голос Берта.

– Три годочка… беленькая… Аниська, – хрипя слова на выдохе, словно в бреду, просила рабыня. – Моя малышка… единственная моя… кровиночка… родненькая… Как же она без меня? Не разлучайте!

– Все будет хорошо, – буркнул конт и пулей выскочил из камеры.

Это невыносимо! Просто невыносимо! Грудь Виктории разрывало от боли, от чужой боли, которую она никогда не сможет забыть.

Конт выбежал на улицу, стал у стены, уперся в нее руками и лбом и замер, тихо матерясь по-русски.

Спустя несколько минут он подозвал к себе переминающегося в стороне и шмыгающего носом Берта.

– Пусть ее разместят в пристройке. Если в тюрьме есть еще рабы, выпусти. Скажи друиде, чтобы присмотрела за ними. И найди ее дочь! Только не тащи ребенка, пока она в таком состоянии. Пусть ее помоют, переоденут, тогда приводи. Чтобы не испугать девочку.

Берт ушел, а Виктория так и стояла у стены, глядя на небо и жадно хватая ртом прохладный воздух. Голова была пуста, но она никак не могла согнать с глаз влажную пелену, в которой плавало избитое молодое женское лицо. Здесь ее и нашел брат Алвис.

– Кир Алан, у меня плохие новости.

– Кто бы сомневался! – попытался сыронизировать конт.

– Кирена Литина не причастна к смерти ваших ублюдков, и она не знает, кто сталкивал камень с горы.

– Ты ей веришь?

– Искореняющим не лгут, кир Алан.

Виктория кивнула. Она так и думала. Иначе было бы слишком просто.

– Брат Искореняющий, завтра мы едем на охоту, но перед этим мне хотелось бы исповедоваться, – с кровожадной улыбкой повернулся к ксену Алан.

– Прямо здесь?

Ого! В голосе удивление?

– Прямо сейчас!

– Я слушаю вас, кир Алан.

– Хочу признаться в убийстве барона Линя. – Конт широко усмехнулся.

– Когда вы успели? – недоверчиво воскликнул ксен.

Неужели ей удалось его удивить?

– В ближайшее время, брат Алвис.

Виктория вернулась в кабинет. Берт уже зажег белые толстые свечи в напольных кованых канделябрах, которые давали неровный свет достаточной силы для того, чтобы можно было читать.

– Берт, мне нужны карты местности. Пусть Рэй принесет.

Глаза щипало, и конт, потерев их, с удивлением понял, что на пальцах осталась влага. Слезы? Виктория никак не могла избавиться от наваждения – избитая, изуродованная женщина, вся вина которой – любовь к собственному ребенку. А ведь у всех ее рабов были матери.

– Берт, куда деваются пожилые рабы? У нас нет ни одного старика.

– Ваш отец, кир, продавал рабов, когда они достигали возраста сорока пяти лет.

– А дети откуда?

– Большинство отдано за долги. Покупать маленьких – невыгодно, а ваш батюшка умел считать деньги. Ольта продали родители, сказали, что кормить нечем, а Тура кир выкупил у проезжавшего мимо дворянина. Говорят, его отца казнили, а семью продали в рабство. Да кто теперь узнает правду?

– А что, ни разу не было такого, чтобы у рабов рождались дети?

– Отчего же не было? Было пару раз, – потупился Берт, – но вы объяснили всем, что впредь не потерпите подобного, а старый конт вас поддержал.

– И?

– И с тех пор ни разу не было, – уклончиво ответил слуга, покосившись на руку конта, в которой у того был зажат нож для заточки перьев. – Кир Алан, если вы все забыли, то стоит ли об этом вспоминать?

Парень сглотнул, словно его затошнило от воспоминаний, и угрюмо уставился в пол. Виктории как-то расхотелось знать, что реципиент сделал с ослушавшимися рабами. У двери раздался низкий голос Рэя:

– Не думайте о прошлом, кир Алан, думайте о будущем. Если Ирий лишил памяти, значит, так и нужно, и не нам идти наперекор его воле. Не ищите ответов в прошлом, живите здесь и сейчас.

И это верно.

Капитан вывалил на стол рулоны толстой бумаги. Спустя несколько секунд Виктория с легким трепетом склонилась над первой картой.

– Эту карту ваш отец получил вместе с дарственной на земли. – Рэй ткнул пальцем в небольшой обтрепанный лист.

Да уж… На белом фоне вычерчен кривой овал, разделенный на три части. На самой большой – средней – части крестиками помечены четыре деревни и два хутора, рядом от руки написаны названия и в скобках – количество проживающих людей. Сбоку нарисована башенка, изображающая Кровь. Пунктиром проведены границы между владениями, горы обозначены зигзагом, леса палочками. Земли, окружающие контство, обозначены как баронство Линь и баронство Роган, толстой кривой линией начерчена дорога, которую пересекают несколькими линий потоньше. Причем начинается дорога от пустого места за овалом и на пустом же месте заканчивается.

– Это что?

– Карта ваших земель, кир, – вздохнул Рэй. – Здесь, на фронтире, у всех такие. Только собственные владения и владения соседей. Я так мыслю, что остерегаются рисовальщики карт сюда соваться, вот и нет точной информации. Место опасное – игуши, беглые, разбойники, да и сосланные семьи не отличаются миролюбивым нравом. Зачем же лишний раз рисковать? А Наместнику пока эти территории ни к чему. Сами видите, горы, леса и ничего ценного, земли плодородной мало, чуть копни глубже, сразу на камень наткнешься. Погода опять же – то засуха, то дожди, то морозы и снег по пояс. Да что я вам рассказываю, словно вы не знаете?

Ага, как же! Просто Наместник перестраховывается, выдавая ссыльным дворянам минимум сведений.

– А другой карты нет? – недовольно пробурчал конт, и Рэй развернул следующий лист.

Они находились на небольшом материке или на очень большом острове. Большую часть суши занимали горы. Всего на карте было отмечено четыре крупных государства и множество мелких территорий, никак не тянувших на страны. Расстояние определить оказалось сложно, карта давала лишь общее представление. Часть территорий на востоке была нанесена в виде белых пятен, обведенных красными линиями. Фронтир. Еще несколько карт ничем не отличались от предыдущей, просто на некоторых были изображены дороги и отмечены крупные населенные пункты.

Виктория только скептически хмыкнула, вспоминая подробную карту Искореняющего. Нужно найти способ снять с нее копию. Очень хотелось бы иметь выход к морю. Море – это рыба, а может быть, и жемчуг.

– Рэй, а отчего рыбы в замке нет? Море же под боком.

– Не так уж и под боком, кир Алан. Ежели через горы, то два дня пути через баронство вашего друга кира Кайрата. Да и море там такое, что… – Он махнул рукой. – А рыбку купцы возят. Засоленную, но, коли хотите, и живой закажем. Только возят ее от южного берега, через перевал. Там можно в море выходить, а тут скалы.

Ясно. Но посмотреть нужно.

– Так у барона Линя есть выход к морю?

Рэй кивнул.

Виктория потерла переносицу, отодвигая в сторону исписанный лист бумаги. Скептически осмотрела труд нескольких последних часов, параллельно порадовалась всего двум поставленным кляксам – похоже, она наконец освоила перо. Не хватало света, постоянно возникало желание встать и нашарить на стене привычный выключатель. Виктория тяжело вздохнула, дала себе зарок стараться не писать при неровном свете свечей – не хотелось зрение портить. Машинально вытерла запачканные в чернилах пальцы и еще раз перечитала написанные мелким почерком строки. План на ближайшее время. Очень насыщенный план.